Диалог с Алексеем Хабаровым на еврейско-медицинскую тему
Столько потерь за 2020 год, что душа изнемогла.
Полгода как ушел Алексей.
Интересный разговор получился у нас с Алексеем Хабаровым. О чем? Да все о том же: Ташкент, евреи, медицина.
Кроме этих тем нас связывает общая память о двоюродном брате Алексея и моем институтском друге — Пете Калашникове. А еще нужно сказать, что Петр и Алексей — внуки знаменитого ташкентского рентгенолога доктора Калмыкова, который по преданию был прототипом одного из героев "Ракового корпуса".
Алексей написал:
ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС
(не ханукальные аллюзии)
Сопливой московской весной ноль-четвертого года Михаила Фрадкова назначили премьером российского правительства. Вечером того же числа я возвращался с работы домой… Вышел из лифта — и услышал чих за спиной.
Прикрывая нос клетчатым старомодным платком, ко мне подошел сосед из смежной квартиры, милейший старикан, профессор-физик Яков Бенцианович. Он был взволнован. Ему явно хотелось поговорить.
— Алексей Маркович, — громко зашептал он, взяв меня под локоть, — у меня к вам еврейский вопрос. Вот скажите, зачем они это делают? Для чего дразнят русских? Неужели они не понимают, чем это может закончится?
— О чем вы, Яков Бенцианович?
— Ну, как же? Чубайс, Лившиц… теперь — Фрадков… вы, как еврей, это, надеюсь, понимаете?
— Надеюсь, понимаю. Но я не еврей.
— Ка-ак? — поперхнулся сосед.
— Должен вас огорчить — ни на грамм… Честное слово! Папа у меня по метрикам — Ипполит. Марком он стал уже в школе. Его сверстники Айболитом задразнили…
Несколько секунд Яков Бенцианович оторопело смотрел на меня… но жажда общения победила.
— Ну, ничего… ничего… я вижу — вы не глупый человек… Так вот, скажите мне — на что они рассчитывают?
…И тут у меня зачесалось в носу…
Я — ему:
— Алексей, я отвечу вам цитатой.
"Он не поверил старику и оказался кругом неправ".
Ваш Яков Бенцианович был прав, обратившись к вам как к еврею. Это же не вопрос крови. И даже не вопрос религии. Вы, проживший большой кусок жизни в Узбекистане, гораздо ближе к евреям, чем к русским, выросшим в России. У вас есть опыт быть национальным меньшинством, иной уровень терпимости, иной уровень понимания другого.
Вот это старик и почувствовал, и обратился как к своему.
Не знаю уж, обрадовал я Вас или огорчил.
Алексей — мне:
— Нет ничего лучше радости взаимопонимания!
Вы, Михаил, написали слова из моего подсознания!
Именно опыт национального меньшинства сформировал менталитет ташкентских русских, отличный от русских с Большой земли.
Об этом опыте рассказывал мне и мой дед.
Получив специальность доктора-рентгенолога, он сразу почувствовал себя "меньшинством" среди коллег. Дело в том, что большинство квалифицированных рентгенологов в Ташкенте были евреями. И первые годы дед мой чувствовал себя "чужим среди своих".
Его не принимали, игнорировали, было кое-что и похуже…
Что объяснимо. Доктора-евреи в Ташкенте, вырвавшись за унизительную "черту оседлости", выстрадали и оберегали свой профессиональный и социальный статус. И не впускали в него чужаков и инородцев.
— У меня был единственный путь, чтобы завоевать признание. — говорил дед. — Такой же, как и у евреев в России, — быть выше своих конкурентов на две головы в профессиональном отношении.
Что у меня это получилось, я понял, когда мои соперники стали приводить ко мне на консультацию своих жен, детей и родителей. Тогда я понял, что меня признали.
Так мой дед стал "евреем". Ему было несравненно труднее, чем мне. Но что значит быть меньшинством, знаю и я. И не обязательно в унизительном контексте.
Как говорил мне один мудрый бухарец:
"Один из самых больших человеческих пороков — жажда чувства превосходства".
Принадлежность к большинству провоцирует эту жажду и вводит в искушение свысока глядеть на меньшинства. Я не всегда преодолевал это искушение. Но опыт деда, от больших грехов меня оберегал.
