Михаил Жванецкий как наше всё. Даже больше, чем всё…
Полвека мы перекликались его словами.
Скрепы, говорите? Да вот же они, в пароле и отзыве, ясном для любого русского человека.
"Нормально, Григорий?"
Знаешь ответ — свой!
А других-то общих паролей у нас почти и нет, он — и Высоцкий. И поверх обоих — Пушкин, мороз и солнце, день чудесный…
Но как это случилось с ним? Автор эстрадных сценок и монологов (отличный, но все-таки один из…) вдруг садится и пишет крупными каракулями на листе бумаги про уходящую жизнь.
Какой перехват дыхания! Как это смешно и как нестерпимо грустно.
"И не спросит мама: что ты ел сегодня, мой мальчик?"
Для меня он начался с этой вещи. С этой — и с эссе памяти учителя русского языка, где уже мощно и победительно звучала та "жванецкая" музыка речи, которую с тех пор не спутать ни с чем.
Тогда и стало ясно: гений.
Автор Райкина? Ну да, может написать и для Райкина. Великолепный выступальщик, кладущий зал ничком? Еще как. Певец Одессы? Конечно, но как до неба от расхожих "одесских" интонаций до "жванецкой" авторской мелодики…
Просто — всего лишь — большой русский писатель, взявшийся невесть откуда и почти незаконно: с магнитофонных пленок, из эстрады. Демонстративно провинциальный, с этим портфелем и повадками, не чересчур образованный, поперек всех школ и правил. Доказательство если не бытия Божия, то непостижимого космоса человеческой природы!
Он ведь "писал рукой", по меткому замечанию Валерия Хаита. Словно с неба шло — прямо в руку! Я однажды видел, как он пишет свои каракули и сам смеется потом, прочитав. Клянусь, он не очень понимал, откуда это взялось.
Да и какая разница.
Его дар был больше него — он знал это и нежно берег его. Всякий и разный "по жизни", перед своим уникальным даром Жванецкий остался предельно честен, а все остальное, я думаю, и воспринималось им вполне размыто — как фон на фотографии, не нуждающейся в фоне. Вот уж кто был "инструментом языка"! — "бродская" формулировка подходит Жванецкому абсолютно…
Второй — еще, наверное, не осмысленный нами до конца, — не взлет, но медленный подъем писателя Жванецкого начался вскоре после его 60-летия. Как бы на противоходе со славой. Те, кто ждал от увенчанного всеми лаврами сатирика новой "баржи" и "ликеро-водочного цеха", вынуждены были перейти на старые запасы. Лучшее из написанного "поздним" Михаилом Михайловичем не расходится на цитаты и не набирает миллионов просмотров на ютубе…
"Само занятие сатирой выдает в человеке оптимиста", — писал Лец. Оптимизм закончился, ложечка шкрябала по дну. Печальный мудрец подводил итоги, по-жванецки тщательно и неповторимо расставляя слова на бумаге. Музыка речи не оставляла его — слова продолжали приходить в руку прямо с неба.
СМИ, сообщившие о смерти "сатирика Жванецкого", дружно стрельнули в то место, где птица пролетела четверть века назад.
Смерть позволяет гению стряхнуть с себя ерунду пристрастий, раздражений и обстоятельств — и остаться среди нас тем, чем он и был на самом деле: музыкой, смехом, умом, нежностью, печалью, счастьем…
