Юбилей, которого никогда не будет
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Этот очерк я написал в 2014 году. Не считая дат, он никогда не потеряет своей актуальности.
Мои двоюродные братья Гриша и Аркаша и их любимая сестричка Аня никогда не придут ко мне в гости и не скажут:
– Скоро у отца юбилей. 90 лет! Хотим организовать нашему старику что-нибудь такое-этакое… Чтобы без «русского» ресторана и громких песен, как было на 80-летии. Слышать не можем эти «Ах, какая женщина, мне б такую» или тупой блатняк. У тебя есть какие-нибудь идеи?
– Может, возьмем вашим родителям трехдневный круиз по греческим островам? — не скажу я.
– Нет, не пойдет… – не покачает головой Гриша. – Тяжеловато им. К тому же они захотят собрать всех детей, внуков, племянников…
– И сестер, Гершеле, – не добавит Аня. – Ты про тетю Лизу и тетю Розу забыл? Как жаль, что так рано от нас ушла тетя Маня…
– Получается человек тридцать, – не прикинет в уме Аркаша. – В квартирах наших тесновато. Эх, жалко, что нет ни у кого из нас виллы – вполне могли бы во дворе отметить…
– Даст Бог, наши дети и внуки на виллах жить будут, – не пожелаю я. – У кого-нибудь из них 100-летие дяди Володи и отметим. А уж его 120-летие…
Этот разговор мог бы состояться. Но он не произойдет никогда. Потому что так и не появились на свет мои двоюродные братья Гриша и Аркаша, так и не родилась и их любимая сестричка Аня. А дядя Володя – Вульф Пинхасик – так и остался девятнадцатилетним пареньком из белорусского городка Березино, которого сразила нацистская пуля в Белозерском районе Запорожской области.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Мой юный дядя так и не успел пожить – ведь после смерти отца он остался единственным мужчиной в семье. Учиться Вэлвеле было некогда – надо было на жизнь зарабатывать. А потом грянула война… И пошел он добровольцем на фронт. Ему предлагали бронь — была такая возможность — а он гордо ответил:
"Как я могу? Я же комсомолец!"
Когда пришла похоронка, моя бабушка обратилась напрямую к Всевышнему. И прокляла его за то, что не уберег он ее единственного сына. Творец не ответил. Возможно, счел Он, что спасением Буни Пинхасик и трех ее дочерей выполнил свой Божеский долг перед этой семьей. А, может, просто не услышал в гомоне молитв, благодарностей и проклятий, раздающихся в его адрес, слабый голос моей неграмотной 45-летней бабушки.
Фотография моего юного дяди всегда висела над бабушкиной кроватью.
Когда я впервые спросил, кто это, мама ответила:
– Это мой брат и твой дядя.
– Дядя? – удивился я. – Но он же мальчик, а не дядя!
Тогда я еще не мог осознать, что на мальчиков тоже надевали военную форму и отправляли на передовую.
Так и остались от паренька с застенчивым лицом пара фотографий, два написанных неуверенным почти детским почерком письма-треугольника да похоронка. И анкета в мемориале Яд ва-Шем, где увековечено его имя. Один из шести миллионов…
Были еще десятки маминых родственников из этих же шести миллионов, расстрелянные или закопанные живьем на окраине Березино. Но от них в семейных архивах не сохранилось ничего. Даже не все имена удается вспомнить. В 1977 году мы с мамой прошагали неблизкий путь по глубокой березинской пыли и дошли до братской могилы, где нашли последнее пристанище еврейские женщины, девушки и девочки – родственницы и соседки, не успевшие сбежать из городка. До мужского захоронения дойти уже сил не хватило.
– Земля еще долго шевелилась, – сказала подошедшая к нам пожилая женщина. – И слышались стоны. Но спастись не удалось никому…
Тогда в нашей семье еще не были в ходу слова Холокост, Катастрофа, Шоа. Говорили просто: война. Говорили просто: немцы и полицаи. Говорили просто: не дай Бог, чтобы такое повторилось…
…Если бы мой юный дядя не остался юным, меня назвали бы иначе. Может быть, Юрой – ведь родился я через пять дней после полета Гагарина. И хотя имя Юрий мне не нравится еще больше, чем Владимир, я бы предпочел его – лишь бы могли придти ко мне мои двоюродные братья Гриша и Аркаша и их любимая сестричка Аня, чтобы посоветоваться, как им справить юбилей их отца…
у одной моей бабушки в Березино фактически осталась вся ее семья( у ее мужа все почти остались в Польше)
у другой бабушки и дедушки все родственики включая их родителей остались в Орша -Дубровно
Очень трогательно. И ужасно!
И все же надо молить Бога, чтобы не повторился второй Холокост — "хас вэ-шалом"! — Потому что мы, евреи, своим отношением друг к другу, своей раздробленностью в мелких вопросах и делах, своей завистью и ненавистью, вызываем Его гнев. Только наша сплоченность и поддержка друг друга остановит надвигающуюся опасность со всех сторон, особенно сейчас!
"И снова увидел я всех притесненных — жертвы несправедливостей, совершающихся под солнцем. И вот — слеза притесненных, и нет им Утешителя, и от руки их притеснителей, угнетающих их силой нет им Утешителя". — Коэлет, глава 4.