Было ли двойное дно во взаимоотношениях отца психоанализа и его верного ученика Макса Эйтингона?
Валентин ДОМИЛЬ, Акко
Макс Эйтингон, известный психоаналитик, ученик Фрейда и его многолетний спонсор; он же крупный торговец русскими мехами; он же двоюродный брат разведчика Наума Эйтингона; родился 26 июня 1881 года, в Могилеве, в семье богатого предпринимателя Ефима Эйтингона.
В 1893 году Ефим Эйтингон, руководствуясь коммерческими, надо полагать, соображениями, переехал вместе с семьёй в Лейпциг.
Гимназию Макс окончил экстерном. Учиться вместе со сверстниками ему помешало сильное заикание.
После окончания гимназии Эйтингон поступил на философский факультет Лейпцигского университета. Довольно скоро Эйтингон понял, что философия — не та отрасль знаний, изучению которой он бы хотел посвятить себя. Медицина в этом смысле показалась ему более предпочтительной.
По окончанию учёбы на медицинском факультете Марбургского университета, Макс Эйтингон в течение ряда лет работал ассистентом Юнга (Юнг, Карл Густав, швейцарский психиатр и психолог — В.Д.) в клинике Бургорцли.
Под руководством Юнга он подготовил докторскую диссертацию. И успешно защитил её в 1909 году.
28 января 1907 года произошла встреча Макса Эйтингона с Зигмундом Фрейдом.
Встреча эта не только определила круг интересов Макса Эйтингона, связав его с психоанализом, но и во многом повлияла на становление этого, молодого в ту пору и не окрепшего в полной мере учения.
Спустя некоторое время Макс Эйтингон вступил в основанное Фрейдом Венское психоаналитическое общество.
Под руководством Фрейда он прошёл курс дидактического (обучающего — В.Д.) анализа.
И занялся частной практикой.
* * *
То ли унаследовав состояние отца, то ли открыв собственное, и, как оказалось, весьма прибыльное дело — торговлю русскими мехами, — Макс Эйтингон разбогател.
Часть из оказавшихся в его распоряжении средств Эйтингон употребил на поддержку нового и, как он полагал, перспективного метода лечения.
Вместе с Карлом Абрахамом (Абрахам Карл, немецкий психоаналитик — В.Д.). Макс Эйтингон учредил Берлинское психоаналитическое общество.
Вскоре, при его материальной помощи, открылся Берлинский психоаналитический институт.
В 1925 году Макс Эйтингон возглавил Международную психоаналитическую ассоциацию, стал её президентом
* * *
Имя Макса Эйтингона не значится среди имен признанных авторитетов психоанализа. Он был не столько ученым, сколько, пользуясь современной терминологией, спонсором многообещающего проекта. Его крайне успешным менеджером.
Макс Эйтингон издавал книги Фрейда и другую психоаналитическую литературу. Организовывал съезды. Открывал и материально поддерживал многочисленные психоаналитические сообщества.
Ещё он внедрил в практику методику обучения будущих психоаналитиков.
Зигмунд Фрейд полагал, что "психоанализом овладевают, прежде всего, на себе самом, при изучении своей личности".
По мнению Фрейда, будущий психоаналитик должен был пройти курс собственного дидактического (обучающего) анализа.
Что позволило бы ему на собственном опыте ощутить процесс психоаналитического толкования. И разобраться с какими-то своими комплексами.
Руководствуясь установкой Фрейда, Макс Эйтингон разработал трехступенчатую систему психоаналитического образования.
Система эта, с некоторыми дополнениями и внесенными временем коррективами, используется большинством обучающих психоанализу школ.
Её суть сводится к собственно дидактическому анализу, прохождению более или менее продолжительной работы под наблюдением специалиста. И, наконец, супервизии (супервизия — оказание конкретной консультативной помощи начинающему психоаналитику — психоаналитический словарь).
* * *
В 1933 году в Германии к власти пришли нацисты.
Опасаясь преследования, Макс Эйтингон бежал из Германии и перебрался в подмандатную Палестину. Судя по всему, ему удалось сохранить какую-то часть своего состояния.
Обосновавшись в Иерусалиме, Макс Эйтингон основал Палестинское психоаналитическое общество. Первоначально оно состояло из шести человек. Все — беглецы из Германии и Австрии. В их числе выходцы из России — М.Вульф, И.Шалит и Анна Смелянская.
В 1934 году Палестинское психоаналитическое общество было признано Международной психоаналитической ассоциацией.
В этом же году Макс Эйтингон открыл в Иерусалиме Психоаналитический институт, названный впоследствии его именем. Институт оказывал психотерапевтическую помощь всем нуждающимся в ней, вне зависимости от платежеспособности.
Согласно приведенным в Еврейской электронной энциклопедии сведениям, психоаналитический институт "… был не только научным центром, но сосредоточием культурной жизни русско-еврейской эмиграции".
Еврейскому университету в Иерусалиме Макс Эйтингон передал свою большую библиотеку психоаналитической и философской литературы.
Умер Макс Эйтингон 30 июля 1943 года в Иерусалиме.
* * *
Фрейд — практик психоанализа, уступал Фрейду — теоретику.
Фрейд болел подолгу и часто. В том числе раком правой стороны верхней челюсти. Начиная с 1923 года и вплоть до самой смерти, он перенес более тридцати крайне мучительных операций.
Кроме того, помимо знаний, как бы ни велики они были, практикующий психотерапевт, должен был обладать какими-то действующими на больного особенностями характера, какими-то свойствами личности. У Фрейда же, судя по всему, эти свойства были не столь выражены.
И он постоянно нуждался в деньгах.
Михаил Буянов (психиатр и писатель — В.Д.), в статье "Тайная жизнь Фрейда" утверждает, что, начиная с 1923-1925 годов семья Фрейда находилась, на иждивении Макса Эйтингона.
Так ли это? Кто знает.
Как бы там ни было, Фрейд неоднократно публично благодарил Макса Эйтингона за финансовую помощь.
* * *
Макс Эйтингон находится вплоть до настоящего времени в поле зрения разного рода исследователей. Серьезных и не очень. Мол, кто вы такой, Макс Эйтингон?
В этих поисках присутствует ощутимая антисемитская составляющая. Поиски происков мирового еврейства. И всё такое.
Играет свою роль родство с советским разведчиком Наумом Эйтингоном. В том смысле, что яблоко от яблони не далеко падает. Отсюда — зловещая рука ЧК-ОГПУ-НКВД.
Само собой, бросающееся в глаза богатство.
Торговля русскими мехами, конечно, дело прибыльное. Но, как считают наиболее тенденциозно настроенные авторы, без соответствующих вливаний из расквартированного на Лубянке ведомства, дело не обошлось.
Все это, бросает тень, как на самого Макса Эйтингона, так и на его великого учителя Зигмунда Фрейда.
Фрейд, разумеется, ни сном, ни духом не ведал.
Но деньги брал.
Не интересовался. Не вникал.
Хотя мог бы…
* * *
Был ли связан Макс Эйтингон с советской разведкой? И в чём эта связь, имей она место, проявила себя?
Существуют две версии.
Павел Судоплатов (Судоплатов Павел Анатольевич, один из руководителей органов государственной безопасности, генерал-лейтенант) в своих книгах "Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950" и "Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля" не упоминает, ни о Фрейде, ни о Максе Эйтингоне.
Хотя мог бы, если бы Макс Эйтингон действительно участвовал в каких-либо разведывательных акциях.
В силу занимаемой должности Судоплатов был человеком хорошо осведомленным. Кроме того, его связывала многолетняя дружба с двоюродным братом Макса разведчиком Наумом Эйтингоном. В своих книгах Судоплатов много пишет о генерале Эйтингоне. Но даже вскользь не упоминает о его брате-психоаналитике.
В связи с этим особый интерес представляет отрывок из книги Павла Судоплатова "Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950":
"В 1992 году дочь Эйтингона Светлана позвонила мне по телефону и попросила принять свою дальнюю родственницу из Англии, которая приехала в Москву собирать материалы для книги об Эйтингонах. Во время нашей встречи в мае 1992 года я узнал от нее, что ветви "клана" Эйтингонов можно найти в Белоруссии, Москве, Нью-Йорке и Лейпциге. Однако родственники, которые переехали из Европы в Америку и пользовались особыми льготами по торговле меховыми изделиями из Советского Союза, не играли никакой роли в профессиональной карьере Эйтингона, и он не поддерживал контактов с ними даже после освобождения из Владимирской тюрьмы".
* * *
Есть и другая версия.
Как полагают её приверженцы, на организаторские способности Макса Эйтингона, на его связи обратила внимание советская разведка. И привлекла его к сотрудничеству.
Вербовку, надо полагать, облегчила торговля русскими мехами, завязанный на связях с российскими торговыми предприятиями бизнес — не будешь сотрудничать, закроем пути доставки пушнины.
Потом двоюродный брат, один из руководителей советской разведки, генерал Наум Эйтингон. Он тоже мог надавить. Посулить что-то, по-родственному. Или припугнуть
Возможно, Макс Эйтингон, в это время нуждался в деньгах. Он жил на широкую ногу. Много тратил, меценатствовал.
И, как часто бывает у торговых людей, тратил, тратил — и протратился.
* * *
Всё это могло быть.
А могло и не быть.
В пользу сотрудничества Макса Эйтингона с советской разведкой приводится один, претендующий на достоверность, факт — похищение в 1937 году в Париже руководителя Российского общевоинского Союза (РОВС) генерала Миллера (Миллер Евгений Карлович, генерал-лейтенант — В.Д.).
Организация похищения приписывается Науму Эйтингону. Ну, а Макс содействовал брату, оказывая ему посильную, более или менее существенную помощь.
Какое-то время Макс Эйтингон, действительно, входил в круг людей, близких к Плевицкой (Надежда Васильевна Плевицкая, русская певица — В.Д.) и её мужу генералу Скоблину (Скоблин Николай Владимирович, генерал-майор).
Макс Эйтингон ссужал, как утверждают, генералу Скоблину деньги. Ещё он оплачивал счета певицы. И издал книгу её мемуаров.
Вот, пожалуй, и всё.
Генерал Павел Судоплатов напрочь исключает участие Наума Эйтингона в похищении генерала Миллера. И однозначно констатирует:
"Сообщения, появившиеся ранее на Западе, в которых Эйтингону приписывалась важная роль в проведении операции похищения в 1937 году в Париже генерала Миллера, руководителя РОВСа, не соответствуют действительности. Похищен он был при участии эмигрировавшего в Париж генерала Скоблина (кодовая кличка "Фермер"), действовавшего под непосредственным руководством Шпигельгласа (Шпигельглас Сергей Михайлович, зам. нач. Иностранного отдела ГПУ — ОГПУ — НКВД СССР. Расстрелян в 1938 году — В.Д.).
Скоблину удалось заманить Миллера на явочную квартиру НКВД, где якобы должна была состояться его встреча с офицерами германской разведки. Там он и был задержан.
В связи с исчезновением Миллера французские власти заявили решительный протест советскому послу во Франции, настаивая на том, что тот был на самом деле похищен и доставлен на борт советского судна. Они даже угрожали послать свой эсминец для перехвата в море советского судна.
Советский посол Суриц (Суриц Яков Захарович, 1882 — 1952, дипломат. — В.Д.) категорически отверг все обвинения, предупредив французов, что они понесут ответственность, если мирное советское судно будет остановлено и обыскано ими в международных водах.
В любом случае, по словам посла, генерала Миллера там все равно не найдут. В результате советское судно не было задержано и благополучно проделало свой путь от Гавра до Ленинграда. И Миллер был доставлен в Москву.
О Максе Эйтингоне — ни слова.
* * *
Судьба самого Миллера и тех, кто так или иначе был связан с его похищением, сложилась по-разному.
Миллеру предложили, чтобы он подписал обращение к представителям белой эмиграции в целом, и к членам РОВС, в частности; и потребовал, чтобы они прекратили все виды борьбы с советской властью.
Миллер отказался. Его судили и приговорили к расстрелу.
Непосредственному участнику похищения генералу В.Н.Скоблину удалось бежать в Испанию.
Там он вскоре погиб при невыясненных обстоятельствах.
Жена Скоблина Надежда Плевицкая была арестована и предана суду. Приговор суда — 20 лет каторжных работ.
Осуждение популярной певицы, "курского соловья", как её называли, имело широкий резонанс.
Плевицкая пользовалась огромным успехом у публики. Эмигрантские газеты писали о подлинной "плевицкомании".
К президенту Франции многократно обращались с просьбой о помиловании. Но он проигнорировал эти обращения. Умерла Плевицкая в 1940 году. В тюрьме.
Трагической судьбе Надежды Плевицкой посвящен рассказ Владимира Набокова "Помощник режиссера" и фильм Эрика Ромера "Тройной агент".
* * *
С советской разведкой Макс Эйтингон, скорее всего, не сотрудничал.
Хотя, в самом сотрудничестве, имей оно место, не было ничего из ряда вон выходящего. Тогда многие сотрудничали. И это не могло, само по себе служить объектом однозначного осуждения.
Дело в другом.
Обвиняя удачливого торговца мехами и мецената, метят не столько в него, сколько во Фрейда. Фигуру куда более значительную и резонансную. Копаются в его "тайной жизни". Обличают. И, не суть важно, насколько убедительны доводы. Опираются они на какие-то факты, или нет. Главное — создать соответствующий имидж. Не подчиняющееся законам логики, крайне стойкое негативное впечатление.
Как в старом анекдоте о гостях, которых хозяева заподозрили в краже серебряных ложек.
"Ложки?! Ложки нашлись. А вот осадок остался".
* * *
Фрейд, и это, пожалуй, главное, не представлял интереса для советских разведслужб. Ни как источник информации. Он ею не обладал. Ни, как агент влияния. Ни в каком-то третьем полезном для разведки качестве.
На Лубянке умели считать деньги. И они, вряд ли стали бы ссужать ими бесперспективную, с их точки зрения, личность.
* * *
Ещё одно немаловажное обстоятельство.
В Советском Союзе учение Фрейда рассматривалось, как лженаука. Этакий изыск разлагающейся, и в силу этого сексуально озабоченной буржуазии.
Притом, что изначально отношение к психоанализу было куда более лояльным. Как-никак, новация. Своеобразный, можно сказать революционный, взгляд на человеческую сущность.
Вскоре после прихода к власти большевиков, возник целый ряд психоаналитических обществ.
В 1923 году был открыт Государственный психоаналитический институт во главе с профессором Ермаковым (Ермаков Иван Дмитриевич, психолог и литературовед).
Ермаков занимался издательской деятельностью. Под его редакцией была выпущена в свет так называемая "Психологическая и психоаналитическая библиотека". 15 выпусков. В их числе — труды Фрейда, его учеников и самого Ермакова.
Ермаков подверг психоаналитическому анализу творчество Пушкина и Гоголя. И дал всему сокрытому от взглядов неискушенного читателя, соответствующее объяснение.
В Одессе какое-то время изданием психоаналитической литературы занимался доцент Я.М.Коган. Ему удалось выпустить несколько книг под общим названием — "Вопросы теории и практики психоанализа".
* * *
О Фрейде и его учении положительно отзывались видные в ту пору партийные деятели — Троцкий, Бухарин, Радек.
В сентябре 1923 года Троцкий написал письмо академику Павлову. В этом письме он увязал психоаналитическое учение Фрейда с теорией условных рефлексов Павлова. По мнению Троцкого, теория условных рефлексов Павлова представляла собою лишь частный случай учения Фрейда.
В опубликованной позднее статье Троцкий развил эту мысль:
"И Павлов и Фрейд считают, что дном "души" является физиология. Но Павлов, как водолаз, спускается на дно и кропотливо исследует колодезь снизу вверх. А Фрейд стоит над колодцем и проницательным взглядом старается сквозь толщу вечно колеблющейся замутненной воды разглядеть или разгадать очертания дна. Метод Павлова — эксперимент. Метод Фрейда — догадка, иногда фантастическая".
* * *
Сталин, как известно, не одобрял выходящие из ряда вон направления. И, соответственно, пресекал.
Фрейду и его советским последователям врезали по полной программе. Вспомнили его покровителей, ставших к тому времени "врагами народа" Бухарина, Радека и, в первую очередь, Троцкого.
С подачи Сталина были проведены прямые параллели между троцкизмом и фрейдизмом.
Законопослушные психологи начали бить себя в грудь и каяться.
Мол, столько лет терпели "троцкистскую контрабанду" в психологической науке. И только благодаря мудрому указанию вождя и учителя поняли, где зарыта пресловутая антисоветская собака.
Незамедлительно был закрыт Московский психоаналитический институт.
Прекратили свою деятельность психоаналитические общества. Профессора Ермакова арестовали. Он очутился в Бутырской тюрьме, где и умер в 1942 году.
Доцента Когана, судя по всему, миновала чаша сия.
Рассказывают, что у него в кабинете висел двойной портрет. На одной стороне портрета был изображен Павлов, на другой — Фрейд.
"От десяти до четырех", как и другой одессит — Александр Иванович Корейко, Коган был "за советскую власть". Он вел поликлинический приём. И на больных со стены ободряюще смотрел Павлов.
"От четырех до десяти" тот же Коган занимался частной практикой. Лечил больных, опираясь на психоанализ и используя заложенные в нем целебные возможности.
Место Павлова на стене в эти часы занимал Фрейд.
Лицезрение портрета творца психоанализа должно было, по замыслу доцента Когана, ободрять больных. И, соответственно, настраивать.
* * *
Книги Фрейда в СССР не издавались.
О самом Фрейде и о его учении если и говорили, то только в уничижительном тоне. На страницах соответствующих изданий его именовали лжеученым и мракобесом. Хотя, при особом желании, на черном рынке можно было прикупить несколько книг. Обладание этими книгами и более или менее углубленное их прочтение было проявлением своего рода инакомыслия. Этакое противостояние навязанному медицинскими властями и изрядно поднадоевшему Павловскому учению. Дескать, мы не лыком шиты. И разбираемся, что к чему. В том смысле, что знаем, с какой стороны нужно подбираться к подсознанию.
Со мной в Полтавской психиатрической больнице работал не слишком обремененный познаниями, в том числе медицинскими, доктор. Признанный больничный активист и общественный деятель больничного же масштаба.
Как-то к нему в руки попала книга Фрейда.
Доктор прочел её и восхитился.
Скорее всего, его восхитила сексуальная составляющая:
— Воны дурнi, — пренебрежительно отзывался доктор о своих менее начитанных коллегах. — Воны Хрейда не читали…
* * *
Какое уж тут сотрудничество. Даже опосредованное.
Макса Эйтингона связывали с Фрейдом отношения иного порядка. С разведывательной деятельностью никак не связанные.
Удачливый коммерсант и великолепный организатор, Макс Эйтингон, был искренне увлечен психоанализом. И тратил свои честно заработанные деньги как на поддержку самого учения, так и на оказание материальной помощи его творцу.
Такая, человечески понятная, точка зрения не устраивает любителей "жареных" фактов. И они пускаются во все тяжкие.
Существует далеко не безусловное; но, достаточно распространенное суждение — добрые дела наказуемы.
Жизнь Макса Эйтингона подтверждает эту грустную сентенцию.
