Как мы в день долгожданной алии едва не стали московскими бомжами
Елена ПЛЕТИНСКАЯ
А ведь мы вполне могли и не попасть в Израиль. Остались бы жить московскими бомжами и безо всяких там опознавательных знаков, таких незначительных, как паспорта и прочие бумажки, удостоверяющие наши личности. Да собственно говоря у нас и гражданства страны Советов уже не было. Пришлось еще и заплатить, чтобы с недоброй памяти Советским Союзом по-хорошему расстаться.
А дело вот в чем. В далеком 1991 году мои дорогие родители полетели с нами в Москву, чтобы проводить нас на землю нашу обетованную. И старшие братья мужа тоже. В общем, компания составилась веселая, но не пыльная и не шумная.
Сняли на несколько дней номера в "Интуристе", которого, насколько мне известно, в Москве уже давно не существует. А есть какие-то фильдеперсовые отели совсем другого уровня и класса. С тех пор, как мы репатриировались, более никогда в Россию не путешествовали (если не считать нескольких часов, проведенных в довольно тесном в то время Домодедово транзитом в Канаду). Как-то не было ни надобности, ни желания. Впрочем, и по сей день нет.
В начале 90-х "Интурист", как мне помнится, считался крутой гостиницей. Ну во всяком, я в таких не бывала. Уже много позже довелось пожить в гораздо более роскошных и интересных интерьерах по миру со всеми вытекающими ништяками. А тогда, помню, как удивилась ужину, заказанному к нам в номер братьями моей второй половины. И, разумеется, там была красная икра, непременный атрибут шикарной жизни по-советски. Ну и коньячок (французский, точно помню, "Камю", потому как тогда я знала только Альбера Камю и удивилась наличию одноименного спиртосодержащего напитка), балычок и прочие атрибуты шикарной жизни имелись на колесном столике, который официант вкатил в нашу комнату.
Так как отель находился совсем рядом с Красной площадью, мне захотелось показать нашему маленькому сыну хотя бы крошечный кусочек Москвы. Дело было зимой, в самом начале января 1991-го. Мы, южные жители большой страны, которую вскоре предстояло покинуть навсегда, тщательно упаковались во все самое теплое, что у нас имелось, и отправились гулять.
Мама в это время совершала набег на столичные магазины. А муж с братьями за компанию отправился в посольство, где они оформляли и свое скорое отбытие в Израиль. Так как дела наши были полностью завершены и последние штрихи перед репатриацией нанесены на полотно предстоящей новой жизни, основные документы и деньги супруг отнес в номер моих родителей. Там же хранились наши чемодан и два баула с вещами.
Итак, в отеле оставался только мой папа, который решил немного вздремнуть…
Но, как известно, медведь берложится до весны. Он и сегодня, хоть уже не молод, привычке своей не изменяет.
Для верности, чтобы никто не смог случайно его побеспокоить, а папа наивно полагал, что такое возможно, он заперся изнутри, конечно оставив ключ в замке (электронные карточки еще не были в ходу) и со всей ответственностью занялся любимым делом – залег очень основательно и надолго.
Дальше начинается самое интересное. Через несколько часов нам предстояло выезжать в Шереметьево, микроавтобус уже был заказан…
Мы вернулись в отель и спокойно собирали вещи, когда раздался нервический стук в дверь нашего номера. Я открыла, на пороге стояла мамуля в панике:
— Он спит! – трагически сообщила она.
Все эмоции мира сошлись в одной этой коротенькой фразе, которой нам было вполне достаточно, чтобы понять, насколько сложна ситуация.
Правда, только нам с супругом. Его братья с папиным талантом спать при любом шуме и в самых непредсказуемых обстоятельствах были пока не знакомы. Пока…
К тому времени, когда до прихода такси оставался какой-нибудь час, а маме надо было еще непременно переодеться, перед дверью номера моих родителей, кроме нас самих, выстроились консьержка, две уборщицы, да пара человек из персонала рангом повыше.
И все мы стучали, кричали, свистели, звонили на номер телефона комнаты, издавали всевозможные громкие звуки с помощью каких-то подручных средств. Кто-то даже притащил транзистор с торчащей антенной, и врубил звук на полную громкость.
Но все было тщетно. За дверью стояла девственная тишина, неслышно было даже всхрапываний. Мой папа спал праведным сном младенца.
Тогда собравшиеся, число коих все увеличивалось, так как на шум стали подтягиваться и просто любопытствующие, начали кидать разные "умные" идеи, в числе которых предлагалось пригласить ансамбль песни и пляски Советской Армии и задействовать хор им. Пятницкого. А муж с братьями уже стали прикидывать возможность залезть в номер через балкон. Но была зима и лоджия соответственно закрыта изнутри. Ну и жили мы все-таки на шестом этаже, если мне не изменяет память.
Нам уже представлялось, как мы будем пытаться перенести дату вылета, и мы были уверены в отказе, а посему примеряли на себя участь московских бомжей…
Когда до нашего отъезда из отеля оставалось минут двадцать, и посреди шума и хаоса зашла речь о взламывании, дверь медленно отворилась, и из нее показался отлично выспавшийся сладко позевывавший и недоумевающий папа, похожий в этот момент на героя Эльдара Рязанова из фильма "Гараж", пробудившегося после спячки на чучеле бегемота.
Первое, что он спросил:
— Бэлла (моя мама), что-то случилось? Почему столько народу, что они здесь делают?
Моя импульсивная мамочка стремглав метнулась внутрь комнаты и чуть не сшибла очень крепкого в то время папу с ног.
Отца любят и уважают. И соседи, и друзья, и просто знакомые. Мою жизнь всегда сопровождали слова о нем: "Ну Женька – душа человек!" Поэтому вместо наверное справедливого негодования и возмущения, Гена (старший брат мужа) выразил свое восхищение его поистине богатырским сном. Он до сих пор вспоминает этот эпизод:
— Ну дядя Женя, ну гигант сна!
Кстати, в детстве я тоже могла так спать. Но только в детстве…
