Загадка трех звездочек после "К"

6 июня – день рождения Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837)

Давид ХАХАМ

Я несколько раз в своей жизни экспериментировал подобным образом и советую повторить мой опыт: в компании или в приватной беседе просить ваших товарищей назвать самое известное стихотворение Пушкина. Ответ, как правило, будет один – «Я помню чудное мгновенье…». А потом друзья вам непременно расскажут, что это стихотворение было посвящено Анне Петровне Керн (в девичестве – Полторацкой, 1880-1879), что Пушкин подарил ей это стихотворение вместе с первой (по утверждению Керн – второй – Д.Х.) главой «Евгения Онегина», полученной им из типографии и ещё даже не разрезанной, что произошло это событие в Михайловском (а может – и в Тригорском) в момент расставания с Анной Керн 19 июля 1825 года, уезжавшей от родственников Осиповых-Вульф вместе с их дочерью Анной к мужу, генералу Ермолаю Керну, герою Отечественной войны 1812 года, служившему комендантом в Рижской крепости. А ещё собеседники, вероятно, расскажут, что Анна Петровна Керн до конца своих дней утверждала, что это стихотворение было посвящено именно ей… Ваши собеседники не виноваты: их так научили – в школе и в вузе, им сообщали об этом на пушкинских вечерах и на концертах, где звучал романс Михаила Глинки… Более 170 лет продолжалось это литературное заблуждение, пока в 1999 году не появилось первое издание книги Ларисы Васильевой «Жена и муза», где эта известная советская и российская поэтесса, прозаик и драматург, ссылаясь на мнение многолетнего хранителя Пушкиногорья Семёна Степановича Гейченко (1903-1993), сообщила, что все шесть стихотворений с посвящением загадочной "***" плюс седьмое четверостишие с посвящением «К А.Б.», датируемое 1817-1820 годами, обращены к тогдашней императрице Елизавете Алексеевне (германской принцессе Луизе-Марии-Августе Ба́денской, 1779 − 4.5.1826), которую юный Пушкин, будучи моложе на 20 лет, увидел в день открытия лицея 19 октября 1811 года, затем ежегодно на экзаменах и в день окончания лицея, а в 1826 году узнал о её, якобы, скоропостижной смерти… Пушкин не только видел её на экзаменах, но и, возможно, был даже ей представлен. Как указывает Пушкинская энциклопедия (ПЭ) 1999 года (с.289), в «Программе автобиографии» Пушкин записал: «Государыня в Царском Селе» (1813). Е.А. посвящено (вписано в альбом) стихотворение Пушкина «На лире скромной, благородной…» (1818), где отразились идеи умеренной оппозиции, группировавшейся вокруг Е.А. (Фёдор Глинка, Николай Тургенев,Никита Муравьёв, Николай Карамзин и другие). В письме от 23 февраля 1825 года Е.А. благодарила Карамзина за присылку «новой поэмы Пушкина», чтение которой ей доставило «удовольствие» (по-видимому, речь шла о 1-й главе «Евгения Онегина», поступившей в продажу 21 февраля 1825 года. Вот и составители Пушкинской энциклопедии в 1999 году ещё не верили, что произведений, посвящённых Е.А., у Пушкина было гораздо больше. Именно ей адресовал Пушкин эти свои стихотворения. Музой Пушкина не могла быть «вавилонская блудница» Анна Керн, как однажды поэт насмешливо назвал её в письме от 7 мая 1826 года к Алексею Вульфу: «…что делает Вавилонская блудница Ан.<на> Петр.<овна>?»). В русской светской литературе XIX−XX веков под «вавилонской блудницей» явно понималось другое выражение − «развратная женщина».  Таким образом, можно сделать вывод, что музой юного поэта могла быть только царственная особа, к тому же  достаточно молодая, красивая и умная… А почему сам Гейченко не написал об этом? Думаю, что он, «сын своего времени», участник ВОВ, член КПСС с 1955 года, Герой соцтруда с 1983-го, заслуженный работник культуры, многолетний (с 1949 года) хранитель Пушкиногорья, русский советский писатель, пушкинист, имевший большой авторитет среди учёных и простых почитателей великого поэта, не взял на себя смелости разрушить сложившийся имидж Пушкина как борца с самодержавием, критика существующего строя и вообще – российской монархии…В общем, в духе идеологии 1920-1930-х годов: «Кто не с нами – тот против нас!». Согласно трактовке, известной с начала 1920-х годов, Пушкин был «наш» и шёл «через социализм прямиком в коммунизм» вместе с нами. А тут запускается в «народные массы» новый «мессэдж»: оказывается, музой Пушкина была царица, угнетавшая народ… В общем, Гейченко не решился. А Лариса Васильева в «эпоху гласности и перестройки» решилась и донесла его точку зрения до «масс»… Но вот беда: «массы» ей так до сих пор и не поверили. Хотя существует тому масса доказательств…

***

Начнём, однако, с первого стихотворения с названием«К ***». Согласно хронологии (довольно условной), речь идёт о стихотворении с первой строчкой «Не спрашивай, зачем унылой думой…», которое было включено в собрание стихотворений Пушкина, созданных в 1817 году, сразу же после окончания лицея. Комментариев к нему я не нашёл. Ямбический стих, уложенный в 12-строчную элегию, четырежды повторенный риторический вопрос «зачем» (в некоторых изданиях префикс «за» пишется раздельно, как предлог) и шесть утвердительных печальных ответов, среди которых выделяются утверждения о том, что поэт «никого не называет милой», что тот, кто хотя бы раз любил, «уж не полюбит вновь; кто счастье знал, уж не узнает счастья», что блаженство нам дано на краткий миг, а«от юности, от нег и сладострастья останется уныние одно…». Интересно отметить, что, несмотря на многолетнюю безымянность этого адресата лирики Пушкина (иногда называют всю ту же Анну Керн), многие композиторы и аранжировщики положили чудные стихи на музыку. Известны, по крайней мере, шесть романсов: Николая Сергеевича Титова (1834), Александра Сергеевича Даргомыжского (1862), Виктора Сергеевича Калинникова (1915), Александра Тихоновича Гречанинова (1922), Александра Ильича Шусера (1936), Исаака Иосифовича Шварца (с посвящением Светлане Эмильевне Таировой из кинофильма «Станционный смотритель», снятого в 1972 году Сергеем Соловьёвым)… И, конечно же, если учесть, что адресат этого стихотворения – сама императрица, то становится понятной грусть и тоска юного 18-летнего поэта: слишком высоким и недосягаемым оказался идеал его любви…

Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди забав я часто омрачен,
Зачем на всё подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;

Не спрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой —
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;

Кто счастье знал, уж не узнает счастья.
На краткой миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно…

Второе стихотворение – «Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный…» − четверостишие, датированное мартом 1817 – ноябрём 1818 годов. Анну Керн Пушкин в это время ещё не знал, а в лицее в то время шли выпускные экзамены, и Елизавета Алексеевна постоянно там появлялась. И то, что наблюдал выпускник Пушкин, видя, пусть даже издалека, свою музу, передаётся в настроении его четверостишия…

Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный,
Без томной робости твой ловит светлый взор,
Движенья милые, игривый разговор
И след улыбки незабвенной.

Интересны комментарии к этому четверостишию. Печатается по автографу, хранящемуся в Московской публичной библиотеке («Ленинке»). При жизни Пушкина напечатано не было. Впервые опубликовано Павлом Анненковым (первым издателем и биографом Пушкина) в «Материалах для биографии Пушкина» (Сочинения Пушкина.Изд. Анненкова, т. I, 1855, стр. 346). В собрания сочинений Пушкина входит, начиная с первого издания под редакцией Григория Геннади (1826-1880, библиографа, издателя, коллекционера), т. З, 1859. Но вот в 10-томном собрании сочинений Пушкина 1974-1976 годов нахожу такие комментарии Дмитрия Благого и Татьяны Цявловской:  «Написано на мотивы начальной строфы Второй оды древнегреческой поэтессы Сафо (конец VII − начало VI веков до н. э.). Оригиналом оды, которую переводил и Василий Жуковский в 1806 году («Блажен, кто близ тебя одной тобой пылает…»), явился для Пушкина, вероятно, французский перевод Никола Буало». Вот как далеко заглянули наши пушкинисты, а ту, кто спрятался за шифровкой "К***", не разглядели…Или не захотели разглядеть?

***

К циклу, состоящему из шести стихотворений Пушкина, помеченных посвящением и большой буквой "К" и тремя звёздочками, во всех собраниях сочинений примыкает четверостишие с посвящением «К.А.Б***» и начальной строкой «Чем можем наскоро стихами молвить ей?..». Вот весь его текст:

В некоторых изданиях указано: «Напечатано в собрании стихотворений Пушкина 1826 года. См. четверостишие Державина «В. В. Энгельгардт» (1780) с подобной же концовкой. Не совсем ясно, почему комментатор вспомнил именно её, княгиню Варвару Васильевну Голицыну, урождённую Энгельгардт (1757−1815) − племянницу и любовницу князя Григория Потёмкина, фрейлину императрицы Екатерины II, переводчицу с французского языка, и, тем более, − четверостишие Державина, совершенно не похожее на четверостишие Пушкина:

Благоприятный нрав,
черты твои прекрасны
Обворажают всех в единый
миг тобой;
Без рассуждения сердца
тебе подвластны,
И с рассуждением всем плен
приятен твой.

Хотя вполне допускаю, что речь идёт о другом четверостишии 1780 года (при этом стоит дата 1779 год). Пушкин иногда, действительно, подражал Державину (вспомним, к примеру, «Первое письмо Татьяны к Онегину» как подражание монолога Мариамны из трагедии Державина «Ирод и Мариамна». Однако в большинстве собраний сочинений это стихотворение-четверостишие печатается, как правило, без комментариев, но обязательно приводится посвящение Пушкина либо с точками после каждой буквы (К.А.Б.), либо без точки после буквы «К»: (К А.Б.). Это указывает ясно на то, что пушкинисты не знали и не знают до сих пор данного адресата лирики Пушкина. Выскажу осторожное предположение, исходя из версии Гейченко-Васильевой, что здесь опять же речь идёт о музе поэта, и посвящение «К А.Б.» может быть расшифровано как «К Августе Ба́денской». Датируется июнем (не ранее 11-го) 1817 года вплоть до 1819 года, предположительно, − не позднее ноября. Впервые напечатано в собрании стихотворений Пушкина 1826 года на стр. 111 в отделе «Эпиграммы и надписи».В ПСС 1947 года в 3-м слове приставка «на» напечатана раздельно как предлог − «на скоро». Но всё это – полиграфические замечания, а то, что касается идейно-содержательной стороны четверостишия, вы не найдёте нигде. Между тем, тут можно отметить, что перед нами – шестистопный ямб, перемежающийся с четырехстопным, первая строка указывает на множественное число говорящих, все остальные три строки – на единственное число. Первая строка – это вопрос, остальные три – утверждение и ответ, причём третья и четвёртая строки как бы дополняют друг друга и утверждают автора в его правоте: «Что можем наскоро стихами молвить ей?//Мне истина всего дороже.//Подумать не успев, скажу: ты всех милей;/подумав, я скажу всё то же//». Конечно же, четверостишие может рассматриваться и как эпиграмма, и как афоризм, но, прежде всего, перед нами – очередное любовное признание Поэта своей Музе…

***

Третье стихотворение цикла, судя по первой строчке, называется «Зачем безвременную скуку…». Тот же четырехстопный ямбический стих, как и во втором стихотворении, уложенный в ту же 12-строчную элегию, написанную в виде трёх риторических вопросов и семи печальных, ни от кого не ожидаемых ответов…

Зачем безвременную скуку
Зловещей думою питать,
И неизбежную разлуку
В унынье робком ожидать?
И так уж близок день страданья!
Один, в тиши пустых полей,
Ты будешь звать воспоминанья
Потерянных тобою дней!
Тогда изгнаньем и могилой,
Несчастный! будешь ты готов
Купить хоть слово девы милой,
Хоть легкий шум ее шагов.

Это ему, поэту Пушкину, предстоит испытать день страдания; это он, одинокий, в тиши пустых полей, будет обращаться к воспоминаниям о потерянных днях (конечно, перед нами – поэтическая метафора: живчик и непоседа Пушкин не страдал и не метался, не впадал в уныние, а шлялся по борделям и весело проводил время с друзьями. Но таковы законы поэзии и в частности – жанра элегии: должна присутствовать жалоба и грусть, печаль и раздумье над сложными проблемами жизни). И вот, найдя себе музу в лице императрицы, поэт «готов купить хоть слово девы милой, хоть лёгкий шум её шагов»… Самое распространённое примечание к этому стихотворению принадлежит Борису Томашевскому, который ещё в 1930-х годах при подготовке полного академического собрания сочинений Пушкина (1937-1949) указал, что стихотворение было впервые напечатано в «Московском вестнике», за 1827 год , ч. 1, № 2, и затем с датой 1821 перепечатано в сборнике 1829 года. Однако, судя по рукописям, стихотворение в черновом виде было написано в 1820 году, а обработано 1 ноября 1826 года в Москве. Хочу напомнить, во-первых, что «Московский вестник» был историко-философским журналом, который издавался в Москве с 1827-го по 1830-й год; сначала − по два номера в месяц, а с 1829 года − в виде сборника, ежегодного альманаха. Журнал, как указывалось в первых номерах, ставил своей целью «опираясь на твёрдые начала философии, представить России полную картину развития ума человеческого, картину, в которой она видела бы своё собственное предназначение». Философско-эстетическое направление журнала было обусловлено умственным подъёмом в тогдашних кружках образованной молодёжи, особенно увлекавшейся немецкой философией с Шеллингом во главе, а из поэтов – Гёте,  под покровительство которого редакция прямо поставила своё издание. Мысль об издании журнала возникла ещё в 1824 году, в кружке Семёна Раича (псевдоним – настоящая фамилия – Рабинович, 1792-1855), но была осуществлена только в 1827 году, когда удалось привлечь в число сотрудников Пушкина. Редактором был избран Михаил Погодин, соредактором  – Николай Рожалин (тоже из крещёных евреев), который в том же году разошёлся с Погодиным, и на место его был выбран Степан Шсвырёв; последний сохранял за собою это место до отъезда в Италию в 1829 году. Душой всего дела был Дмитрий Веневитинов. Он дал направление журналу, ему принадлежит весьма замечательная программа, ему был обязан журнал сотрудничеством с Пушкиным. Отдел русской истории находился в руках Погодина, который вёл обстоятельный и отчётливый обзор исторических новостей. А во-вторых, хочу напомнить, что сам Пушкин был с юных лет склонен к философской лирике, да и Елизавета Алексеевна, судя по воспоминаниям о ней и её биографиям, вовсе не чуждалась таких тем… Пушкин написал элегию в тот момент, видимо, когда отправлялся в южную ссылку, а решился её опубликовать только после странной смерти императрицы (об этом см. ниже!).

***

Четвёртое стихотворение – «Ты богоматерь, нет сомненья…» − комментариев не содержит, а содержит, по сути дела, только библиографические сведения о том, что произведение датируется предположительно октябрём-декабрём 1826 года, что впервые опубликовано за границей под заглавием: «К Х…» Герценом и Огарёвым в сборнике «Полярная Звезда на 1859», кн. 5, Лондон, 1859, стр. 23. В России впервые опубликовано Ефремовым в его первом издании сочинений Пушкина, т. II, 1880, стр. 167. Здесь по цензурным требованиям были опубликованы лишь строки 7-12 с заменой в последнем стихе слова «богородица» на слово «несравненная». Строки 1-6 были опубликованы Вячеславом Евгеньевичем Якушкиным в 1884 году (по цензурным требованиям с отточиями вместо слов «богоматерь», «дух святой», «Христа»). Полностью стихотворение опубликовано Саитовым в «Материалах для академического издания сочинений А. С. Пушкина» Майковым, СПб., 1902, стр. 264-265. Нигде вы не найдёте ни одного слова о самом произведении, его образности, основной идее, поэтических приёмах и языковых фигурах, особенностях речи. Попытаюсь это сделать я. Если исходить из постулата, что весь цикл стихотворений с посвящением «К ***» относится к императрице, то дата «1826 год» не случайна: 4 мая 1826 года стало известно об её внезапной кончине в Таганроге. До Пушкина, находившегося в Михайловском, эта печальная весть не могла не дойти. Что происходило с поэтом, когда умерла его муза? Он сравнил её кончину с какими-то всемирными катаклизмами, с могущественными силами, отражёнными в Священном писании. И хотя православная церковь иногда обвиняла его в кощунстве (например, в создании поэмы «Гавриилиада», 1821), Пушкин, переполненный трагическими чувствами и переживаниями, не мог отказаться от святых образов при изображении невосполнимой утраты. Первые слова поэта обращены к своей музе:

Ты богоматерь, нет сомненья,
Не та, которая красой
Пленила только дух святой,
Мила ты всем без исключенья;
Не та, которая Христа
Родила, не спросясь супруга.

Но есть мир поэзии, и там царствуют другой Бог и другая Богоматерь:

Есть бог другой земного круга —
Ему послушна красота,
Он бог Парни, Тибулла, Мура,
Им мучусь, им утешен я.
Он весь в тебя — ты мать Амура,
Ты богородица моя!

Есть Бог людей, Бог всего живого и всего земного, а есть Бог поэзии, который породил великих поэтов: француза Эвариста Парни, итальянца АльбияТибулла, ирландца Томаса Мура (их всех, живших в разные исторические эпохи а разных странах, объединяла любовь к элегической поэзии, а Богом любви, порождавшей элегию, ещё в древнем мире считался Амур, он же Эрос, он же − Эрот, он же – Купидон. Вот этого Бога поэзии и породила Муза, а ты,− говорит Пушкин, обращаясь к своей музе – ты и есть Богородица моя! 12-строчный ямбический стих, написанный в элегическом жанре, произведение разделено как бы на две части: в первых шести строках содержится двойное отрицание: эта Богоматерь – не та, которая пленила красотою лух святой, не та, которая, не спросясь супруга, родила Христа, то есть Помазанника Божьего на Земле. Есть Бог другой, утверждает Пушкин во второй половине стихотворения, − Бог поэзии, в которой царит красота, но которой в то же время он мучается и утешается. Этот Бог похож на свою музу – мать Амура, а муза – Богородица поэта…

***

Пятое стихотворение цикла – самое знаменитое и самое известное − «Я помню чудное мгновенье…». Стихотворение было написано, якобы, в промежутке между 16 и 19 июля 1825 года; но не позже 19 июля 1825 года (опять же − с привязкой ко дню отъезда Керн из Тригорского, хотя большинство пушкинистов давно сошлось во мнении, что Пушкин никак за один вечер или даже за один день не мог написать такого стихотворения…). Издано в альманахе «Северные цветы» на 1827 год.  В это время Пушкин вынужден был ещё находиться на территории фамильного имения Михайловское. Впервые это стихотворение с посвящением «К***» было напечатано в известном альманахе «Северные цветы», издателем которого был лицейский товарищ Пушкина Антон Антонович Дельвиг, в 1827 году. Удивительное совпадение двух встреч Пушкина с двумя разными женщинами совпало в этом стихотворном шедевре и, кажется, навсегда изменило представления читателей о том, кто истинный его адресат. Напомню традиционную точку зрения – о том, что Пушкин адресовал его Анне Керн-Полторацкой. В первый раз Пушкин увидел Керн ещё задолго до своего вынужденного затворничества: встреча состоялась в Санкт-Петербурге в 1819 году, в доме тётки и двоюродного брата Анны, близкого друга Пушкина (см. ниже). Анна Керн, якобы, тогда произвела на поэта неизгладимое впечатление. В следующий раз Пушкин и Керн увиделись только в 1825 году, когда Керн гостила в имении своей тётки Прасковьи (Полины) Осиповой-Вульф в имении Тригорском. Осипова была соседкой Пушкина и хорошей его знакомой. Считается, что новая встреча, состоявшаяся после столь длительного перерыва, вдохновила Пушкина на создание эпохального стихотворения. Известно, что автограф (?) произведения Пушкин лично подарил Анне Керн перед её отъездом из Тригорского в Ригу. Отъезд состоялся 19 июля 1825 года, однако автограф, согласно её воспоминаниям, находился в рукописи (?) второй главы «Евгения Онегина», которую Анна Петровна должна была взять с собой перед отъездом. Вручив ей стихотворение, Пушкин неожиданно отобрал у неё автограф и лишь после долгих просьб вернул его опять (об этом писала в своих воспоминаниях сама Анна Петровна; об этом писали многие биографы поэта; см., например: Пётр Губер. «Дон-Жуанский список А. С. Пушкина». Харьков, 1993). Помимо прочего, этот эксклюзивный беловой вариант был безвозвратно утерян − судя по всему, именно в Риге, в доме коменданта Ермолая Керна.

В кратком изложении истории создания стихотворения «Я помню чудное мгновенье…» несколько моментов называются мимоходом, а несколько – опущены вовсе. Пушкин встретился с Керн впервые только в 1819 году в доме Олениных. Елизавета Марковна Оленина (урождённая Полторацкая, 1768-1838) – тётка Анны Керн, старшая сестра её отца, Петра Марковича Полторацкого (1775 − после 1851) в тот вечер организовала званый ужин. Пушкин весь вечер не расставался с Александром Полторацким, двоюродным братом Анны Керн, племянником Елизаветы Марковны Олениной и отца Анны Петровны Петра Марковича Полторацкого,  Александр Александрович Полторацкий (1792-1855) был на семь лет старше Пушкина, служил в гвардии, вышел в отставку в чине капитана; с 1834 года был женат на Екатерине Павловне Бакуниной (1795-1869), предмете первой любви Пушкина-лицеиста. Пушкин в тот вечер подшучивал над 26-летней дамой Анной, выданной в 16 лет замуж за генерала Ермолая Керна (он был на 35 лет старше жены!). Анна Керн вспоминала: «За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя моё внимание льстивыми возгласами, как, например: «Est-ilpermisd’etreainsijolie!» {Можно ли быть такой хорошенькой! (фр.)}. Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадёт в рай. Пушкин сказал брату: «Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?». Я отвечала очень серьёзно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Ну, как же ты теперь, Пушкин?» − спросил брат. − «Jemeravise {Я раздумал (фр.).},− ответил поэт,− я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины…». Вскоре ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала, и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами. Впечатление его встречи со мною он выразил в известных стихах…».

По словам Анны Керн, последующие шесть лет Пушкин непрестанно интересовался ею у родственников Осиповых-Вульф (чаще всего – у старшей дочери, Анны Николаевны), да и она мечтала увидеться с ним: «Восхищённая Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тётки моей в Тригорском, в 1825 году, в июне месяце…». И далее следует подробное описание новой встречи. Керн приложила много усилий для того, чтобы увязать шедевр Пушкина со своей скромной персоной. Сегодня любой желающий можно найти полный текст воспоминаний Керн с подробными комментариями в интернете. Кроме этого стихотворения, она называет ещё несколько произведений Пушкина, которые, якобы, связаны с её скромной персоной. Она приписывает себе первую публикацию стихотворения в альманахе Дельвига и даже создание композитором Михаилом Глинкой зимой 1840 года известного романса на эти стихи. Михаил Глинка, действительно, был любовником её старшей дочери Екатерины Ермолаевны, с которой у Анны Керн были сложные отношения…

***

В 1999 году в книге известной российской писательницы, поэтессы, публициста Ларисы Васильевой «Жена и муза»  впервые была обнародована версия о тайной и загадочной любви Александра Сергеевича Пушкина, которую он тщательно скрывал и пронёс через всю жизнь. Речь шла о российской императрице, супруге императора Александра I Елизавете Алексеевне Романовой (урождённой Луизе Марии Августе Ба́денской, родившейся 13 января 1779 года в германском городе Карлсруэ земли (области) Баден (ныне – Баден-Вюртенберг), который расположен в окрестностях Рейна, недалеко от французско-германской границы. О жене Александра I существует масса литературы, в которой, к сожалению, много «белых пятен». Это касается её отношений со свекровью, мужем, любовниками. И, разумеется, её отношений с Пушкиным. Были они знакомы или нет, встречались или нет, переписывались или нет. Ясно одно: Пушкин впервые увидел императрицу в день открытия лицея, затем неоднократно во время экзаменов, в день окончания лицея и, возможно, на каких-то балах в Петербурге до отъезда в южную ссылку (1817-1820). Далее об императрице он мог только слышать. По официальной версии, она умерла в городе Белёве Тульской губернии 4 (16) мая 1826 года.  Пушкин написал своё стихотворение, опять же − по официальной версии, в июле 1825-го, когда императрица была ещё жива. Возможно, он получил от неё письмо или устный привет, которые и вдохновили его на это стихотворение и особенно – на последние два четверостишия (напомню, что всего их − шесть):

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Сегодня в литературе и в интернете можно найти массу комментариев и аналитических статей, в которых рассматривается это стихотворение. Ясно одно: Пушкин создал литературный, поэтический шедевр, которым навек обессмертил своё имя. Как сейчас принято говорить, это стихотворение стало его «визитной карточкой»… А смерть Елизаветы Алексеевны до сих пор вызывает противоречивую реакцию.. Дело в том, что после революции гробы с телами Александра I и его супруги в Петропавловском соборе были вскрыты – и оба оказались пустыми. Сразу же после её кончины появились слухи, что она не умерла собственной смертью, а её убили по приказу Николая I; что она вместе с мужем отреклась от мирской суеты и ушла в монастырь Уже в 1830-х годах её имя начало отождествляться с именем затворницы Веры (Молчальницы), которая, якобы, однажды заявила, что её зовут не Вера, а Лиза. Существует легенда, что её видели в Вилюйском остроге именно в то время, когда там находился Чернышевский (то есть в 1872-1873 годах), что на вопрос, кто она, последовал ответ: «Если судить по-небесному, то я − прах земли, а если по-земному, то я − выше тебя». Есть и другие легенды, мифы, другие цитаты и афоризмы, приписываемые ей, однако важно подчеркнуть при этом две детали: во-первых, весь ХIХ век о ней не забывали и, во-вторых, Пушкин, создавая в 1832 году последнее стихотворение этого цикла (с посвящением К***), видимо, тоже надеялся, что его величественная муза где-то жива и вспоминает о нём…

***

Шестое, последнее стихотворение цикла, – «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу…». Как указывается в Пушкинской энциклопедии, оно «датировано 1832 годом и, по преданию, обращено к графине Надежде (Нади́н, Нади́не) Львовне Соллогуб (1815-1903), фрейлине великой княгини Елены Павловны. При жизни Пушкина не публиковалось». 16-строчный ямбический стих в жанре элегии опять передаёт противоречия в душе поэта: с одной стороны, он, после женитьбы, якобы, не должен предаваться волнениям любви и сохранять душевное спокойствие, с другой – он часто погружается в минутное мечтанье – и тогда перед его мысленным взором «нечаянно пройдёт»…«младое, чистое, небесное созданье, пройдёт и скроется…». Далее следуют вопросительный знак и многоточие (указание на удалённые поэтом строки – Д.Х.). Этот вопрос не покидает поэта до последней строки: неужели,  «любуясь девою в печальном сладострастье», он не может следовать за ней взглядом и «в тишине благословлять её на радость и на счастье, и сердцем ей желать все блага жизни сей, весёлый мир души, беспечные досуги, всё − даже счастие того, кто избран ей, кто милой деве даст название супруги?». Подобные размышления, строки могли быть адресованы только одному адресату – музе поэта, той, которая вдохновила его когда-то, много лет назад, на любовь и глубокие чувства. И хотя, по официальной версии, музы уже шесть лет как не было в живых, поэт, недавно сделавший предложение другой красавице – Натали Гончаровой в 1830 году и женившись на ней в феврале 1831-го (по словам его брата Льва, «он очарован, очарован, он совсем огончарован…»), всё ещё продолжает вспоминать ту – величественную, гордую, неприступную…

Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие мое я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Нет, полно мне любить; но почему ж порой
Не погружуся я в минутное мечтанье,
Когда нечаянно пройдет передо мной
Младое, чистое, небесное созданье,
Пройдет и скроется?… Ужель не можно мне,
Любуясь девою в печальном сладострастье,
Глазами следовать за ней и в тишине
Благословлять ее на радость и на счастье,
И сердцем ей желать все блага жизни сей,
Веселый мир души, беспечные досуги,
Всё — даже счастие того, кто избран ей,
Кто милой деве даст название супруги.

Существует довольно длинный рассказ о том, как Пушкин после женитьбы увлёкся юной 16-летней фрейлиной великой княгини Елены Павловны графиней Надеждой (Нади́ной) Львовной Сологуб, однако нас интересует, почему именно в 1832 году Пушкин создаёт последнее стихотворение цикла посвящений К***. Можно только предположить, что, женившись, Пушкин не нашёл довольно скоро в лице своей жены поэтической музы и, возможно, стал искать новую вместо умершей императрицы. Найдя, как ему показалось, таковую в лице юной графини-фрейлины, он обращает к ней свои горькие слова о своей невозможности ныне любить и предаваться любовным наслаждениям…

Таковы вкратце мои соображения относительно небольшого цикла стихотворений Пушкина, объединённых посвящением – большой буквой «К» с тремя звёздочками.