В июле исполнится 40 лет, как не стало Владимира Высоцкого. Его учитель Юрий Любимов создал спектакль "Владимир Высоцкий" в память о поэте. Советская власть запомнила неповиновение Любимова на похоронах Высоцкого. И не простила. С этого момента Любимов становится объектом преследования и травли со стороны советских властей
Марк ЭПЕЛЬЗАФТ
НОЖ В СПИНУ
В 1980-е годы после смерти Владимира Высоцкого обстановка вокруг Театра на Таганке накалилась. Власти запретили спектакль, посвященный памяти поэта. Юрий Петрович Любимов, несмотря на свой талант и заслуги, был лишен советского гражданства. Это произошло после публикации в британской газете "The Times" в 1984 году интервью Любимова, в котором режиссер критически высказался по поводу культурной политики в СССР.
В момент лишения гражданства Любимов находился в Лондоне, решение было принято заочно, оформлено в виде Указа президиума Верховного Совета СССР за подписью Черненко. Имя Любимова было снято со всех афиш и программ Таганки, и даже упоминание о нем было поставлено под запрет. Вместо него художественным руководителем Театра на Таганке был назначен Анатолий Эфрос.
Позже в своих записках к сыну Юрий Любимов напишет:
"1984 г., 16 июля. В этот день, Петя, стал я человеком без гражданства. Пришла итальянская полиция. Сообщила, что звонил советский консул Турина, настойчиво просил позвонить. Сухо, твердо довел до моего сведения Указ о лишении гражданства СССР. Потребовал встречи и сдачи паспорта. Оставлю как сувенир, а потом посмотрим, что будет через год-два. Спросил, кем же вы меня сделали: грузином, таджиком, французом? Я как был русским, так и остался. Совсем распоясались после смерти Андропова. "В России нет Закона, есть столб, а на столбе корона. А.С. Пушкин". Вот и закончилась двадцатилетняя борьба с обалдевшим советским правительством".
После лишения гражданства он работал в Израиле, США, Англии, Скандинавии, Италии, Германии. Ставил драматические и оперные спектакли. Запад с удовольствием принял Любимова: Израиль предоставил ему гражданство, ему были доступны знаменитые и лучшие театральные сцены, его постановки пользовались большим успехом. "Мы облагодетельствованы его изгнанием!" — заявил Запад.
В вынужденной эмиграции режиссер провел долгие семь лет. "Как бродяга, мотался по Европе", — скажет он позже. Его спектакль "Преступление и наказание" в Австрии, Англии, США и Италии был удостоен высших театральных премий, по приглашению Ингмара Бергмана в Стокгольмском Королевском драматическом театре Любимов поставил несколько спектаклей, которые потом долго и успешно гастролировали по всему миру.
В постсоветское время российские власти не оставили Любимова в покое, организовав травлю Любимова и его уход из театра в конце жизни.
БЕСЕДА В ИЕРУСАЛИМЕ
В этом небольшом интервью Любимов рассказал о работе в Театре на Таганке, о сотрудничестве с Бродским, о Шнитке, о своей работе над операми в Европе, а также об Израиле и своем месте в нашей стране. Упомянул Юрий Любимов и о попытке создания школы театрального искусства в Иерусалиме.
…Итак, 25 июля 1995 года Русский культурный центр на ул. Штраус в Иерусалиме. Времени было совсем мало, и беседовать с Юрием Петровичем пришлось в спешке. В конце разговора он пообещал, что осенью, после возвращения из греческо-московского турне, мы сможем неспешно поговорить в домашней обстановке.
Несмотря на почтенный возраст, Любимов все так же эмоционален, экспрессивен, саркастичен, моложав. Хотя все чаще устает. Все чаще печальная улыбка и горькая ирония…
— Что нового, Юрий Петрович?
— Вот, собираемся мастер-класс открыть при театральном отделении Иерусалимского университета. Может, будет что-то вроде школы.
— Зачем еще одна театральная школа этой махонькой стране?
— Мне кажется, что идея создать школу в городе, где соседствуют три религии, в общем-то, интересна. Здесь будут учиться люди со всего мира, находить общий язык при помощи искусства. Иерусалим для этого — самое подходящее место на земле.
— Власти нашего города тоже такого мнения?
— Папа римский такого мнения и обещал полную поддержку проекту. Греки дают деньги. И мэр Питера Собчак. Все упирается в израильские власти. В Ольмерта (тогда мэр Иерусалима. – прим. автора)…
— Как обстоят дела с вашим театром?
— Я сейчас поставил "Медею" Еврипида в переводах Бродского. Он это делал из любви к грекам и во имя высокого искусства. Написал специальные хоры. Перевел и Еврипида. Сделал это гениально. В Афинах прошла премьера. В Греции я актеров подкормил месяцев на семь-восемь вперед, а то ходили какие-то потерянные, все мысли об одном: что делать завтра? Получают в России сущие гроши. А что касается театра в Москве — там коммунисты сейчас в новом здании у Губенко собираются. Юдофобы и коммунисты. Анпилов. Руцкой. Колечка и Ленечка Филатов своего добились. Парадокс: в театре, где стоит памятник Володе, проходят эти сборища… Вот такая горькая ирония судьбы. Мои спектакли идут в старом здании. Когда эти ребята вместе с органами все это проделали, чем я мог ответить? Я мог только снова уехать, вот закрыл театр и уехал. Потом мои актеры звонили и спрашивали: "Как же нам жить?" Я сказал, что буду помогать, как могу, но живите сами…
Я не могу понять: почему теперешние власти, именующие себя демократами, так поступают. Никому не отвечают. Ни на просьбы. Ни на звонки. Кто за этим стоит, какая организация — я догадываюсь. Ельцин издал указ, чтобы театр восстановить, указ нарочито не исполняется. Ничего не изменилось абсолютно. За десять лет и не могло. Особая система. Обработка в 70 лет не могла пройти бесследно. Повыбили из нас многое. Подавляли личность. Мы жили в фашистском государстве, Марк. А сейчас просто нет никаких законов. Не к кому апеллировать. Рассчитывать можно только на себя.
— А что Лужков?
— На словах за меня. А в театре — коммунисты.
— Что с вашими спектаклями для Новой сцены?
— На Таганке они не идут. Ни "Доктор Живаго" с музыкой Шнитке, ни "Борис Годунов", ни "Пир во время чумы". Но публика до сих пор нас любит.
— Юрий Петрович, несколько слов о ваших постановках в Европе. Какие из этих работ вы могли бы особо отметить? Ваши впечатления от работы в совершенно разных странах — Италии, Греции, Германии, Финляндии…
— К моему счастью, я сразу получил работу везде. Поэтому и выжил. Выжить трудно. Особенно — актеру, без языка невозможно. И режиссерам тоже непросто. Правда, я работал в Европе, будучи еще советским. К примеру, в "Ла Скала". Так что мне было легче. В Италии работал очень много. Ставил оперу Луиджи Ноно. Это такой авангардист-коммуняка, но очень одаренный. Это была первая опера, с которой я вошел в ужасный оперный мир. Ничего ужаснее нет, поверьте, в искусстве. После в "Ла Скала" были "Годунов" и "Хованщина" Мусоргского, затем "Страсти по Матфею", "Лулу" Берга, "Саламбо" Мусоргского… Около тридцати опер сделал там. В Финляндии, к примеру, сделал "Подростка" по Достоевскому. В Карлсруэ поставил "Пиковую даму" с редакцией Альфреда Шнитке. Либретто максимально приблизили к Пушкину.
— Вы привнесли что-то свое в постановку?
— Нет, зачем? Все написано Пушкиным и Чайковским. Это прекрасная опера. Гениальная. Просто на наш взгляд, Альфреда и меня, там есть слабые места. Они и самому Чайковскому не нравились. Мы сделали купюры. Но музыкально ничего не тронули. И в итоге было выявлено четко по Пушкину: "Карьера, деньги, игра, страсть". А никакая ни любовь, канавки и прочий сантимент. Все гораздо проще и суровей.
— Вы осуществите замысел поставить с Бродским его пьесу "Мрамор"?
— Нет, к сожалению. Он делает только для души. Очень занят. И очень болен. Кроме того, это гений. С ним трудно вместе работать. Никогда не знаешь, что в следующую секунду будет.
— Что с постановками в Израиле?
— Вы знаете, тут всегда сложно. Пока я гость — все хорошо. Когда хочу что-то сделать, вторгнуться — совсем другой разговор. В Израиле талантливых людей в театре нет, к сожалению. Местный театр отстал от мирового лет на сорок.
— А "Гешер"?
— Не смешите меня.
— Какую страну вы считаете своей?
— Я бродяга. Но дом здесь, в Израиле. Здесь семья. Сын учится. Я, вообще, представитель Сохнута в Москве. Отдавал театр израильскому посольству для проведения еврейских праздников. Давал советы отъезжающим у себя в кабинете. Так что я — эмиссар Сохнута.
— Ощущается ли в России подъем какой-то в области театрального искусства?
— Я ощущаю подъемы только в компании близких. Как пел Володя, "лечу туда, где принимают". Да и нет у меня времени за этим следить.
ЛЮБИМОВСКАЯ ПОЗИЦИЯ
…Главной причиной опалы Юрия Любимова была его гражданская позиция, которую он не скрывал, но поводом для изгнания стала роль Любимова в организации похорон Владимира Высоцкого и создание поэтического спектакля о нем.
"Видимо, их мышление было таково, мол, как такого типа провозить мимо Кремля на Ваганьковское кладбище? – вспоминал Любимов. — Поэтому они раз — и в туннель юркнули. Стали выламывать его портрет, поливочные машины смывали цветы, которые люди прикрывали зонтиками, потому что была страшная жара… И огромная толпа начала кричать на всю площадь: "Фашисты! Фашисты!" Этот кадр облетел весь мир, но они, конечно, затаили. Как бы я был виновником. А потом моя жизнь стала совсем невыносимой".
Любимов многое сделал для становления творческой личности Высоцкого. В своей книге "Владимир, или Прерванный полет" Марина Влади пишет: "Твои отношения с Любимовым углубляются из года в год. Он становится тебе немного отцом, которого у тебя никогда по-настоящему не было. Ты восхищаешься им и побаиваешься его. Он любит тебя, как талантливого сына, с которым, правда, хлопот не оберешься. Вы дополняете друг друга в работе, и смотреть репетиции для меня настоящее наслаждение"
Высоцкий посвятил Любимову несколько песен, в том числе "Еще не вечер", "Як-истребитель" и "Юрию Петровичу Любимову с любовью в 60 его лет от Владимира Высоцкого" — с известным рефреном: "Скажи еще спасибо, что живой".
