Как же безжалостно выкашивала сталинская коса даже ростки проявления духовности еврейского народа!
Захар ГЕЛЬМАН, Реховот
У художественного фильма «Ленин в 1918 году» — не простая судьба. Это вторая часть дилогии картин режиссера Михаила Ромма, созданная в 1939 году и перемонтированная в 1956. Первая картина именуется «Ленин в Октябре». Сценарий этих фильмов принадлежит перу известного киносценариста Алексея Яковлевича Каплера (при рождении Лазаря Янкелевича) и малоизвестной Татьяны (урожденной Таисии) Семеновны Златогоровой, актрисы, драматурга и тоже сценариста, но по основной профессии врача. Несомненно, эта женщина обладала разнообразными талантами.
В 1927 году Златогорова начала, а в 1928 году завершила образование на актёрском отделение Одесского кинотехникума. В те времена актеров, режиссеров и операторов кино долго не готовили. В 1930 году она стала студенткой 1-го Ленинградского медицинского института, который окончила в 1935 году. В первом браке была замужем за писателем Израилем Моисеевичем Меттером (1909–1996). После расставания с ним стала гражданской женой А.Я.Каплера. В ее творческом активе несколько сценариев к кинофильмам, в том числе в соавторстве с Каплером.
Татьяна Златогорова была дочерью Семена Ивановича Златогорова (при рождении Шмуэл-Шлоймо (Самуила Шлойма) Липмановича Гольдберга, родившегося в Берлине в 1873 году и скончавшегося в тюремной больнице в Ленинграде в 1931 году), видного советского микробиолога, эпидемиолога и инфекциониста. Татьяну Златогорову, которая выбрала профессиональную медицинскую стезю, вероятно, под влиянием отца, незаконно репрессировали вскоре после войны. В заключении она подвергалась пыткам и издевательствам, которые не выдержала и покончила с собой в 1950 году в возрасте 38 лет. Ее мать Татьяна Руфовна Златогорова (урождённая Кельбер), пережила дочь только на год и умерла в возрасте 71 года.
СТРАШНЫЙ ГОД НЕ ДЛЯ НИХ
Считается, что создатели этой дилогии ставили перед собой цель показать, что не один Ленин «творил» революцию в России и руководил страной в первые годы советской власти. О правдоподобности и неправдоподобности описанных в этих двух картинах событий говорить не приходится. Один только тот факт, что в первой версии фильмов на экране появляется вездесущий Сталин, а в перемонтированной версии, то есть после ХХ съезда партии, его убрали, и сюжет от этого не пострадал.
В плане зрительского восприятия вторая часть дилогии, «Ленин в 1918 году», интереснее первой. Потому, что динамичнее и просто злее. Можно сказать, что в этой картине воспевается жестокость. Вот Ленин в одной из сцен узнает, что мать девочки, случайно оказавшейся в Смольном, умерла от голода. Возмутившись до крайности, что делает лидер большевиков? Звонит председателю ВЧК Дзержинскому и выдает такую тираду: «Феликс Эдмундович, у вас арестованы крупные спекулянты хлебом. Необходимо их немедленно расстрелять и широко оповестить об этом население…».
Читайте в тему:
Впечатление производит и сцена, когда комендант Кремля, по фильму Матвеев, будучи в сговоре с чекистами и выдавая себя за взяточника, участвующего в правоэсеровском заговоре, пришел в их логово. По предварительной договоренности он должен был подать сигнал выстрелом к захвату заговорщиков. Но неожиданно узнав о готовившемся в тот же день покушении на Ленина, выдает себя волнением. Заговорщики пытаются его задушить — слышится призыв «за яблочко его, за яблочко!». Но Матвееву удается вырваться и вскочить на подоконник. Но эсеровская пуля достает коменданта, и он раненый падает из окна. Внизу его добивает чекист-предатель.
Блестяще сыграна Натальей Ефрон роль Фанни Каплан, которая, согласно официальной версии, стреляла в Ленина. Ефрон сыграла какую-то ведьмообразную постоянно курящую гадину в женском обличье!
Читайте в тему:
Можно не сомневаться, что Татьяна Семеновна и Алексей Яковлевич выдумали этот совершенно жутко выглядевший на экране образ Фани Каплан и попытались облагородить, если не обоготворить, образ Ленина. Тем не менее эти сценаристы творили искусство (действительно, искусство), не топорно, но по-большевистски с фальшивыми образами и восхвалением жестокости.
НЕСЧАСТНЫЕ ЕВРЕИ
Видный русский и еврейский писатель на языке идиш Осип Дымов (настоящее имя Иосиф Исидорович Перельман; 1878, Белосток – 1959, Нью-Йорк), старший брат известного популяризатора математики, физики и астрономии Якова Исидоровича Перельмана (1882–1942), еще в 1913 году навсегда покинул Россию. Вначале он жил в Европе, потом переехал в Соединенные Штаты, где часто печатался на идише.
В Советском Союзе его имя замалчивалось. Весьма любопытны наблюдения Перельмана-Дымова крещеных евреев, о которых он пишет в своих воспоминаниях, опубликованных в Израиле только в 2011 году, под заглавием «То, что я помню»:
«В Петербурге, куда я приехал из Белостока в 1897 году, я соприкоснулся с новым типом евреев, с которыми не встречался раньше: крещеные и ассимилированные дети Израиля, современные мараны – далекий, но по-своему близкий отзвук (испанских) маранов времен инквизиции… В памяти остался случай с фотографом Шапиро, евреем, знатоком древнееврейского языка, поэтом. Широко были известны его стихи на древнееврейском языке. Когда преследование евреев ужесточилось, Шапиро был вынужден креститься. С мукой в сердце, стиснув зубы, чтобы не кричать от боли, он вошел в церковь евреем и вышел оттуда… несчастным евреем. Но надпись, выведенная в его паспорте свежими чернилами, гласила: «Православный».
Скажем правду: евреи-выкресты хотели пробиться в первый или хотя бы во второй творческий ряд, живя в мире, в котором талант имел значение только в случаях, когда его носители соглашались лгать. Разве отец Татьяны Златогоровой выдающийся ученый Семен Иванович Златогоров, перешедший в православие в 1891 году и получивший новые имя и отчество, настолько проникся христианским учением, что не мог оставаться верным вере предков? Нет, конечно! Талантливый юноша, окончивший в 1891 году гимназию в Ростове-на-Дону с серебряной медалью, заслужил право поступления в университет в составе процентной для евреев норме. Тогда еще Шмуэл-Шлоймо Гольдберг воспользовался этим правом и стал студентом физико-математического факультета по естественному разряду Петербургского университета. Но мечта у юноши была другая: он грезил медициной! Более того, юный Гольдберг желал поступить именно в Петербургскую Военно-медицинскую академию. Однако в России для евреев дорога в это престижнейшее учебное заведение была закрыта. Не желая отказываться от своей мечты, серебряный медалист в 1892 году крестился и в том же году перевелся на первый курс Петербургской ВМА. Через десять лет, в 1902 году, он сделал следующий шаг, вполне логичный для отступника. Как отмечается в одной из его биографий, «после подачи прошения на высочайшее имя, изменил свою фамилию на Златогоров».
Для российских евреев национальный гнет превращал жизнь в безысходное существование. И только потому, что они оставались иудеями. Убожество такого бытия многих молодых евреев толкало к бунту. Иначе говоря, вело в различные революционные организации. Другие, несомненное меньшинство, выражали готовность сменить религию. Не все становились выкрестами, адептами официальной религии. Некоторые, не желая быть обвиненными в заискивании перед православной церковью, становились лютеранами и даже буддистами. Потому что только евреи в царской России были совершенно бесправны.
Научная и военная карьера неофита Семена Ивановича Златогорова складывалась до поры до времени вполне благополучно. Защитил докторскую диссертацию, которую писал под руководством Сергея Сергеевича Боткина, видного бактериолога, специалиста по заразным болезням, лейб-медика императорской семьи, сына выдающегося русского врача-терапевта Сергея Петровича Боткина. В 1929 году профессора Златогорова избрали членом-корреспондентом АН СССР и назначили директором Профилактического института ВМА. На этом его удачи завершились.
Советские власти относились к так называемым «старорежимным спецам» с немалым подозрением. Не стал исключением и С.И.Златогоров. Уже осенью 1930 года его работа на директорском посту получила негативную оценку, он был освобожден от всех должностей, уволен с военной службы и 19 декабря 1930 года арестован. Его обвинили, ни много ни мало, в участии в контрреволюционной организации… врачей-микробиологов.
И действительно, еще 7 декабря 1930 года председатель ОГПУ Менжинский в записке «Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину лично» сообщает, что «Особым отделом ОГПУ раскрыто ответвление организации микробиологов среди ветеринаров- бактериологов», которая управлялась «через Московский ветеринарно-бактериологический институт».
Заплечных дел мастера добились признания подследственных в том, что они «распространяли заболевания сибирской язвы в районах крупного животноводства, а целевая установка организации сводилась к срыву партийных директив ХVI съезда партии по скорейшему разрешению мясной и скотоводческой проблемы…». За раскрытием мифической контрреволюционной организации микробиологов почти немедленно последовало разоблачение не менее мифической организации ветеринаров.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОЛГОФУ
И хотя «Большой террор» разразился только через семь лет, профессора Златогорова так укатали Сивкины горки, что он смертельно заболел и его перевели в тюремную больницу. За три месяца до смерти он оказался в ленинградской городской больнице имени Первухина, где выдающийся ученый и скончался. Замечу, что в те почти «вегетарианские времена» никто из оказавшиеся на скамье подсудимых микробиологов и ветеринаров не получил смертного приговора, но три, пять, а то и десять лет концлагерей, вынесенных «самым справедливым советским судом», от курорта резко отличались и до свободы дожили далеко не все осужденные по этому процессу.
Нет сведений касательно того, что Сталин кричал в телефонную трубку Менжинскому: «Необходимо их немедленно расстрелять..», как в отмеченной выше сцене из фильма «Ленин в 1918 году» первый председатель совнаркома требовал от Дзержинского поступить в отнoшении спекулянтов.
Стихотворение «Ленинград» Мандельштам завершает такими строками:
«И всю ночь напролет жду гостей дорогих/, Шевеля кандалами цепочек дверных».
Это стихотворение датируется декабрем того самого 1930 года, когда и был арестован выдающийся микробиолог С.И.Златогоров. Можно не сомневаться, что историю ареста и гибели своего отца знала Татьяна Семеновна Златогорова, которая была соавтором лживого сценария картины «Ленин в 1918 году».
Пережив «Большой террор» и Великую Отечественную войну врач, сценарист и актриса Т.С.Златогорова попала в чекистские тиски в конце 40-х годов. Она вполне вписывалась в «плеяду» «безродных космополитов». Немецко-идишские «голд» и «берг» не переводились антисемитской братией в «златые горы». Еврейские фамилии они нутром различали. Назревало «дело врачей» и ее врачебная профессия вкупе с отцом, микробиологом- «контрреволюционером», вполне «усугубляли» «вину».
Может быть, Татьяна Семеновна ненароком, что-то сказала или вслух подумала. Нельзя было ни на мгновение забывать пророческие строки Мандельштама о том времени:
«А стены проклятые тонки,/И некуда больше бежать…».
Известно, что в тюрьме Златогорова подвергалась страшным пыткам, которые выдержать не смогла, и, согласно официальным данным, покончила с собой.
Хотя по этому надуманному делу пострадали не только евреи. Крупнейший советский терапевт, основоположник авиационной медицины в СССР, член-корреспондент АМН СССР Петр Иванович Егоров (1899-1967), авторитетнеший хирург профессор Алексей Андреевич Бусалов (1903–1966), виднейший советский терапевт-клиницист, действительный член АМН СССР Владимир Филиппович Зеленин (1881–1968), создатель знаменитых капель Зеленина, были русскими, а терапевт мировой величины, полковник медицинской службы Владимир Харитонович Василенко (1897–1987) – украинцем, тоже привлекались по «делу врачей».
Видный советский фармаколог, тогда член-корреспондент АН СССР (позже академик) Василий Васильевич Закусов (1903–1986), русский по национальности, попал в жернова «дела врачей», потому что отказался подличать. Советский биофизик и историк науки Симон Эльевич Шноль в книге «Герои и злодеи российской науки», вышедшей в Москве в 1997 году, указывает, что к В.В.Закусову «обратились представители компетентных органов с просьбой подписать экспертный анализ рецептов лекарств, которые выписывали «врачи-вредители», «чтобы ускорить смерть своих больных». Профессор Закусов взял перо, четко и спокойно написал: «Лучшие врачи мира подпишутся под этими рецептами». И был арестован». Вместе с ним была арестована и его жена Ирина Михайловна Гессен (1903–1994), еврейка по национальности, сестра известного советского хозяйственника Сергея Михайловича Гессена (1898–1937).
Примечательно, что мужественный человек В.В.Закусов родился в семье военного врача Василия Васильевича Закусова-старшего (1870—1932), окончившего в 1902 году ВМА. Закусов–младший пошел по стопам отца и также в 1921 году поступил, а в 1926 году окончил то же высшее учебное заведение.
Несомненно врачи, оболганные тогдашней властью, прошедшие через пыточные застенки, без всякой связи с национальностью составляли золотой фонд советской медицины. В одном ряду с ними стоят замученные и расстрелянные безвинные жертвы «Большого террора» 30-х годов.
Бывший гражданский муж и коллега Златогоровой Алексей Каплер, вздумавший строить какие-то отношения с дочкой Сталина Светланой Аллилуевой, в 1943 году был арестован, осужден, понятное дело, за антисоветскую агитацию на пять лет лагерей. Ему не помог и орден Ленина, которым он был награжден в 1938 году за сценарий фильма «Ленин в октябре» и Сталинская премия первой степени за сценарии дилогии «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», которую он получил в 1941 году.
Читайте в тему:
Первый срок Каплер отбывал недалеко от Воркуты. В 1948 году освободился. Но вдохнув воздух относительной свободы, напрочь забыл, в каком государстве живет, и вопреки запрету приехал в Москву. В картине «Ленин в 1918 году» основатель Советского государства советует Горькому:
«Зайдите к Феликсу Эдмундовичу, поговорите с ним. У него необыкновенное чутьё на правду».
Ну, вот за приезд в Москву (может быть, посоветоваться хотел с продолжателями «дела Дзержинского»), ранее обласканный властью знаменитый сценарист был повторно арестован и отправлен в лагерь, расположенный в автономной республике Коми на северо-западе России. После смерти «вождя всех народов» был освобожден и переехал в Москву. Последней женой Каплера стала Юлия Друнина, женщина трудной судьбы, блестящий советский поэт. В 17 лет оказавшись на фронте, она много писала о пережитом на войне.
Читайте в тему:
Если Шмуэлю-Шлойме Гольдбергу, чтобы не отказываться от своей мечты учиться в ВМА, необходимо было перестать быть евреем, превратиться в выкреста, то его дочери и ее второму мужу Каплеру, чтобы заняться творчеством, посвятить себя писательскому труду или актерскому служению, смены религиозной конфессии никто не требовал. Необходимости придерживаться какого-либо вероисповедания не было и у Юлии Друниной, еврейки по матери Матильды Борисовны Друниной, работавшей библиотекарем и учителем музыки в школе. Отец Юлии, Владимир Павлович Друнин, который был старше своей жены на 21 год, учитель истории по профессии, работал со своей будущей женой в одном учебном заведении.
Ни Каплер, ни Друнина ни к какой конфессии уже не принадлежали. После Октября 1917 года в самой большой стране мира официально победил атеизм, скорее даже воинственное безбожие, которое в карьерном плане лучше было декларировать, чем просто держать при себе. По большому счету несчастными евреями были и Семен Иванович Златогоров, и его дочь Татьяна Семеновна Златогорова, и ее мать Татьяна Руфовна Златогорова (Кельберг), и Алексей Яковлевич Каплер и даже Юлия Владимировна Друнина, нигде и никогда не упоминавшая еврейство своей матери. Подчеркну, эти евреи (все-таки евреи) не совершали ренегатских подлостей и не были откровенными циниками. Они были именно несчастными евреями.
Оказалось, что атеизм советского разлива, как нечто бестелесное, принимался людьми легко, потому что народ умело превратили в массу, которой власть постоянно грозила не пальчиком, а железным прутом за своевольничание. Национальность и принадлежность к той или иной социальной группе в довоенное время решающего значения не имели. И все-таки в советские времена, когда был низким не только уровень жизни большинства категорий граждан, но и цензура выхолащивала культуру вообще, а еврейскую уничтожала на корню, «хомо-советикус» создал свою «кухонную компанию». Эти компании обычно держались на родственно-дружеских связях, нередко профессиональных интересах, и могли быть вполне интернациональными в плане человеческой солидарности. Политический контекст в таких компаниях мог присутствовать, а мог и напрочь (от греха подальше!) отсутствовать.
Но еврейский акцент (не в примитивном понимании) в таких компаниях выразиться никак не мог. Потому что знание еврейского языка (по крайней мере, идиша) даже в довоенное время заметно пошло на убыль. Германское нашествие уничтожило значительную часть носителей этого прекрасного языка, а сталинская антисемитская политика его почти добила. Да и в послесталинские времена идиш тоже власти не жаловали.
Тем не менее после разгрома немецкого фашизма у определенной части евреев появилась надежда (конечно, слабая, иллюзорная, но все-таки надежда) на возрождение народа, сущностью которого всегда был иудаизм.
«Не секрет, что чем больше валится на наш народ бед и несчастий, тем больше появляется в нем раскаявшихся грешников и желающих вернуться к религии. Потому–то после катастрофы, устроенной Гитлером нашему поколению, все чаще сталкиваемся мы с такими раскаявшимися и вернувшимися к вере…».
Именно так начинается рассказ «Вернувшийся к вере», принадлежащий перу выдающегося сына еврейского народа Цви-Гиршу (Григорию Израилевичу) Прейгерзону (1900–1969), писавшему на иврите в Советском Союзе, стране, в которой иврит фактически запретили. За любовь к языку своего народа Прейгерзон поплатился шестью годами лагерей. Рассказ «Вернувшийся к вере» был написан в 1946 году.
На горизонте уже маячили «борьба с безродными космополитами», быстро переросшая в зловещее «дело еврейского антифашистского комитета». Убийство по прямому указанию Сталина председателя ЕАК, народного артиста СССР Соломона Михоэлса, замаскированное под автомобильную катастрофу в январе 1948 года агентами МГБ, послужило сигналом к вскоре начавшейся травле евреев. Апофеозом этого «дела» стал расстрел 12 августа 1952 года 13 выдающихся представителей еврейской культуры.
Далее последовало «дело врачей», которое вполне могло вылиться в геноцид еврейского народа по известному образцу. Скорее даже образчику. И вот цитата из того самого фильма «Ленин в 1918 году». Пролетарский вождь в очень мягких тонах советует Горькому:
«Алексей Максимович, дорогой мой Горький, необыкновенный большой человек, Вы опутаны цепями жалости!».
Или вот еще слова, которые сценаристы Каплер и Златогорова вложили в уста Ленина:
«Говорят, что мы суровы! Абсурд! Ни в какой мере мы не суровы! Мы слишком мягки!».
Ничего себе «не суровы»! Ничего себе были мягки господа большевики и их адепты!». Пролили реки крови по всему миру и они же – «слишком мягки».
ВЕРНОСТЬ СВОЕМУ НАРОДУ
Цви-Гирш Прейгерзон остался не только в истории литературы на языке иврит, но и в истории науки и техники, как крупнейший специалист в области обогащения угля, автором учебников для нескольких поколений советских горняков.
В том же рассказе «Вернувшийся к вере» несколько строк посвящено одесским евреям первых лет Советской власти. «Жизнь в Одессе превратилась в настоящий рай для молодого еврея – не жизнь, а малина. Все пути открыты, все ворота распахнуты – хватай за хвост удачу, лови успех! И евреи хватали удачу, евреи ловили успех: становились врачами, инженерами, учеными, а по ходу дела начисто забывали, кто они и откуда вышли». Совершенно правильное, да что там говорить – очевидное наблюдение. Но далее Прейгерзон пишет:
«Зато сейчас (в 1946 году! — З.Г.), как пораженные эпидемией покаяния, тянутся профессора, доктора и специалисты в синагоги. Кто-то кутается в талес, раскачивается, кланяется и более-менее правильно воспроизводит набор принятых в молитвенном доме действий. Другие приходят почти тайком, подобно испанским маранам во времена инквизиции, поминутно оглядываются – не видит ли кто? И тщательно скрывают лицо и вообще помалкивают».
В 1946 году меня еще не было на свете, поэтому лично не мог наблюдать «эпидемии покаяния». Но уже в начале 50-х годов, когда наша семья жила в Большом Спасоглинищевском переулке почти напротив московской хоральной синагоги, толпы молодежи я видел только во время еврейских праздников. Парни и девушки толпились в самом переулке, знакомились, танцевали, пели. Большинство даже не стремилось подняться по ступеням в саму синагогу. Прямо надо сказать, именно на таких праздниках еврейские девушки и юноши знакомились друг с другом. Нередко такие знакомства заканчивались свадьбами.
Но, если Прейгерзон прав, и сразу после войны в стране Советов забрезжил рассвет еврейской религиозной и культурной жизни, то как же безжалостно выкашивала сталинская коса даже ростки проявления духовности нашего народа, если буквально через пять лет остались только кровавые следы от еврейской культуры на языке идиш. О культуре на запрещенном в СССР иврите я и не говорю. На мой взгляд, трагедия и была заложена большевиками (в том числе евреями), которые поначалу благоволили идишу, но объявили иврит реакционным языком, запретили его и вместе с другими религиями расправились с иудаизмом.
Как тут не вспомнить уже приводившуюся выше сцену из «Ленина в 1918 году»:
«Да кто ж так душит! За яблочко его, за яблочко! Вот, вот, вот».
С такими причитаниями заговорщики-правые эсеры душат коменданта Кремля Матвеева. Что же касается большевиков, то они душили не только иудаизм. Однако, если большинство христиан, мусульман и буддистов оставались проживать там, где они осели несколько веков назад, то евреи, зажатые чертой оседлости, получив после Февральской революции все гражданские права, переселялись из местечек в города и теряли свое единство во всех смыслах. Евреи, как и представители других конфессий, становились атеистами. Тем не менее духовный поиск иногда приводил их в христианские храмы и они становились ренегатами. А ведь наш еврейский маркер – именно иудаизм.
В своем завещании великий Шолом Алейхем писал:
«…верьте, дети мои, во что угодно, хоть в сон, хоть в чох, хоть в Иисуса, хоть в Магомета, хоть в теорию относительности, но поелику официальное присоединение к какой-либо религиозной общине, кроме еврейской, означает смену маркера, этого шага делать не смейте!»
Если еврей крестился по расчёту, это скверно, но, скажем так — смягчающее обстоятельство. Хуже когда крестятся (или становятся мусульманами) из чистого идеала. Такие опасны. Типа борцов с "талмудизмом" Донина, Пфефферкорна или Грингмута (союз русского народа), из более современных — барона Ходоса, Изи Шамира. Приятное исклчение — Александр Мень.