Израильскому журналисту не раз доводилось видеть воочию "последнего фараона", о котором у него сохранились вполне благоприятные впечатления
Давид ШЕХТЕР
Фото из личного архива автора
Умер Хусни Мубарак, правивший Египтом 33 года. Умер человек которого называли "последний фараон". Я несколько раз общался с ним и сейчас хочу рассказать об этом. Пять раз я приезжал в Египет в составе журналистской группы сопровождения премьер-министра Израиля. Дважды – с Шимоном Пересом и три раза с Биньямином Нетаниягу. И только один раз – во время "Конференции миротворцев" в Шарм а-Шейх мне не довелось пообщаться или хотя бы побывать в личном кабинете тогдашнего президента Египта Хусни Мубарака. Подробно эти поездки я описал в своей книге "Рядом с премьер-министрами", а здесь приведу лишь несколько эпизодов.
Первый раз я побывал в Каире во время визита Шимона Переса весной 1996 года. Сразу же из аэропорта мы приехали в дворец Мубарака – "Иттихадия". Название дворца переводится как «Объединение». Именно этот дворец стал резиденцией президента Объединенной Арабской Республики — когда несколько десятилетий назад Сирия надумала объединиться с Египтом. «Иттихадия» — огромное здание, насчитывающее 365 комнат — по количеству дней в году. Построен дворец в мавританском стиле — с пузатыми куполами, причудливыми восточными башенками, похожими на минареты. Внутри он смахивает на декорацию к американскому фильму по мотивам «Тысяча и одной ночи» — красные толстые ковры, мраморные полы, алебастровая лепка на стенах, цветные узорчатые витражи, гигантские хрустальные люстры.
Тем не менее система кондиционирования воздуха отсутствовала, только в кабинете Мубарака было прохладно. Видимо, для того, чтобы летом не так ощущалась жара, стены дворца были увешаны картинами европейских художников, изображающими то парусник в бушующем море, то французскую армию, погибающую в российских снегах. Между картинами стояли солдаты в форме и мордастые молодцы в штатском, пиджаки которых многозначительно оттопыривались. Но, несмотря на весь свой грозный вид, когда журналистам были любезно предложены бутерброды, каждый солдат, оказавшийся возле официантов, не преминул ухватить сэндвич с подноса.
В кабинет, где с глазу на глаз совещались Перес и Мубарак, разрешили войти на несколько минут лишь пятерым израильским журналистам, в том числе и мне. Египетские работники службы безопасности предупредили: никаких вопросов, разрешается лишь сделать несколько снимков. Тем не менее девица, представлявшая израильскую арабскую газету, неожиданно обратилась к Мубараку:
«Я из Фалястын». «Добро пожаловать, — улыбнулся Мубарак. — Ты хочешь со мной сфотографироваться?» «Конечно», — обрадовалась журналистка. «Иди сюда, — махнул рукой президент. — Сколько ты берешь за одну фотографию?» «Одну гину», — ответила девица. «Согласен», — сказал Мубарак.
Журналистка подбежала к нему и чуть ли не уселась на президентские колени. Защелкали камеры, Перес и Мубарак улыбались, девица просто сияла от восторга. Между тем это было вовсе не смешно: проживала она в Назарете, который находится в государстве Израиль, а не в Фалястын. В тот момент израильские арабы потеряли всякую сдержанность и уже не считали нужным скрывать от евреев свои национальные и государственные чаяния. А Шимон Перес, в немалой степени ответственный за такой поворот событий, смотрел на распоясавшуюся арабку и как ни в чем не бывало продолжал весело улыбаться…
Дорога из дворца в аэропорт заняла более часа — Перес обедал с Мубараком, а журналистов решили отправить пораньше. И вот тут мы оценили всю предусмотрительность египетских властей, утром перекрывших город для проезда кортежа Переса. Улицы Каира были забиты автомашинами. Светофоры работали, но внимания на них никто не обращал, и движение регулировалось полицейскими, стоявшими почему-то не в центре перекрестка, а на тротуаре.
Мы долго пробивались через заторы, а перед воротами аэропорта наткнулись на еще одно препятствие, которое, правда, преодолели быстро, — тройной заслон египетских солдат с автоматами наизготовку и с касками на голове. Солдаты разместились и на крышах здания аэропорта; я заметил, что в самом центре крыши, возле флагштока с египетским флагом, тоже стоял солдат и что-то держал в вытянутых руках. С помощью мощного фототелескопа, который любезно дал мне знакомый фоторепортер, я разглядел, что солдат держит сложенный израильский флаг.
Мы ожидали Переса на борту самолета около получаса, и за все это время солдат даже не пошевелился. Лишь в тот момент, когда черный лимузин главы израильского правительства въехал на летное поле, он поднял на флагштоке бело-голубое знамя. И тут же спустил его, как только Перес поднялся на борт самолета. Египтяне хотели, чтобы израильский флаг развевался над зданием столичного аэропорта как можно меньше. После этого мне пришлось еще дважды побывать в Каире, сопровождая Биньямина Нетаниягу, и каждый раз я наблюдал одну и ту же сцену: израильский флаг взмывал над каирским аэропортом буквально на считанные секунды.
Моя первая поездка в страну сфинксов с премьер-министром Нетаниягу состоялась в конце июля 1996 года. С тех пор я дважды побывал вместе с ним в Египте: в марте 1997-го вновь в Каире и через год — в Шарм-а-Шейхе. Поводы для посещения этой страны каждый раз были иные, но поведение президента Мубарака отличалось завидной стабильностью: он занимал позицию этакого двуликого Януса, с израильтянами говорившего на одном языке, а со своими соотечественниками — на другом.
В первый раз Нетаниягу отправился в Каир, чтобы лично познакомиться с Мубараком и изложить ему свое политическое кредо. На каирском аэродроме Нетаниягу был оказан прием по самому высокому разряду: красная ковровая дорожка, почетный караул, у трапа самолета его ожидал премьер-министр Египта, военный оркестр исполнил гимны обоих государств. Затем кортеж направился к резиденции Мубарака.
Меры безопасности были еще более жесткими, чем во время приезда Переса. Израильская спецслужба вновь пригнала в Каир грузовой самолет с бронированным «кадиллаком» премьера. Все движение на пути кортежа было остановлено, по обеим сторонам дороги через каждые пятнадцать — двадцать метров стояли солдаты и агенты службы безопасности. Движение перекрыли и под мостами, по которым проезжал кортеж, — на протяжении десяти с лишним километров была создана «стерильная зона».
Встреча Нетаниягу с Мубараком непредвиденно затянулась. На нее и на последующую пресс-конференцию были запланированы полтора часа, но только разговор двух лидеров длился более двух часов. Десятки журналистов со всего мира, толпившиеся в коридорах «Иттихадии», пытались понять, что происходит, и общий вывод был таков: разногласия очень серьезны, Мубарак и Нетаниягу пытаются найти хоть какие-то точки соприкосновения. Драматизм заключался еще и в том, что беседа велась с глазу на глаз и на нее не допустили даже ближайших советников, как это обычно происходит во время таких переговоров.
Наконец журналистов пригласили в главный зал дворца, украшенный гигантской люстрой из горного хрусталя и настенным орнаментом из шестиугольных звезд. То, что мы увидели и услышали на пресс-конференции, действительно не внушало оптимизма. Нетаниягу был весел и пребывал в подчеркнуто хорошем настроении. Мубарак же ни разу не улыбнулся, даже не отпустил ни одной шуточки, как он любил делать на встречах с прессой. Поэтому создавалось впечатление, что израильский премьер делает хорошую мину при плохой игре. Оба лидера тщательно избегали острых углов. В конце пресс-конференции Нетаниягу и Мубарак обменялись рукопожатием, а когда выходили из зала и повернулись к журналистам спиной, то повторили жест Клинтона, обняв друг друга за плечи.
Хоть взрыва не произошло, все же ни о каком успехе говорить было нельзя. Об этом израильские журналисты бросились сообщать в свои редакции. Мы столпились в полуподвальном помещении, где размещался пресс-центр, и нетерпеливо ждали своей очереди к телефонам – эра смартфонов была еще далеко впереди. И тут случилось нечто неожиданное: в пресс-центр зашел египетский офицер и пригласил израильскую прессу на дополнительную, незапланированную встречу с президентом. «Ох, неспроста все это, — сделал вывод арабист с «Голоса Израиля». — Мубарак никогда не устраивал для нас специальной пресс-конференции после завершения общей».
Недоумение усилилось, когда нас завели в зал заседаний правительства и усадили за стол, за которым располагаются египетские министры, да еще когда стало известно, что Нетаниягу со свитой отправился посмотреть пирамиды на трех вертолетах египетских ВВС, любезно предложенных Мубараком. Такой дружеский жест никак не вязался с холодной атмосферой, царившей на пресс-конференции. В зал вошел Мубарак, и наше недоумение достигло предела: египетского президента словно подменили. Всего двадцать минут назад он был, как сфинкс, угрожающе-загадочен и даже мрачен, теперь перед нами предстал радушный улыбчивый хозяин, сыпавший шутками, тепло пожимавший руки журналистам. «Беседа была открытой и теплой, — сразу же заявил Мубарак. — Когда я слышал выступления Нетаниягу во время предвыборной кампании и в американском конгрессе, то не мог понять, чего хочет этот человек. Теперь напряжение снято».
Наш разговор с Мубараком длился минут сорок, атмосфера была демонстративно дружелюбной. После завершения встречи Мубарак пожал руку каждому из нас и даже обнял Уди Сегаля — политического обозревателя армейской (!) радиостанции «Галей ЦАХАЛ».
Как можно было объяснить такое поведение Мубарака? Почему на общей пресс-конференции он был хмур, а затем радикально изменил тон? Это не было случайностью: когда в марте следующего года мне вновь пришлось сопровождать Нетаниягу в Каир, Мубарак повел себя точно так же — во время общей пресс-конференции в большом зале «Итихадии» был холоден и мрачен, а затем, беседуя с израильской прессой, добр и весел. Думается, разгадка заключается в том, что Мубарак вел себя как типичный восточный политик, заявления которого в точности соответствуют аудитории, к которой он обращается. Общая пресс-конференция всегда транслировалась в прямом эфире на Египет и большинство арабских стран, и хмурый вид Мубарака должен был продемонстрировать арабскому миру, что Египет стоит во главе фронта сопротивления планам Нетаниягу. А для израильтян у Мубарака было заготовлено совершенно другое послание: отношения между двумя странами по-прежнему нормальные, более того, они должны улучшаться.
Они, конечно, не улучшались. Но и не ухудшались. Все 33 года у власти Мубарак поддерживал мир с Израилем. Пусть очень холодный, но мир. За что мы, израильтяне, ему благодарны. И сегодня, в день похорон Мубарака, говорим ему – "Спасибо. Ты не был нам другом, но и не был врагом. А по понятиям Ближнего Востока это очень немало. Спи спокойно, президент".
