В связи с 60-й годовщиной убийства Рудольфа (Исраэля) Кастнера невольно вновь, в который раз встал вопрос о том, насколько правы были его убийцы в своем гневе. Насколько далеко зашел Кастнер в сотрудничестве с нацистами? Не преступил ли он ту черту, за которой ему на самом деле не было и не могло быть прощения?
Петр ЛЮКИМСОН
Напомним, что знаменитое дело Кастнера началось летом 1952 года с того, что хозяин небольшой иерусалимской гостиницы Мальхиэль Грюнвальд разбросал самодельные листовки, в которых предъявил Исраэлю Кастнеру страшные обвинения. Грюнвальд утверждал, что тот обрек на смерть 400 тысяч венгерских евреев в обмен на спасение членов своей семьи и еще нескольких сотен евреев, заплативших ему крупные суммы.
Так как Кастнер был в тот период высокопоставленным госслужащим, на его защиту встало государство. Юридический советник правительства Хаим Коэн подал в Иерусалимский окружной суд иск против Грюнвальда по обвинению в клевете. Но суд над Грюнвальдом превратился, по сути дела, в процесс над Кастнером. В июне 1955 года судья Биньямин Галеви огласил приговор, в котором указал:
"Рудольф Кастнер продал душу дьяволу и ничего не сделал для сокращения числа жертв среди венгерских евреев, удовлетворившись сохранением жизни для небольшой горстки".
Государство такой приговор не устроил, и оно подало апелляцию в Высший суд справедливости, который четырьмя голосами против одного отменил решение Иерусалимского окружного суда.
4 марта 1957 года Дан Шемер, Йосеф Менкес и Зеэв Экштейн обстреляли Кастнера из пистолетов, когда он далеко за полночь возвращался домой с работы. Десять дней врачи боролись за его жизнь, но 15 марта Кастнер скончался. Все трое убийц в 1958 году были приговорены к пожизненному заключению, а в 1963-м были отпущены на свободу. С их досрочным освобождением, кстати, также связано немало версий, но речь сейчас не о них.
В 1960 году начался процесс над Адольфом Эйхманом, и в это же время журнал "Лайф" опубликовал пространное интервью с ним, сделанное в 1957 году голландским журналистом Вилемом Сассеном. Сассен, работавший в годы Второй мировой войны в отделе пропаганды Третьего рейха, а затем ведущим журналистов ряда нацистских радиостанций, был приговорен немецким судом к 20 годам тюрьмы, а бельгийским – к смертной казни, но, как и Эйхман, сумел укрыться в Аргентине. Здесь он стал собкором ряда немецких изданий, издавал газету для обретавшихся в Южной Америке нацистов, писал за них мемуары и совсем не бедствовал. С Эйхманом он познакомился случайно на улице, тот поначалу представился ему ложным именем и согласился поведать "несколько интересных историй". Очень скоро Сассен понял, с кем разговаривает, и Эйхман решил снять маску.
Беседуя с Эйхманом, Сассен записал в общей сложности 67 магнитофонных бабин, уместившихся при расшифровке на 450 страницах. Часть из них завизирована самим Эйхманом.
Эйхман, который откровенничал с Вилемом Сассеном, отнюдь не похож на того, каким он предстал перед израильскими судьями. Он не только не говорит о том, что лишь выполнял приказы, но, напротив, подчеркивает, что был тем, кто эти приказы отдавал. "Вместе с тем, — сказал в какой-то момент Эйхман Сассену, — если бы мне приказали лично отправлять в газовую камеру или расстреливать евреев, я бы с удовольствием это сделал". Далее он признавался, что "единственное, о чем жалеет, так это то, что мы не до конца сделали нашу работу. Можно было бы сделать ее лучше". Евреев он в этих интервью приравнивает то к животным, то к мешкам с мукой.
Все эти откровения, надо заметить, отнюдь не устраивали Вилема Сассена и нескольких бывших нацистских офицеров, которых Сассен приглашал к себе домой для знакомства с Эйхманом. В те дни среди бывших нацистов было принято отрицать масштабы Катастрофы или всячески преуменьшать ее масштабы и стараться очистить имя Гитлера. Эйхман же своими откровениями попросту уничтожал эту концепцию. Все оказывалось даже страшнее и омерзительнее, чем они думали. В то же время Эйхман постоянно твердил, что он является "жертвой евреев", так как "если бы не преследования с их стороны, он бы спокойно жил на пенсию в Германии".
Наряду с прочим, Эйхман в интервью Сассену много говорил о Рудольфе Кастнере, а также о том, что если он однажды все же предстанет перед судом, то вызовет его в качестве свидетеля в свою пользу. Посвященные Кастнеру страницы бесед Эйхмана и Сассеном и были опубликованы в "Маариве".
"Я хорошо его помню, — рассказывал Эйхман, — поскольку он оказал мне огромную услугу, помог сохранить спокойствие в пересылочных лагерях, а я в обмен помог спастись группе его людей. Он сделал превосходную работу – отдал мне евреев Венгрии без единого выстрела, без демонстраций и прочих глупостей. Он сделал месяцы моего пребывания в Будапеште необычайно приятными и избавил меня от множества осложнений и головной боли.
Кастнер согласился помочь мне в предотвращении любого сопротивления евреев, в их транспортировке и в обеспечении порядка на сборных пункта, если я закрою глаза на то, что несколько сотен или даже тысяч евреев незаконно эмигрируют в Палестину. Это была хорошая сделка. Жизнь 15 или даже 20 тысяч евреев в обмен на обеспечение спокойствия в лагерях я считал невысокой ценой. "Ты получишь всех остальных, — сказал он мне, — но отдай мне эту группу сейчас". Для него было главное, чтобы его группа венгерских евреев добралась до Палестины.
Он был одержим идеей спасти еврейскую кровь с чисто биологической точки зрения, то есть тот человечески материал, который мог тяжело работать и активно размножаться. Он не был заинтересован в старых евреях. Вначале он отобрал 700 евреев, по большей части молодых. Потом поставил условие, чтобы в группу были включены и члены его семьи. Мне было наплевать на то, что он возьмет еще и членов своей семьи. Он мог взять их в любое место, куда бы захотел".
Далее Эйхман описывает Рудольфа Кастнера как "молодого человека, примерно моих лет, адвоката по профессии, очень хладнокровного и фанатичного сиониста". И добавляет, что если бы Кастнер был немцем, "он мог бы стать идеальным офицером гестапо".
"На самом деле, — говорил Эйхман, — было определенное сходство между мировоззрением СС и мировоззрением лидеров сионизма. Я ему однажды так и сказал: мы оба идеалисты. Мы все были готовы пожертвовать своей кровью и принести жертвы во имя нашей победы. Я уверен, что Кастнер был готов принести в жертву кровь тысячи или даже ста тысяч соплеменников ради достижения своих политических целей".
"Наши отношения никогда не были настолько близкими, чтобы мы могли просто посидеть вместе, выпить стаканчик вина или шнапса. У меня вообще никогда не было пьяных оргий с евреями, — рассказывал Эйхман далее. – За исключением первой встречи, Кастнер никогда не выказывал страха в процессе общения с одним из самых сильных людей гестапо. Мы говорили на равных. Люди забывают об этом… Мы были политическими противниками, которые пытались прийти к соглашению, и потому полагались друг на друга… Он сидел и курил сигареты так, словно мы с ним были в кафе. Он выкуривал сигарету за сигаретой, вытаскивая их из серебряного портсигара и зажигая маленькой серебряной зажигалкой".
При внимательном чтении этого интервью становится понятно, что Эйхман был готов "подарить" Кастнеру 15-20 тысяч венгерских евреев. Но тот, как известно, удовольствовался 1654-ю, часть из них были его близкими родственниками, другие заплатили за спасение немалую сумму. Значит ли это, что больше евреев ему было не нужно, и их судьба его ничуть не волновала? Или все дело в том, что он не сумел разгадать Эйхмана и на самом деле смертельно его боялся?
Во время очередной встречи с Сассеном Эйхман сообщил, что все денежные вопросы, касающиеся сделки с Кастнером, он поручил Курту Бехеру (позже Кастнер свидетельствовал в суде в пользу Бехера, и тот в итоге был оправдан. – Прим. ред.).
Но послушаем, что говорил Эйхман:
"Бехер менял евреев на валюту в соответствии с прямыми личными указаниями Гиммлера. Были венгерские и немецкие агентства, которые помогали Кастнеру менять евреев на деньги, но я старался держаться от всех денежных дел подальше, а себе оставил лишь работу по транспортировке материала. В конце концов, евреев, которые были отобраны Кастнером, вывезли в указанное им и его людьми место и приставили охрану СС, чтобы им никто не сделал ничего плохого. Когда еврейские политические организации организовали поезд для выезда, я дал указание пограничной полиции пропустить его. Они ехали, в основном, ночами — это было мое джентльменское соглашение с Кастнером. Покинув пределы Венгрии, они должны были следовать через нейтральные страны или прятаться, в основном, в Румынии, пока не попадут на пароход. Когда они добирались до Палестины, их уже ждали отчаянные евреи, помогавшие им добраться до берега, а затем в глубь страны вопреки запрету британских властей. Так как у беженцев не было паспортов, еврейские организации должны были давать огромные взятки румынским чиновникам, которые никогда ничего не делали бесплатно. Но всеми этими вопросами опять-таки занимался Гиммлер. Все, что не было в моей компетенции, я не мог делать, не получив приказа. Если бы я не следовал этому правилу, то был бы плохим офицером СС. А я, надо заметить, был хорошим офицером СС!"
Сассен впервые попытался продать интервью с Эйхманом в 1957 году, сразу после убийства Кастнера, но тогда оно никого не заинтересовало. Зато в 1960-м "Лайф" заплатил за эти записи несколько десятков тысяч долларов.
На процессе Эйхмана прокуратура пыталась получить так называемые "бумаги Сассена" и использовать их в качестве одного из доказательств обвинения, но Эйхман заявил, что давал журналисту интервью, будучи мертвецки пьяным, а потому сильно привирая. Кроме того, по словам Эйхмана, Вилем Сассен внес в текст существенные поправки, чтобы усилить сенсационный характер материала. В результате интервью было решено не использовать на процессе. Сам Сассен вскоре переехал в Чили, так как жившие в Аргентине нацисты заподозрили, что именно он выдал Эйхмана "Моссаду".
Сегодня же читатель получил возможность еще раз, уже будучи знакомым с откровениями Эйхмана, ответить на вопрос о том, насколько были правы трое еврейских парней, когда вынесли Рудольфу Кастнеру смертный приговор и 4 марта 1957 года поджидали его с пистолетами в темноте на тихой тель-авивской улочке?
Любопытно, что ни один из этих троих никогда не высказал раскаяния в содеянном.
"Новости недели"
