Побочка

Из историй от израильского врача

Натан ТИМКИН

 

— Я, — говорит, — доктор, никому не стал бы рекомендовать бариатрическую операцию. Ну ее на фиг с такими побочками!

Пациент сбросил уже 40 кг и для своего роста в кои-то веки выглядит вполне импозантно. Ну разве что синяки под глазами.

— А что за побочка у тебя случилась?

— Ну я выпил немного вина и совсем отрубился. Никогда такого не было.

— Вообще-то да, такое может случиться, ты сильно потерял в весе. А сколько ты выпил-то?

— Четыре.

— Четыре бокала вина, и тебя развезло?

— Четыре бутылки доктор. После первой потерял себя, а наутро пересчитал — четыре.

Ну и контрапунктом поведаю свою старую байку.

КАК ЭТО ДЕЛАЮТ У НИХ

В те стародавние времена я ожидал призыва в армию, скучал, а потому решил навестить старушку-Англию, припав к её сердцу. Друзья, проживавшие попеременно то в Тель-Авиве, то в Лондоне, брат и замужняя сестра, пригласили отобедать у них, что я и предпринимал дней десять. Жили они в своих квартирах в Хэмпстэде, на расстоянии двухсот метров, я остановился в гостевой у Яэль. Человек мало просвещённый тогда и лишь позднее приобретший малую толику знаний, я мнил, что еду незадолго до Нового Года. Оказалось же, что всё традиционное человечество встречает Рождество, так что мне несказанно повезло, город, и без того один из красивейших в мире, был празднично украшен. Сам я был о том времени гол как сокол, но удачно проданная пара работ питерских художников превратилась в подъёмные для поездки.

Я гулял по Лондону сутками, возвращаясь домой около пяти часов пополудни с тем, чтобы, отмокнув в ванной и выпив полулитровую чашечку утреннего английского чаю, одеться потеплее и снова рвануть в город. Иногда друзья сопровождали меня, в основном с целью показать пабы и едальные места. Воспринимали они меня как типового израильтянина, вырвавшегося в большой город на шопинг, поэтому, когда я с гордостью сообщил им, что прошерстил весь Британский музей, Гай переспросил меня:

— А что, там была распродажа?

В предпоследний день меня с помпой вывезли на Оксфорд-стрит для посещения их Гостиных дворов (вот, собственно, правильный перевод на русский слова молл), где и были приобретены настоящие английские перчатки маме и ажурные чёрные чулки на резинке для пассии, практически верх моей неразвитой сексуальной фантазии.

А между тем, в дуконфессиональном доме Яэли происходили изменения. В салоне появилась ёлочка, а рядом с ней на окне — ханукия. Ёлка многократно выигрывала: лампочки на ней были разноцветными и их было намного больше. Зато в ханукию вставляли настоящие свечи, зажигали их каждый день на одну больше и говорили уже понятные мне слова.

Так мы и докатились до Рождества: друзья в годовых отчётах, а я в прогулках по городу. Эх, как всё-таки хорошо иногда побыть беззаботным безработным!

Утро Рождества было особенным. Взяв главного члена семьи, немецкую овчарку с незатейливым именем Рои, мы поехали в Хэмпстэд-Хит, огромный лесопарк на севере Лондона, там на неведомым дорожках, присыпанных древесной корой, каких следов вы только не обнаружите. То есть я лично вообще ничего не видел, лишь лис, ворующих объедки из мусорного бачка у чёрного выхода из квартиры, но от них мы оторвались. Зато Рои что-то вынюхивал, бегал с высунутым языком и сбивал папоротник своим хвостом, вращавшимся как пропеллер. Где-то обнаружился ёжик, но Рои, наученный, как мне со смехом рассказали, прошлым опытом, только стоял над ним и принюхивался. Пару раз он приподнял лапу, но так и не прикоснулся к колючему шарику. Часа через полтора мы насытились кислородом, и решено было переместиться в бар.

Собственно говоря, где-то с одиннадцати утра началось празднование Рождества.

Начали почему-то с сидра, мне сказали «так надо», и я подчинился мнению бывалых. После пары стаканов пришло время кальвадоса, и я увидел в таком поступательном движении некий замысел, не лишённый внутренней логики. Почему после третьего бокала решено было отполировать этот коктейль "Гиннесом", не знаю, разъяснить никто не смог. «Так надо», повторили мне. Стало теплее.

Именно в этот момент мне сообщили о сидящем за соседним столиком Джордже Майкле, уже вполне известном своей виновностью. После специально предпринятого повторного визита в сортир даже я своими подслеповатыми глазами рассмотрел его. Но меня сразу же отвлекли, нас ожидал брют, который и поставил точку утренним возлияниям, произведя во мне эффект слезы комсомолки. Тело моё нежно поместили в машину рядом с Рои, охранявшего мой нетрезвый сон.

Приблизительно к шести часам вечера я при помощи сна и горсти таблеточек пришёл в себя. Вечеринка была в самом разгаре. Не хватало оливье и селёдки под шубой, зато была индейка с картошкой, запечённая в духовке. Шампанское к моему пробуждению уже закончилось, на столе господствовал ирландский виски, фаворит Джона, Яэлиного мужа. Времени хватило стакана на три, к этому моменту остальные участники банкета решили погулять с собакой. Шли недолго, до квартиры Давида, родителя Яэли и Гая. Рои получил свою кость, остальных гостей потчевали песочными пирожными с малиной и черникой, сдобряемыми бокалом порта. Ни вкуса, ни имени его я уже не помню, и дело, конечно, не в прежде выпитом, а годах, отформатировавших мою память с тех пор.

Утра следующего дня не существовало, но ближе к полудню я проснулся на удивление свежим, видимо, молодость даёт нам некоторые преимущества. Остальные участники алкогольного безобразия были на ногах, кажется, ещё раньше, и деловито попивали пивко, отходя.

И понял я, что слухи о русском национальном алкоголизме сильно преувеличены, просто пить надо качественный продукт и обладать здоровой печенью.

Кипятильник, бэ-эмет!