Кусачий Егогушка

За глаза ученики одной ленинградской школы обзывали "жидёнышем" одноклассника, возглавившего … крестовый поход против евреев

Лилиана БЛУШТЕЙН

 

Внешность Егорушки не обманывала. Обманывал паспорт. Потому что неподалеку от физиономии, напоминающей "героев" штюрмеровских" карикатур, в пятой графе значилось "русский". В довершение к карикатурной внешности он еще нещадно картавил. Как бы издевательством над ним было имя, в котором явственно присутствовала ненавистная буква — но он гордо называл себя "Егогушка". Представляете, каково ему было жить и учиться в городе на Неве, где к лицам еврейской национальности всегда было особенное отношение?

Но Егор виктимность не проявлял. Несмотря на маленький рост и щуплость, он любил подраться, при этом всегда готов был применить запрещенные даже в дворовых драках приемы. Но бился он не за право быть евреем — а за право быть антисемитом. Слово "жидёныш", произнесенное в его адрес, имело цену в десятки разбитых носов и страшных укусов — он как бульдог вцеплялся мертвой хваткой в лицо обидчика.

Егогушка был одноклассником моего брата. Когда его перевели в нашу школу, оценив по внешности его национальную и физическую кондицию, мой Сашка сразу же решил взять соплеменника под опеку. Для восьмиклассника Саша был крупноват, его мощные кулаки и широкие плечи, а также разряд по боксу не располагали юдофобов к выяснению отношений с ним. На первой же большой перемене брат подошел к Егору и протянул ему руку. Но тот брезгливо поморщился и не ответил на рукопожатие, визгливо воскликнув:

— Училка же тебя Блуштейном назвала, да? Ты же евгей, да?

— Как и ты, — простодушно ответил Сашка. — Поэтому предлагаю дружбу, иначе тебя заклюют наши орлы с соколами.

— Дгужба с евгеем, да? — сплюнул моему брату под ноги Егор. — Я, исконно гусский, с евгеями не вожусь. Да! Убигайся от меня, жидовская могда!

У Сашки возникло желание размазать это существо по стене. Но сдержался.

До появления Егогушки Саша был среди одноклассников и учеников других классов в авторитете. Никто не смел при нем слова дурного про евреев сказать. Его покровительство помогало и некоторым соплеменникам-младшеклассникам.

Эта ситуация, которую быстро просёк "исконно гусский", ему не понравилась категорически. И он возглавил крестовый поход против моего брата. Начал с мелких пакостей типа свастики, нарисованной мелом на Сашкином портфеле, или стилизованной под руны надписи "Хайль Гитлер!" на его парте. В разговоре он называл Сашу исключительно "этот жид", причем так, чтобы быть услышанным. Задирал брата он каждодневно, но Сашка не поддавался на провокации.

Еврейский парнишка из параллельного класса такой стойкостью не обладал. Павлик, не выдержав, сделал низкорослому Егогушке подзатыльник. И тут же "гусский" подпрыгнул и вцепился зубами в щеку Павлика, выдрав изрядный кусок. Пришлось вызывать "скорую помощь". Шрам у Паши, ныне религиозного иерусалимца, остался на всю жизнь — сейчас под бородой эта антисемитская метка не видна.

А что же Егогушка? А ничего. Пришла его мама, залила кабинет директора горючими слезами, рассказывая, как вкалывает по две смены на фабрике, поведала о тяжкой участи безотцовщины, подлец-отец которого алименты не платит, и о расшатанных по этой причине нервах дитяти. Егор был прощен. И в дальнейшем к нему относились снисходительно.

Памятуя о подлых способах сведения счетов, Сашка избегал любых контактов с Егогушкой. А тот продолжал провоцировать моего брата. Провокации становились все более наглыми. И однажды настал тот час, когда Егор мог бы торжествовать — он таки смог допечь Сашку до рукоприкладства.

* * *

После большой перемены учительница задерживалась, и Егор вышел к доске, изображая из себя великого педагога.

— Дети, садитесь и не шумите, — начал он. — Тема сегодняшнего угока — евгейские пгоститутки. Знайте, дети, все евгейки — пгоститутки, а все пгоститутки — евгейки, да. Вон, у Блуштейна спросите — его мама стагая жидовская пгоститутка.

Сказав это, Егогушка приготовился к бою. Однако Сашка реагировать не стал. Лишь обвел тяжелым взглядом нескольких гогочущих одноклассников, и те предпочли спрятать свои эмоции.

Вскоре вошла запыхавшаяся учительница и во время урока Сашка привел свои мысли в порядок. Он решил, что в школе мстить подонку не станет — зачем лишние неприятности. И когда Егогушка на следующих переменах продолжал задирать Сашу, не удостаивался ответа.

Зато по дороге из школы, которая проходила мимо гаражей, Сашка решил отыграться на подлеце за все "хорошее", что тот уже успел сотворить. Вместе со своим другом Мишкой он шел чуть позади компании, в которой кривлялся его обидчик. И в какой-то момент присвистнул и сказал:

— Эй, Егогушка, а не хочешь ли ты вылизать мне ботинки? А то они грязноваты.

Егор резко повернулся и оскалил зубы:

— Ты что-то провякал, жидок?

— Егогушка, ну сколько повторять — ботинки вылижи мои, твой поганый язык только для этого и годится.

При этом Сашка продвигался вперед и расстояние между ним и Егором уже было достаточным для прыжка, к которому приготовился юный юдофоб. И бульдог прыгнул! Однако не учел того, что, во-первых, мой брат левша, а, во-вторых, был готов к такому повороту событий. Мощный удар левой — и Егогушка оказался у ног Сашки.

— Ну вот, будь хорошим мальчиком, сделай то, что велено, — наклонившись и крепко ухватив Егора за шею, Сашка принялся возить его физиономией по своим ботинкам. Егогушка пытался увернуться и укусить Сашу за руку, но не тут-то было.

Неожиданно одноклассники, которые до того благоговейно внимали антисемитским проповедям школьного геббельсёнка, принялись подначивать его:

— Лижи, лижи ботинки! Давай, Егогушка, лижи!

Сашка спокойно предупредил его:

— Пока хотя бы раз не лизнешь — не отпущу. Даже если шею сломаю.

Осознав, что сопротивление бесполезно, Егогушка принялся остервенело лизать ботинки моего брата. После чего Сашка отпустил его и отпихнул ногой в сторону. Униженный, Егогушка неожиданно для всех расплакался.

В тот же вечер к нам домой пришла его мать. Рыдая, она то угрожала милицией, то просила, чтобы Сашка публично извинился перед ее сыном, то просила пятьдесят рублей за молчание. Моя мама, которую Сашка предупредил о произошедшем, опустив некоторые детали, выслушала ее и дала "пятидесятку". Но тетя Варя уходить явно не собиралась. Она принялась торопливо рассказывать о том, как тяжело ей приходится, каким подлецом оказался отец Егогушки, который бросил ее, беременную, и никогда не платил алименты по той причине, что она даже не знала, где его искать.

— Представляете, я даже не знаю его фамилию, — поведала она, не стесняясь моего присутствия. — Попали мы с общежитскими подружками в компанию. Шуры-муры, на меня запал студент Витя, симпатичный такой еврейчик. Нет, он не был у меня первым. Ну, сами понимаете, что получилось. А потом, когда я узнала, что беременна, принялась выяснять, кто он. Оказалось, что в компании с ним знаком только один парень, который его и привел. Но он послал меня куда подальше, обозвал шлюшкой подзаборной и сказал, что помогать мне не станет. Я пригрозила, что подам заявление в милицию, а он показал мне фотографию своего отца в генеральской форме — мол, раздавим мы тебя, дуру вологодскую. Перепугалась я тогда… Денег на аборт не было. Вот и родила я Егорушку. Он хороший мальчик, только очень нервный. Ни в одной школе не задерживается… Думала, здесь будет все хорошо, а вона как…

Когда тетя Варя ушла, мама как следует помыла руки и непедагогично сказала Сашке:

— Сыночек, жалко, конечно, этого ублюдка. Но ты поступил правильно. Не знаю только, как теперь будешь учиться с ним в одном классе…

Опасения мамы оказались напрасными: назавтра Егогушка в школе не появился, а потом выяснилось, что его перевели в другую.

Потом доводилось слышать, что во времена перестройки и гласности он был активным участником акций общества "Память", но за характерную внешность неоднократно был бит товарищами по юдофобии. Что с ним случилось дальше — не знала до сегодняшнего утра. А теперь — знаю…

* * *

Сегодня утром Сашка написал мне в чат:

"Сестренка, не представляешь, кто проявился в качестве нового репатрианта. Попробуешь угадать?"

Егогушка был последним, о ком бы я вспомнила. А когда брат назвал его имя, была ошарашена.

"Не знаю, каким образом он нашел номер моего мобильника, — продолжил Сашка. — Позвонил вчера вечером. Я его голос ни с каким не перепутаю, поэтому очень сюрреалистично было услышать от него "шаббат шалом". Ну, я, делая вид, что не узнал его, занудно пояснил, что еще не шаббат.

— Сашенька, ты меня, навегно, не помнишь, — сказал он. — А мы же были дгузьями. Я Егог Н., помнишь, дгуг твой по школе.

— А, Егогушка… Помню, помню. А что ты делаешь в Израиле?

— Я новый гепатгиант. Несколько месяцев назад пгиехал, да.

— Но ты же не еврей, даже совсем наоборот…

— Евгей, евгей, мы с мамой-покойницей смогли где надо доказать это. Сашенька, у меня к тебе такое дело. По стагой дгужбе — помоги мне с тгудоустгойством. Непыльную какую-нибудь габотенку подбеги у тебя в Тель-Авиве. Ты же давно уже в Изгаиле, да, связи имеешь, сам, слышал, уже босс в сегьезной фигме…

— Егогушка, знаешь, у меня не такая короткая память. Я тебя не порекомендую даже на вылизывание ботинок. Зато попробую выяснить, по какому праву тебя впустили в Израиль.

— Ничего у тебя не выйдет, жидёныш, -взвизгнул Егогушка. — У меня тепегь совсем дгугая фамилия. Всё совсем дгугое, да. Даже имя. Хгенушки ты меня найдешь. А я знаю про тебя всё.

После этого связь прервалась. Ну что, Лилька, как быть? Противно, что такая мразь израильскую землю топчет".

"Забудь и разотри, — посоветовала я. — Никто тебя слушать не станет… Да и где ты найдешь его?"

"Знала бы, как руки чешутся! Но твоя правда. Не привлекать же частных детективов. Кстати, помнишь те мои ботинки?"

"Которые Егогушка вылизал?"

"Да, помню. Ты же их в Грибоедовский канал выбросил".

"Ага. А потом на одном бомже видел. Узнал по своим вырезанным на подошве инициалам — по дури сделал это. Так что, считай, одно доброе дело Егогушка всё-таки сделал — бомжару обул".

"Жидёнок, ты что, обиделся?"