Свидетельства без прикрас: евреи при гитлеровцах
Владимир ИТКИНСОН, Нацрат-Илит
"История еще не знала подобного массового истребления целого народа". (Илья Эренбург)
Передо мной — толстая школьная тетрадь на 170 страниц. На обложке — короткая запись: "Евреи при гитлеровцах".
Тетрадь эта долго хранилась в семье Павла и Людмилы Ханин. К сожалению, не удалось найти собирателя этих драгоценных записей.
В этой тетради — опаленные войной воспоминания евреев, переживших Холокост, рассказы местных жителей — свидетелей расстрелов, издевательств, невероятных мучений евреев, скрывавшихся в лесах, землянках, схронах и сумевших сохранить стойкость и мужество.
ЕВРЕЕВ УНИЧТОЖАЛИ ВСЕХ ПОДРЯД
Мария Ивановна ЛУЧИНА (пос. Дубровка, ул. Воровского):
Многих немцы погубили у нас, в Дубровке. Убивали не только партизан, но и тех, кто поддерживал с ними связь. Убивали каждого, кто приносил малейший вред немцам.
А евреев уничтожали всех подряд без всякой пощады.
23 февраля 1942 года немцы приказали всем евреям собраться в дорогу, их якобы отправляют в какой-то лагерь.
Они собрали самое необходимое. Немцы согнали их всех в дом напротив нашего дома. Они спокойно стали ждать отправки.
В этой группе было 8 евреев — Гуревич с женой, Слуцкер с женой и дочерью, сын Паргамонова и еще две девушки-еврейки.
Наутро в 7 часов их повели куда-то. Когда они поняли, что их ведут к спиртоводочному заводу, где обычно расстреливали людей, они подняли крик.
Недалеко от старой кузницы их скосили из автоматов, но стреляли нарочно больше по ногам. Многие еще были живы, их всех втащили в кузницу, облили бензином и подожгли.
Горели еще живые люди. После пожара совсем обуглившиеся тела нашли в разных местах кузницы. Раненые расползлись куда попало в поисках спасения.
Ярко пылала кузница, откуда несло невыносимым смрадом от горевших человеческих тел.
Ужас охватил всех нас, жителей Дубровки, где не осталось ни одного еврея. Если русские были женаты на еврейках, жен забирали и куда-то отправляли. Ни одна из них назад не вернулась — все были уничтожены.
ЕВРЕЙ СТАЛ ПАРЛАМЕНТЕРОМ
Из воспоминаний Тимофея Михайловича КОРОТЕНКО, начальника штаба партизанской бригады:
Боец Матвей Рогачев, по национальности еврей, будучи в бригаде, об этом не признавался.
Это был пулеметчик первой руки и парикмахер первой руки, исключительный стрелок.
Высокого роста, темный, с прямым носом и большими черными глазами. Проживал в Западной Белоруссии.
Яркий боевой эпизод произошел во время карательной операции немцев в декабре 1942 года.
Взвод партизан встретился в одном поселке с группой немцев, среди которых были власовцы.
Обе стороны залегли. Надо было выяснить, что это за группа, договориться с ними.
Власовцы предложили выслать парламентера. Им вызвался Матвей Рогачев. Он оставил свой пулемет и смело пошел к власовцам.
Они сразу же схватили Рогачева.
Крестьянин, в избе которого его допрашивали, рассказал, что его долго били, требовали, чтобы он сообщил, где бригада стоит, какова ее численность, кто командир.
Два дня его истязали и бросили в колодец, где труп лежал до весны.
Сейчас его могила огорожена.
ТРАГЕДИЯ 12-ЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ
Рассказывает Артур Моисеевич ХАВКИН, житель Москвы:
В начале войны Людмиле было 12 лет. Она жила в Мирополе, около города Старо-Константинов Хмельницкой области Украины. Она осталась живой — единственная из всех евреев Мирополя.
В тот страшный день всех евреев городка вывели на расстрел — женщин, детей, стариков. Поставили возле большой вырытой ямы.
У нее на глазах расстреляли ее родителей, двух сестер и всех ее родственников. Вместе с убитыми она упала в яму — живая, даже не раненая. Лежала в верхнем ряду расстрелянных.
Могилу засыпали небольшим слоем земли.
Ночью она сумела выползти из ямы. Куда деваться? Девочка пошла в Мирополь к своей учительнице, которая раньше очень ее любила. Но та не пустила ее к себе, прогнала. Тогда девочка пошла в одну баптистскую семью, с которой дружили ее родители.
Некоторые время они спасали Людмилу, но кто-то донес на них. Тогда девочку отвезли в деревню, тоже к баптистам, и она стала там жить.
Она была беленькая, не похожая на еврейку. Ее устроили на работу судомойкой в немецкую офицерскую столовую, где она и работала до конца оккупации, когда пришли наши войска.
С кем поделиться своим горем? Людмила обратилась к офицеру — еврею, военному корреспонденту Борису Ароновичу Блехману. Рассказала ему все о себе, сказала, что ей очень хочется учиться.
Блехман взял ее в свою семью, дал ей образование. После школы она окончила институт искусствоведения. Она вышла замуж за сына Бориса Ароновича. У них теперь два сына, один — студент, другой учится в школе.
Людмила Давыдовна работает в Москве в одном их художественных училищ. Она очень красивая женщина, но после перенесенных потрясений — очень больной человек.
Ей тяжело вспоминать о прошлом.
РАССТРЕЛЯЛИ ПРОФЕССОРА-ЕВРЕЯ
Из воспоминаний Гавриила Тихоновича ЗИНАКОВА:
Когда немцы захватили наш поселок Сещинка, они назначили меня помощником бургомистра. Я конечно "исполнял" приказы немцев, но старался помогать людям.
Летом 1943 года меня арестовали, посадили в тюрьму в Рославле, потом в Смоленске, наконец, отправили в Минск, где я чуть не погиб.
Я серьезно заболел и перевели меня в больницу. Здесь работал доктор-еврей. Он узнал, что скоро евреев будут расстреливать.
— Сейчас же уходите из больничного в общий барак, — сказал он.
С нами был известный в Минске профессор Глумов с женой, он слегка заикался (пережил удар).
Партизаны решили переправить его на Большую землю. Когда же они пошли в лес к партизанам, немцы их задержали по дороге. Проводника сразу расстреляли, а профессора с женой отвели в концлагерь.
Наш доктор был из Минска, он знал профессора и поместил его в санчасть.
Вечером, часов в 10, пришел офицер СС, стал допрашивать профессора.
— Сколько вам лет?
— Семьдесят четыре.
— Давно заикаешься?
— Шесть лет.
Офицер ушел, а утром доктор нам говорит:
— Берите вещи и уходите в барак, быстрее!
В четыре часа, когда люди вернулись с работы, их собрали и увезли на трех машинах, которых мы называли "черный ворон". Забрали и профессора с женой. И всех расстреляли.
А тех, которых доктор отослал в обычный барак, отправили на трудовые работы… во Францию.
Незадолго до этого в Минске немцы расстреляли за два дня семь тысяч евреев. Оставили в живых только специалистов.
"Черные вороны" без устали работали.
Когда советские войска летом 1944 года окружили Минск, немцы расстреляли в концлагере четыре тысячи евреев.
ЗИМОЙ ОНИ ЖИЛИ В ЗЕМЛЯНКАХ
Из дневника Евгения Георгиевича НЕХОТЯЕВА:
Ноябрь 1942 года. С утра было холодно и морозно. Снег хлопьями падал на землю.
По первому снегу с Сеней Ардашевым и Тепериком идем на задание. По дороге раздавали и разбрасывали листовки. Жители не знали, как нас благодарить за правду, которую мы им принесли.
Проходя мимо кустарника, мы заметили шалаши и землянки. В них жили еврейские семьи, скрывавшиеся от фашистов. Трудно описать жизнь этих несчастных людей. Многие погибли от гитлеровских палачей, а оставшиеся прятались в лесах — дети, старики и старухи — почти не похожие на людей. Лохмотья едва прикрывают их голые тела. Они бьют насекомых, которые кишат в их одежде, ежатся от холода.
Но в них еще сохранилось большое благородство. Они еще улыбаются, рады нашему приходу. И эти несчастные люди хотят поделиться с нами куском хлеба, испеченным из какой-то травы.
Как больно смотреть на все это! Мы отдали им все наши продукты. Они не хотели их брать. И в первый раз в жизни я видел, как человеческие глаза могут говорить так много, как не может говорить язык.
И здесь мой Сенька проявил большую душевность. Он снял с себя гимнастерку и отдал полуголому старику. Потом сел, разулся, снял новые теплые портянки и протянул их худенькой, маленькой девочке:
— Скажешь мамке, пусть постирает и сошьет тебе платье.
Я тоже снял свою нижнюю рубашку. Они от нас не брали. Я не мог уговаривать и вышел из шалаша, вытирая глаза, будто мне их ест дым.
— Не беспокойтесь, мы у полицаев возьмем! — спокойно сказал Сеня и мы ушли.
Я долго не мог забыть все то, что видел.
СУДЬБА ТРЕХЛЕТНЕГО РЕБЕНКА
Рассказ Веры Ивановны РЯБИЧЕВОЙ, учительницы Дубровской средней школы:
Массовое уничтожение евреев проводилось и под Смоленском. Сначала всех евреев согнали в один лагерь в Смоленске. Их заставили копать себе огромный ров — могилу. Евреев расстреляли и сразу засыпали землей. Эта огромная могила несколько дней ходила ходуном — в ней бились, умирали раненые люди.
Когда я работала в детском доме, к нам из Злынсковского детдома перевели одного мальчика. У нас его звали Винокуровым Владимиром. Мы не знали его настоящего имени, но знали, что он — еврей.
Дело было к вечеру. Всех евреев вывели на расстрел. Их тоже заставили копать яму, а потом расстреляли. Убили мать Володи, брата и сестру. Ему тогда было года три.
Падающие в могилу люди столкнули и Володю туда. Он был весь залит кровью. Наверное, он молчал от испуга.
Немцы приказали колхозникам закапывать могилу. Но они стали потихоньку искать раненых. Нашли живого ребенка и унесли к себе в деревню.
Когда пришли наши, Володю отдали в детдом в Злынске. Но там был страшный антисемитизм. Ребята издевались над детьми-евреями. Ночью зажигали бумагу и бросали в лицо спящим. Могли и убить совсем.
Поэтому Володю перевели в наш детдом. Мы не говорили, что он еврей, и Володя быстро прижился в новом коллективе. Он был очень одаренный ребенок. Потом его определили в ремесленное училище. О дальнейшей его судьбе я не знаю. Но главное — он остался живым, добрые люди спасли его.
ОЧЕНЬ МНОГО БЫЛО РАССТРЕЛЯНО ДЕТЕЙ
Рассказ Владислава Ивановича ПАШКО, пенсионера, мастера по изготовлению памятников:
Когда в наш городок Рославль пришли оккупанты, первым делом они отгородили целый квартал — от Смоленского шоссе до Кричевской железной дороги, — металлической сеткой и создали гетто. Сюда стали сгонять всех евреев — и взрослых, и детей.
Первое время немцы не проявляли своих намерений. Затем приказали всем евреям надеть особые нарукавники, а на спине пришить шестиконечные звезды.
Возле гетто установили пулеметы и охрану. Никого из гетто не выпускали. Зато постоянно заталкивали туда евреев, выловленных из соседних деревень. Особенно этим отличился полицай, которого прозвали "пулемет-пулемет". У него на квартире стояли немцы-повара, они постоянно посылали своим семьям посылки из продуктов, которые получали для приготовления пищи немецким солдатам.
Поздней осенью начались расстрелы. Земля сильно замерзла и трупы расстрелянных слегка забросали снегом. А весной сюда согнали население и приказали зарывать всех убитых. Местные жители говорили, что очень много было расстреляно детей на этом кладбище.
Рассказывали, что один немец не выдержал ужасов этих массовых расстрелов — стариков, женщин и детей, — и сошел с ума.
Мой тесть, русский, жил в домике здесь же, на территории кладбища. Его чуть не сочли за еврея, забрали многое из его имущества, потом выгнали из дома. Пришлось ему устроиться в сарае.
После войны я вместе с тестем поставил на общей могиле расстрелянных памятник от еврейской общины.
Никто не следит за могилой и там все приходит в запустение.
Я ВИДЕЛА ВЕСЬ ЭТОТ УЖАС
Рассказывает Энгельсина Павловна РАЩУПКИНА (г. Брянск, ул. Ленина):
Возле Курска, у Знаменки в логу расстреляли десять тысяч евреев.
После освобождения туда выезжала комиссия, составила акт.
Однажды пошел сильный ливень. Мощные потоки воды устремились по логу, стали его размывать. Я сама видела, как плыли человеческие кости, детские ботиночки, кожаные пояса. Землю размывало и уносило водой. Обнажился целый штабель хорошо сохранившихся скелетов в несколько рядов лежавших друг на друге.
У многих еще были целы волосы. Особенно мне запомнился скелет человека, лежащего с закинутыми за голову руками.
Не знаю, есть ли там сейчас памятник…
