Ностальгически-экзотическая вечеринка для юной сабры
Сын сообщил нам, что 31 декабря он приедет домой, потому что армейское командование отпустило "русских" праздновать "Новигод".
"А ты считаешься русским?" — удивились мы с женой.
"Конечно! Мне же в детстве "Незнайку" читали. К тому же для того, чтобы не оставаться на выходные на базе, "русскими" станут и марокканский танкист, и друзский пограничник, и бедуинский следопыт" — ответил сын и добавил, что приедет он не один, а с девушкой, у которой нет никаких "русских" корней, но она всю жизнь (все свои 20 лет) мечтала поучаствовать в праздновании настоящего Нового Года.
"И ёлку надо ставить?" — ужаснулся я.
"И оливье делать?" — простонала жена.
"Разумеется! — командирским голосом распорядился сын. — Условия, максимально приближенные к боевым! Полный контакт! Пленных не берём!"
И мы бросились выполнять приказ по гарнизону.
Я взял на своём заводе справку "стратегически важного работника" позволяющую мне беспрепятственно передвигаться по стране во время карантина, и поехал к маме за холодцом (мама всегда на Новый Год делает холодец, и в этот раз холодец дождался своего звёздного часа).
Жена, заручившись аналогичной справкой от своей фабрики, отравилась в магазин по майонез.
31 числа мы закончили работу необычно рано — около 7 вечера, и жена сразу приступила к приготовлению новогоднего торта. Она решила не заморачиваться и испечь простой незатейливый тортик под названием "Монастырская изба": скатала 18 трубочек из сметанного теста, начинила их вишней, предварительно вымоченной в коньяке, испекла, сложила слоями в виде домика, промазав все слои сметанным кремом, посыпала домик тёртым шоколадом и ягодами черники выложила окна и двери. Всего три часа работы, и тортик готов!
А я тем временем спустился в кладовку искать ёлочные украшения. Искусственную ёлку, купленную на новогоднем базаре лет 25 назад и использовавшуюся по назначению раза три, я выудил из-под неактуальной в нынешнем сезоне лыжной амуниции и англо-русских словарей, привезенных из Союза 30 лет назад и не использовавшихся в Израиле по назначению ни разу. В дальнем углу кладовки я обнаружил коробку с надписью: "Когда мы были молодыми" в коробке было много игрушек, в том числе ёлочных.
Пока жена украшала квартиру и следила за тортом, я начал прогревать телевизор, не включавшийся лет 15.
"Хорошо бы, — говорю, — найти в телевизоре какой-нибудь новогодний концерт с Леонтьевым, Лещенко и Ротару".
"Думаешь, они ещё живы?" — недоверчиво спросила жена.
"Вряд ли", — вздохнул я и на всякий случай нашёл в Ютюбе запись концерта "Песня-86", где все уже не молоды, но ещё вполне голосисты.
Затем занял позицию на кухне, по левую руку поставил миску с тщательно отваренными овощами, банку икры и банку селёдки, разложил пакеты с колбасами, справа водрузил ведёрко с майонезом, включил запись лекции о мамлюкском периоде в Палестине и начал компоновать новогодние закуски. Не заглядывая в рецепт и думая о мамлюках, ловко соорудил десяток салатов. Помнят руки! Ох, помнят!
В освободившуюся от торта духовку жена засунула ультимативное советское "горячее" — мясо "по-французски" — блюдо, которое не подают ни в одном французском ресторане, и о котором не слышал ни один француз.
Ближе к 11 часам я облачился в парадную футболку с эмблемой московской олимпиады на груди и олимпийским мишкой на спине. Жена вошла в образ и хотела надеть вышиванку, привезенную из Киева, но я сказал, что это перебор. Байкового халата и бриллиантовых сережек будет достаточно.
И тут в дверь позвонили! От неожиданности задрожал холодец и подпрыгнул горошек из оливье, сами собой замигали лампочки на ёлке.
"Родительский дом — начало начал", — запел мумифицированный Лещенко из выключенного телевизора.
"Лаванда, горная лаванда", — ответила ему Ротару из Ютюба.
"Третий звонок, — объявила жена, — наш выход".
