Продолжение повествования "Страсти по Наполеону в трех эпизодах", начатого в материале "Император на Святой земле".
Нельзя не сознаться, — продолжал князь Андрей, — Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
«Война и мир»
Н. Гутман, «Наполеон посещает чумных больных в Яффо»
Современный турист, гуляющий по старому Яффо, натыкается на упоминания о Наполеоне на каждом шагу: это и расставленные там и сям фигурки, увенчанные знаменитой треуголкой, с которыми можно сфотографироваться в обнимку, и «наполеоновские» бронзовые пушки, направленные в сторону моря, и таблички, заботливо отмечающие те места, где стояла французская артиллерия, где французы прорвали стены, где они вступили в город и т.д. Можно подумать, что захват Яффо французами явился краеугольным событием в истории этого города, а не незначительным эпизодом, как на самом деле. Французские войска стояли в городе всего несколько месяцев, а сам Наполеон всего несколько дней. И главным деянием французов была ужасающая резня, которую они устроили после взятия города. Так что казалось бы, об этом коротком и кровавом эпизоде лучше бы забыть, но бренд есть бренд.
В Акко Наполеон не был вообще (по крайней мере в Старом городе), и уж точно ничего хорошего не сделал, тем не менее, в самой высокой точке современного Акко установлена фигурка корсиканца, сидящего на вздыбленном коне, и держащего в руках израильский флаг. Трудно сказать, что имели в виду муниципальные власти, но бело-голубой стяг со щитом Давида, все же имеет к французскому императору некоторое отношение.
20 апреля 1799 года, находясь под стенами Акко, Наполеон публикует следующий любопытный документ:
«Прокламация к Еврейской нации.
Штаб-квартира. Иерусалим, 1 флореаля VII года Французской республики.
От Бонапарта, главнокомандующего армиями Французской Республики в Африке и Азии, – законным наследникам Палестины: Израильтяне – уникальный народ, на протяжении тысячелетий лишенный земли своих предков, отнятой завоевателями и тиранами, но не утративший ни своего имени, ни национального существования! Внимательные и беспристрастные наблюдатели судеб народов, даже если они не обладают провидческим даром Израиля и Иоиля, убедились в справедливости предсказаний великих пророков, возвестивших накануне разрушения Сиона, что дети Господа вернутся на родину с радостным восклицанием и «они найдут радость и веселие, а печаль и воздыхание удалятся» (книга пророка Исайи, 35, 10).
Восстаньте в радости, изгнанные! Эта беспримерная в истории война начата во имя самозащиты народом, чьи наследственные земли рассматривались его врагами в качестве добычи, которую лишь надо разодрать.
Теперь этот народ мстит за два тысячелетия бесчестия. Хотя эпоха и обстоятельства кажутся малоблагоприятными для утверждения или хотя бы выражения ваших требований, это война, против всяких ожиданий, предлагает вам достояние Израилево.
Провидение направило меня сюда во главе молодой армии, ведомой справедливостью и несущей победы. Моя штаб-квартира развернута в Иерусалиме, а через несколько дней я буду в Дамаске, близость которого не будет более угрозой для города Давида.
Законные наследники Палестины!
Великая нация, не торгующая людьми и странами подобно тем, кто продал ваших предков всем народам, не призывает вас отвоевать ваше достояние. Нет, она предлагает вам просто взять то, что она уже отвоевала, с ее помощью и с ее разрешения оставаться хозяевами этой земли и хранить ее наперекор всем врагам.
Поднимайтесь! Покажите, что вся мощь ваших угнетателей не смогла убить мужество в наследниках героев, которые сделали бы честь Спарте и Риму.
Покажите, что два тысячелетия рабства не смогли удушить это мужество.
Поспешите! Настал час! Пришел момент, который не повторится, может быть, еще тысячу лет, – потребовать восстановления ваших гражданских прав, вашего места среди народов мира.
У вас будет право на политическое существование – как нации в ряду других наций. У вас будет право свободно славить имя Господа Бога вашего, как того требует ваша религия (книга пророка Иоиля, 4, 20)».
Обратите внимание, обращение исходит якобы из Иерусалима, несмотря на то, что Наполеон находится под стенами Акко, а в Иерусалиме никогда в жизни не был. Но Иерусалим это сильный союзник, а такая мелочь, как несоответствие истине нашего героя никогда не смущала. Этот документ иногда в шутку называют первой израильской декларацией независимости. Впрочем, не нужно торопиться записывать Наполеона в провозвестники сионизма. Он всегда пытался привлечь на свою сторону меньшинства, и с этой целью, будучи в Египте, обещал принять ислам, а позднее, в Европе, заигрывал с итальянцами и поляками, обещая им независимость, а вторгнувшись в Россию, объявил о намерении освободить русских крестьян. Своё истинное отношение к евреям Наполеон выразит позднее, на острове Святой Елены: «Евреи — это подлый, трусливый и жестокий народ. Они, как гусеницы или саранча, которые поедают Францию. Я хотел сделать из них нацию граждан, но они негодны ни к чему кроме торговли подержанным добром».
Акко был ключевым моментом египетского похода Наполеона, а возможно и всей его судьбы (см. первую часть), Яффо же был рядовым эпизодом. Это с точки зрения истории. Но для биографа Наполеона Яффо несравненно интересней, поскольку с ним связанны три известнейших и очень спорных эпизода его биографии.
Эпизод первый: пленные.
После того, как французская армия врывается в город, большой отряд турецких солдат (около двух тысяч) укрывается в цитадели. Перед Наполеоном нешуточная проблема. Штурм цитадели, защищаемой большим гарнизоном, который наверняка будет сражаться с яростью отчаяния, может дорого обойтись его маленькой армии. Впереди – грандиозные планы, пополнений не предвидится, и он просто не может себе позволить большие потери. С другой стороны, продолжить двигаться на север, и оставить две тысячи турецких солдат сидеть в цитадели посреди Яффо, который необходим ему как морские ворота, тоже не представлялось возможным.
Из этого непростого положения полководца вывели два офицера-парламентера, которые предложили гарнизону цитадели сдаться, обещав сохранить им жизнь. Турки согласились.
Но, выйдя из одной непростой ситуации, Наполеон попал в другую: что ему делать с таким количеством пленных? Оставить их в городе, а самому уйти – невозможно. Чтобы отправить их в Египет, нужно выделить внушительный конвой, чего он не мог себе позволить. Отпустить под честное слово – они присоединятся к врагу, честному слову турок он не верил. После трёх дней мучительных колебаний, Наполеон, наконец, принимает решение. Пленных выводят на берег и расстреливают. На определенном этапе казни, французы устают расстреливать такую массу людей, а может просто решают сэкономить боеприпасы, поэтому оставшихся, со связанными руками, просто штыками загоняют в море.
Несмотря на то, что Наполеон был инициатором целого ряда войн и прямо или косвенно причастен к смерти сотен тысяч людей, он не вошел в мировую историю кровавым чудовищем, как вошли, скажем, Атилла или Чингиз-хан. Несмотря ни на что, его образ подернут неким романтичным флером. И только двух поступков ему так и не смогли простить: казни герцога Энгиенского и убийства пленных в Яффо. Не столько даже самого убийства, сколько нарушения данного слова. Герою позволено быть жестоким, но не позволено быть бесчестным (иначе какой же он герой!). Наполеон пытался оправдаться тем, что парламентеры, якобы, не были уполномочены обещать осажденным жизнь, и действовали на свой страх и риск, а ему пришлось расхлебывать. Было ли это действительно так, или это только попытка оправдать задним числом поступок, оправдать который невозможно?
Нужно сказать, что Наполеон никогда не совершал жестокостей ради жестокостей. Он не громоздил пирамиды из человеческих черепов, как Тамерлан, не сравнивал с землей города, как Чингиз-хан, не был подвержен диким приступам безудержной ярости, как Александр, но человеческие жизни не стоили для него ничего, и если жестокость могла послужить его целям, он не останавливался перед жестокостью. Наполеон, наверняка, не позволил бы себе расстрелять пленных, будь он в Европе. Но здесь, на задворках мира, да еще и с мусульманами, он мог не церемониться.
Эпизод второй: больные
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ,-
я каждый день иду к зачумленным
по тысячам русских Яфф!
Маяковский
Вскоре после захвата Яффо, французские солдаты стали умирать от болезни, начинавшейся с появления бубонов в нижней части живота. По городу поползло страшное слово: «чума!». Наполеон понимал, что не менее важно, чем бороться с болезнью, было прекратить панику. Он велит распространить среди солдат слух, что речь идет о «бубонной лихорадке», и чтобы утвердить солдат в этом мнении, посещает больных, расположенных в армянском монастыре. Он проходит между койками, говорит с зачумленными (сам Наполеон прекрасно понимал о чем на самом деле идет речь), пожимает им руки, в его присутствии вскрывают бубоны, он собственноручно помогает внести носилки.
Паника была остановлена.
Посещение зачумленных в Яффском монастыре произвело сильнейшее впечатление на современников и потомков и стало важной составляющей мифа о Наполеоне.
По поводу наполеоновской храбрости можно сказать то же, что и по поводу его жестокости: он не был храбрым ради храбрости. В ту эпоху храбростью бравировали. Во время Бородинского сражения, генерал Милорадович поставил табурет в том месте, где перекрещивался огонь двух неприятельских батарей, и приказал подать себе обед. Наполеон никогда не стал бы рисковать своей бесценной жизнью, чтобы покрасоваться перед кем бы то ни было. Но когда риск был, по его представлению, необходим – он не колебался. Так он лично поднял в атаку солдат на Аркольском мосту, под убийственным картечным огнем, и так он подал руку чуме. В обоих случаях он точно знал, что делал.
Эпизод третий: раненые
Уходя из Яффо, французы были вынуждены оставить особо тяжелых раненых и больных, чья транспортировка была немыслима. Они уже поступили так в Хайфе. Очевидцы описывали невыносимое зрелище раненых, ковыляющих за отступающей армией и умолявших не оставлять их. Многие из них умерли на дороге, а оставшиеся в городе, в монастыре кармелитов, были вырезаны турками.
Для того, чтобы подобное не повторилось, Наполеон приказал дать остающимся смертельную дозу опиума. Этот приказ вызвал многочисленные упреки в бесчеловечности и безнравственности, хотя в отличии от двух предыдущих эпизодов, где его действиями руководил холодный расчет, здесь у Наполеона проявляется и что-то человеческое: забота о своих солдатах. Иногда забота заключается в том, чтобы облегчить смерть. И он сделал это, не побоявшись упреков (как, впрочем, он не боялся их расстреливая пленных). Мог просто уйти, предоставив раненых их участи, и никто бы об этом не вспомнил, как никто не вспоминает то, что произошло в Хайфе.
Наполеон ушел из Яффо в Египет, где совершил свой последний неблаговидный поступок в этом злосчастном походе: бросил армию, оказавшуюся в Египте из-за затеянной им же авантюры, и отплыл во Францию, навстречу своей судьбе.
Несколько слов о судьбе
Гулять под прицелом стрелка и не быть сраженным стрелой – это и есть судьба.
Чжуан-цзы
«Какой роман моя жизнь!», — скажет Наполеон на острове Святой Елены. На протяжении всей жизни он свято верил в свою путеводную звезду, в то, что он предназначен для некоей великой миссии, и пока он эту миссию не исполнит, с ним ничего не может случиться.
И действительно, глядя на его судьбу, невозможно отделаться от мысли о роке, предопределении. И египетский поход иллюстрирует это с особенной наглядностью. Он мог закончиться не начавшись, если бы французский флот, перевозивший наполеоновскую армию через Средиземное море, столкнулся с английской эскадрой, специально караулившей его. Но, благодаря целому ряду случайностей, ошибок и недопониманий, Нельсон дважды упускает добычу, идущую ему прямо в руки, и настигает французский флот только в бухте Абукира, когда армия во главе со своим роковым полководцем уже благополучно высажена на берег.
Бросив армию в Египте, Наполеон вторично пересекает Средиземное море, на котором хозяйничают англичане. И снова ему удается благополучно проскочить.
При осаде Яффо пуля пролетит в сантиметрах над его головой и убьет стоящего за ним высокого полковника. «Вот уже второй раз, как маленький рост спасает мне жизнь». Пули, ядра, адмирал Нельсон и сама чума бессильны перед судьбой этого человека. И даже его неудачи, как мы смогли убедится на примере Акко, идут ему на пользу.
Все это до тех пор, пока миссия, в чем бы она ни заключалась, не будет выполнена. После этого судьба равнодушно отворачивается от него. Ватерлоо становится зеркальным отражением битвы при Маренго. Тогда подоспевший в последний момент Дезе превращает поражение в победу. При Маренго его звезда была еще с ним. При Ватерлоо звезда заходит. Ему не везет ни в чем, и, как последний аккорд, запоздавший Груши превращает победу, которая все равно ничего бы не решила, в поражение, которое становится концом.
Иллюстрация: "Bonaparte Visiting the Pesthouse in Jaffa", Wikipedia
