Как в Шхем "вошли" советские войска и к командованию ЦАХАЛа поступила петиция с просьбой защитить жителей Западного берега от советской угрозы: из наследия писателя и многолетнего друга и автора нашей редакции
В конце семидесятых в Иерусалим внезапно прилетел египетский президент Анвар Садат. Естественно, наши службы безопасности позаботились об усиленной охране. Из городов и посёлков Западного берега были оттянуты в Иерусалим пограничные и полицейские части для охраны высокого гостя, а внезапно образовавшийся дефицит заполнили «милуимниками» – такими старпёрами, как я: нам срочно прислали повестки, за считанные часы вооружили и обмундировали и разбросали по территории «арабской Палестины». Я опять попросился в Шхем. Нас разместили на базе, относящейся к пограничным войскам. Восемнадцать не очень молодых солдат-резервистов, и так получилось, что все – выходцы из СССР.
Поздним вечером мы заняли места в крытом брезентом кузове «командкара» и выехали в патрульную поездку по улицам города. Чтобы не скучать, затянули песню. Ну, что могли петь солдаты, воспитанные пионерской организацией, комсомолом и коммунистической партией, получившие высшее образование в советских ВУЗах и прошедшие службу в Красной (Советской) армии! Конечно же, «Солдаты, в путь!», «Комсомольцы-добровольцы», «Едут новосёлы по земле целинной» – и т.д. Командкар вилял по узким улочкам Шхема, а мы драли глотки и горланили советские песни на чистом русском языке.
Оказалось, что среди арабов было немало таких, которые обучались в советских учебных заведениях, они хорошо понимали и говорили по-русски. В тот вечер недоумению их не было предела. Они позакрывали окна и двери и не высовывали носа на улицу. Не израильские оккупационные войска напугали их; по городу прошёл слух, что в Палестину вошли советские войска, и назавтра к командованию Армии Обороны Израиля поступила петиция с просьбой защитить жителей Западного берега от советской угрозы.
Наутро город ожил. Анвар Садат выступил в еврейском Кнессете, его речь транслировали все радио и телестанции, арабы сидели в кофейнях, чайханах, ресторанчиках и кафе, работали приёмники и телевизоры, кое-где телевизоры стояли на тротуарах, вокруг них собирались толпы. Настроение было праздничное. К нам, к солдатам оккупационных сил, подходили люди – и молодые, и старые, пожимали нам руки, хозяева кофеен подносили нам чашечки с крепким пахучим кофе и отказывались брать деньги. «Теперь – салям!» «Нет войны, салям!» Нам улыбались, нас обнимали. Все верили.
Наверняка среди арабов были и недовольные наметившимся процессом, и они вскоре начали активно действовать, мы это почувствовали, но в те недолгие дни не они определяли настроение улицы. Воинская служба того года запомнилась мне дружелюбными лицами арабов.
Потом Садата убили. На «территориях» начинались волнения. Я воочию видел, как таяла надежда и нарастала вражда.
В Шхем стали приходить «ходоки» с Восточного берега, из Иордании. Нашей контрразведке пришлось срочно активизировать свою деятельность. Многие арабы не хотели заниматься враждебной Израилю деятельностью, противились оказываемому на них нажиму. Они хотели просто хорошо жить – работать, зарабатывать и жить.
Помню, как года через два или три после приезда Садата я опять оказался в Шхеме. В старших классах школы начинались волнения. Ученики собирались в школьном дворе и били оконные стёкла. Наши не вмешивались: сами разбиваете, сами будете вставлять, школа не наша, а ваша.
Рядом со школой находилась Гробница Иосифа, на её крыше был наблюдательный пункт. В нашей части служил большой рыжий грузин, он приехал в Израиль, потому что был женат на еврейке. В армию он пошёл охотно и служил замечательно.
Как-то раз во время его вахты на крыше Гробницы Иосифа школьники не ограничились битьём стёкол в собственной школе, их камни полетели в сторону израильского солдата. Наш грузин (горячая кавказская кровь!) без лишних разговоров вскинул автомат и дал очередь поверх голов разбушевавшихся подростков; те попадали на землю. Через несколько минут подъехали наши офицеры, сняли грузина с вахты, заменили его другим солдатом, а нашего героя доставили к полковнику, командиру базы.
– За мою родину? – разволновался грузин. – Да я их всех!.. Да я их маму!.. Да я их бабушку!.. Да я всех их мам и бабушек – до десятого колена!
(Эту тираду он прекрасно произнёс на иврите с характерным грузинским акцентом).
Грузин буянил, а полковник, не теряя хладнокровия, молча слушал.
Наконец он достал из шкафчика бутылку коньяка и два стакана и перешёл на чистый русский язык.
– Сядь и успокойся, – сказал он грузину. – Всё уладим, не волнуйся.
Полковник оказался одесситом, приехавшим с родителями через Польшу в конце пятидесятых. Конфликт, действительно, уладили.
А бутылку они вдвоём «оприходовали». Полковника я потом не видел, грузин же был хорош!..
Сейчас этот грузин бы сел :-(