История на исходе субботы
Ребе Довид-Мойше из Чорткова однажды раскрыл хасидам тайну становления дома Ротшильдов.
Основатель знаменитой династии банкиров реб Меир-Аншель разбогател благодаря одной ночи. Той самой, в которую проверяют хомец. Юношей он удостоился служить шамесом у праведника ребе Цви-Гирша (отец цадика ребе Шмелке из Никольсбурга), раввина города Чорткова. Расторопный и услужливый, Меир-Аншель нравился и раввину, и его домашним.
Прошло несколько лет, Меир-Аншель женился, перебрался в город Снятын, откуда была родом его невеста, открыл лавку и быстро преуспел.
У раввина Цви-Гирша хранилось пятьсот дукатов – приданое старшей дочери. Как оказалась столь солидная сумма у раввина бессребреника, никто не знает. То ли небольшое наследство, а может пожертвование еврея, которого праведник спас от верной гибели или вывел на добрую дорогу. Деньги хранились в шелковом кошеле, запертом в ящике книжного стола раввина. Тот подолгу работал за этим столом каждый день, отвечая на вопросы, приходящие к нему со всех стран еврейского мира, составляя респонсы и книги. В ящик с кошелем он заглядывал раз в году – во время проверки квасного.
Меир-Аншель женился и уехал из Чорткова за полгода перед Пейсахом. Когда раввин отпер ящик и увидел, что тот пуст, все сразу подумали на бывшего служку.
– Теперь понятно, откуда у него взялись деньги на лавку!
Раввин долго не мог прийти в себя. Куда больше, чем пропажа приданого дочери, его волновала мысль о том, как такой чистосердечный и богобоязненный юноша мог решиться на воровство. В конце концов он убедил себя, что Меир-Аншель тут ни при чем.
Но домашние считали по-другому:
– Из Снятына пишут, что Меир-Аншель богатеет день ото дня. Дела у него идут просто на удивление. И с чего бы? Не иначе как с пущенных в оборот пятисот дукатов.
Раввин Цви-Гирш не раз и не два обрывал эти разговоры на полуслове:
– Вы подозреваете невиновного! За годы его службы в нашем доме я успел хорошо изучить парня. Он честный, прямой и добрый человек. А самое главное – по-настоящему верующий еврей, трепещущий перед Всевышним. Не мог он украсть деньги, тем более у своего раввина и учителя. Закон запрещает подозревать такого человека!
Разговоры смолкали, но спустя некоторое время возникали снова. Ведь сумма, как ни крути, была очень солидной, и взять ее было неоткуда. А это значило, что приданого для старшей дочери уже нет. Жена раввина горевала меньше всех:
– Главное приданое девушки – ее доброе имя. А самая лучшая невеста, как написано в святых книгах, дочь мудреца Торы. Моих девочек, путь только подрастут, выхватят без гроша приданого, ради одной чести породниться с раввином из Чорткова.
Никакая кислота не разъедает так безжалостно сердце человека, как яд подозрений. Прошло два месяца, и домашние убедили раввина отправиться в Снятын. О, они были уверены, что праведник быстро заставит вора развязать язык. Сам же раввин не собирался обвинять в чем-либо бывшего служку, он только хотел заглянуть в его глаза.
Увидев учителя, Меир-Аншель буквально возликовал. Искренняя радость светилась в его глазах, щеки порозовели от восторга. Он не знал, куда усадить дорогого гостя, чем его лучше угостить.
– Я вижу, что уважаемый раввин чем-то опечален, – произнес Меир-Аншель, когда его волнение от неожиданной встречи немного улеглось.
– Да, – ответил раввин. – После того, как ты уехал, у нас в доме произошла неприятная история.
Он не стал даже упоминать о подозрении, павшем на голову бывшего шамеса, а просто рассказал, как было дело. К его величайшему удивлению, Меир-Аншель тут же признался:
– Да, это я взял деньги. Хотел отдать до Пейсаха, но не успел. Но не беда, сейчас у меня уже есть двести дукатов, а оставшиеся я перешлю в течение ближайшего месяца с нарочным.
Раввин Цви-Гирш не стал ни укорять ученика, ни стыдить его, а сделал вид, будто случившееся в порядке вещей. Разговор продолжался еще около часа.
– Я был уверен, – повторял Меир-Аншель, – что уважаемому раввину все известно и речь идет о ссуде.
Домой раввин возвращался с двойной радостью, но тяжелым сердцем. С радостью потому, что, во-первых, не был нарушен закон и подозрение все-таки пало на виновного. Во-вторых, есть приданое для дочерей.
А тяжелое сердце…. да, тяжелое сердце… Оно не могло поверить, будто Меир-Аншель вор. Несмотря на признание, несмотря на увесистый мешочек с двумястами дукатами, разум говорил «да», а сердце отвечало «нет».
Однако раввину подсказывало не только его чуткое сердце. Жизненный опыт, знание природы человеческой, приобретенное за долгие годы раввинской практики, выученные тома святых книг – все, что было присуще Цви-Гершу, известному миру как праведник из Чорткова, решительно противилось считать Меира-Аншеля вором.
Не прошло и трех недель, как из Снятына прибыл нарочный и привез триста дукатов. Домашние успокоились, начисто вычеркнув имя вора из своей памяти. Словно и не было его никогда, словно не прожил он с ними несколько лет под одной крышей.
Да и сам этот случай постарались забыть, как забывают досадные неурядицы.
Все, кроме раввина Цви-Гирша. Он ждал продолжения и не ошибся. Ведь на самом деле история выглядела совсем по-другому.
В доме праведника было принято перед Пейсахом белить стены и потолок во всех комнатах. Жена раввина неукоснительно придерживалась этого обычая, ведь в доме ее отца поступали точно так же. А привычки, усвоенные в детстве, формируют характер: вытащи одну из человека, точно камень из фундамента – обвалится все здание.
Работник-украинец, которого нанимали каждый год, на сей раз прихворнул, и в доме белила его родственница, крестьянка из села неподалеку от Чорткова. Молчаливая и проворная, она быстро справлялась с работой. Крестьянка обратила внимание на стол в комнате раввина. Один из выдвижных ящиков был заперт, а в других лежала всякая мелочевка: кожаные ремешки, коробочки черного цвета и клочки исписанного пергамента.
Отыскать ключ не составило труда. В шкатулке у жены раввина, помимо убогих украшений, на которые ни одна уважающая себя женщина не подняла бы глаза, нашелся ключ подходящих размеров. Крестьянка дождалась, пока раввинша уйдет на базар, а раввин начнет занятия с учениками, и поспешила к столу. Ключ подошел – в ящике оказался шелковый кошель с пятьюстами дукатами.
В тот день, сославшись на сильную усталость, крестьянка закончила работу раньше времени и побежала домой.
– Да ты сума сошла! – вскричал ее муж Владек, увидев кошель. – Раввин, он же святой, на три сажени под землей видит! Если догадается, превратит нас с тобой в мешки, набитые костями.
Но пятьсот дукатов, ах, пятьсот дукатов! Как можно по своей воле расстаться с такими славными, тяжелого золота монетами, как выпустить их из рук? Невозможно, немыслимо, невыносимо!
Владек вырыл в углу двора ямку, бережно опустил в нее кошель, завернутый в рогожу, засыпал землей и поставил сверху колоду для рубки дров.
– Завтра вернешься в дом раввина, – предупредил он жену, – работай что есть мочи. Выполняй больше, чем просят, а когда станешь белить комнату, в которой стоит стол, сделай так, чтобы вместе с тобой был кто-нибудь еще.
Когда обнаружилась пропажа, крестьянку никто не заподозрил. Откуда чужому человеку знать, что лежит в запертом ящике стола? И кроме того, в тот день, когда она работала в комнате у раввина, у нее разболелась спина и ей помогала одна из служанок.
Прошло полгода. Владек решил, что о пропаже забыли и пришло время насладиться жизнью. Он вытащил из кошеля один дукат и отправился в корчму.
– Водки, да самой лучшей, – приказал он корчмарю. – И ножки свиные, и огурчиков, и капусты соленой. И яичницу поджарь, и чесноку с хлебом принеси и … давай, тащи что повкуснее.
– А расплачиваться чем будешь? – холодно спросил корчмарь. На своем веку он повидал немало гуляк, требующих подать самое лучшее, а потом выворачивающих пустые карманы. С Владеком он был знаком много лет и хорошо знал, что тот едва сводит концы с концами.
– Вот, – крестьянин вытащил золотой дукат и показал его корчмарю. – Хватит и еще останется.
Корчмарь взял дукат и повертел его перед глазами.
– Да, настоящий. Откуда он у тебя?
– Нашел на дороге, – ухмыльнулся Владек, заранее придумавший ответ. – Ну давай, давай, не томи, накрывай на стол. И сдачу не забудь принести, знаем мы вашего брата….
Ах, как он пировал, как небрежно проливал водку, над каждой каплей которой раньше дрожал, как небрежно крошил хлеб, как не обгладывал до белизны кости, а отшвыривал их с целыми кусками недоеденного мяса! Корчмарь настороженно посматривал из-за стойки, но помалкивал и только подносил новые и новые блюда.
К ночи Владек еле стоял на ногах, но сдачу проверил с большим тщанием, по два раза прощупывая каждую монетку. То, что его обсчитали в три с лишним раза, он, разумеется, не понял.
Дуката хватило еще на три такие гулянки. Человек быстро привыкает к сладкому, и через неделю крестьянин откопал второй дукат.
– А этот где взял? – спросил корчмарь.
– Тоже нашел, – безмятежно ответил Владек. – Давай, давай, не томи, у меня в горле пересохло.
– Может, ты и меня научишь, как отыскать место, где дукаты валяются на земле, словно камни?
– Иди на дорогу в Чортков, – осклабился крестьянин. – По ней кто только за день не проезжает.
– Сто раз бывал я на этой дороге, – ответил корчмарь, – но ни разу не нашел даже медного грошика.
– Так у каждого свое счастье! Мне Бог дает, а тебе нет.
– Бог ему дает, – отвернувшись, пробормотал корчмарь. – Или черт, вот с этим надо разобраться.
Следующим утром он отправился прямо к воеводе .
– Сдается мне, что Владек украл немалую сумму денег. Я знаю его много лет, он в жизни своей не держал золотой монеты в руках. Всегда трясся над каждым грошиком и вдруг стал транжирить так, словно у него в доме запрятан мешок с дукатами.
– Подозрительно, подозрительно, – произнес воевода, барабаня пальцами по столешнице. – Однако я не припомню за последнее время сколь-нибудь крупной кражи. Надо постараться выведать у самого Владека, откуда он берет дукаты.
– Но как? – пожал плечами корчмарь.
– Да очень просто. Когда он снова придет в корчму, скажи, что для него как для постоянного посетителя водка теперь стоит в два раза меньше. Он на радостях закажет больше обычного, а ты подсади к нему собутыльников, своих людей, и вели им подначивать и подзуживать Владека насчет дукатов. Сам крутись возле стола и держи ухо востро. Недалекие людишки, когда напьются, всегда начинают хвастать, особенно если их потянуть за язык. Можешь быть уверен: Владек обязательно что-нибудь выболтает.
Так и произошло. Крестьянин напился, а подсаженные корчмарем люди начали клясться ему в любви и вечной дружбе. После того как Владек троекратно со всеми расцеловался, собутыльники стали упрашивать его открыть им тайну, где он берет деньги. Приносили обеты молчания, произносили самые страшные клятвы, и пьяный Владек не выдержал, рассказал, все как было, и даже точно указал, где он зарыл кошель с дукатами.
После того как вусмерть пьяный недотепа заснул, уткнувшись носом в недоеденные свиные ножки, корчмарь вместе со свидетелями поспешил к воеводе. Тот отправил двух стражников выкопать дукаты, а еще двух – доставить Владека. Через час, увидев кошель и выслушав показания свидетелей, полупьяный Владек раскололся.
Вора отправили в каталажку, а воевода послал за раввином. Внезапный приход стражников привел его домашних в смятение, да и сам раввин Цви-Гирш несколько разволновался. Кто знает, какой навет измыслили на еврейскую общину, от каких обвинений предстоит отбиваться? Но делать нечего, стражники требуют выходить немедленно.
Против всех ожиданий, воевода оказался очень любезным, усадил гостя в удобное кресло и пустился в расспросы. Сколько детей у раввина, какого они возраста, хватает ли ему жалованья, на какие деньги он собирается выдавать замуж старшую дочь – ведь того, что платит община, с трудом хватает на повседневные расходы.
Раввин подробно отвечал на все вопросы, не забыв коснуться случая с украденными дукатами. Имя Меир-Аншеля упомянуто не было. Воевода попросил описать кошель, в котором хранились золотые, и уточнил, сколько их было. Выслушав раввина, он достал кошель из ящика стола.
– Вот ваши деньги, не хватает только трех дукатов! – И в свою очередь рассказал историю про пьяного Владека и его жену-воровку.
Домой раввин возвращался обуреваемый и радостью, и грустью. Радостью оттого, что сердце не обмануло и Меир-Аншель оказался честным человеком. А грустью из-за того, что подозрение в воровстве пало на голову невиновного, очернив его в глазах многих.
В Снятын выехали поздним вечером и к утру были на месте. Увидев учителя в столь ранний час, Меир-Аншель побледнел.
– Что случилось? – только и смог вымолвить он.
– Нам нужно поговорить.
Разговор состоялся, но не сразу. Благочестивые люди стараются не приступать к делам, пока не наложат корону тфилин и, завернувшись в царскую мантию талеса, предстанут перед Владыкой мира с радостными гимном «Шма Исроэль». После завершения утренней молитвы около часа учили Тору, потом завтракали, и лишь тогда праведник приступил к разговору со своим учеником:
– Скажи мне, Меирке, зачем ты это сделал?
– Что имеет в виду уважаемый раввин?
– Для чего ты оговорил себя, сказав, будто украл то, к чему на самом деле не прикасался? И зачем вернул деньги, которых не в глаза не видел?
– Но как вы догадались?– с легкой досадой произнес Меир-Аншель.
И раввин рассказал ему, кто на самом деле оказался уличен в краже.
– Вот твои деньги, – праведник положил на стол мешочек из голубого шелка. – Я жду ответа.
– Когда вы в первый раз приехали ко мне, – начал Меир-Аншель, – и стали рассказывать про украденные дукаты, я увидел, что происшедшее причиняет вам сильную душевную боль. Что же будет дальше, подумал я, когда учитель вернется в Чортков? Мысль о том, что вместо учения Торы и помощи евреям уважаемый раввин станет тратить свое время на поиски денег и огорчения по этому поводу, была для меня точно острый нож в груди. Вот, собственно, и все.
– А откуда ты взял пятьсот дукатов? – спросил раввин.
– Двести остались от приданого жены, а чтобы получить остальные, я заложил лавку и дом.
– Обещаю тебе, – воскликнул раввин, – что ты не просто преуспеешь в делах, но сильно разбогатеешь! И не только ты, но и твои дети, и внуки, и правнуки. Все твои потомки будут богачами!
Так, с благословения праведника, началось становление банкирского дома Ротшильдов.
