Елена Рыбина: «Благодаря Дине Проничевой мир узнал о трагедии Бабьего Яра»
Иосиф ТУРОВСКИЙ
В октябре 2016 года в контексте памятных мероприятий к 75-летию трагедии Бабьего Яра в Киеве прошла презентация книги известной киевской журналистки Елены Рыбиной-Косовой «Нас всех могло не быть! Бабий Яр». Эта культурная акция, организованная Еврейской конфедерацией Украины, тогда запомнилась многим.
В нынешнем году Елена Федоровна Рыбина-Косова отметит свое 90-летие. Журналист побеседовал с современницей трагедии Бабьего Яра, для которой эти исторические события стали страницей интересной, богатой событиями и встречами биографии – на разных ее этапах.
– Елена Федоровна, почему вы обратились к теме Бабьего Яра?
– Моя книга «Нас всех могло не быть», вышедшая шесть лет назад, это своего рода итог многолетнего процесса, который в творческом плане начался в 1975 году, а в жизненном – еще в годы войны, сразу после возвращения из эвакуации.
Тема Холокоста и Бабьего Яра близка мне как киевлянке, как еврейке по матери, как человеку, потерявшему в Бабьем Яру хорошо знакомых людей, в их числе – подругу-одноклассницу. Для меня это не далекая история, а врезавшиеся в память моменты моей жизни.
Во дворе нашего дома на Институтской,14 сейчас находится детский сад. А до войны на этом месте стояли два деревянных барака и ветхий фанерный домик, где жила бедная, многодетная еврейская семья Осман. С Геней Осман, моей ровесницей, маленькой девочкой с черными кудряшками, я училась в одном классе и дружила во дворе. Они все погибли в Бабьем Яру. Все, кроме старшего сына Володи, который воевал на фронте. И он, офицер, вернувшись с войны, придя во двор и узнав о судьбе всех своих родных, кричал и бился головой о фанерную стену. Такое забыть невозможно.
Тема Бабьего Яра не оставляет меня. Я до сих пор думаю и не могу отойти от этого, не могу себе представить, как моя одноклассница с родителями и годовалым братиком шла в Бабий Яр и там была убита. Я приняла эту трагедию сердцем, и я не могу ее забыть.
Поэтому, когда в 1975 году, в канун 30-летия Победы, мне, журналистке АПН (Агентство печати «Новости» – ЕО), поручили найти людей, которые спаслись во время первых расстрелов и восстания в Бабьем Яру, я была к этому готова – и морально, и профессионально. Хотя я в то время писала об искусстве, редактор АПН Николай Ефимов сказал, что лучшего журналиста для темы Бабьего Яра (эту тему тогда подняли на Западе), чем Рыбина, он не знает. И я этим горжусь.
А тема, как я уже сказала, была мне близка. И я еще больше прониклась ею в ходе общения с людьми, лично пережившими трагедию Бабьего Яра.
– Кто были эти люди? Кто из них запомнился вам ярче всех?
– Я встречалась с актрисой киевского Театра кукол Диной Проничевой, которой удалось выбраться из-под тел расстрелянных в Бабьем Яру. Беседовала с Геней Баташовой, которая осталась в живых благодаря немецкому офицеру. Познакомилась с бывшими заключенными Сырецкого концлагеря Владимиром Давыдовым, Яковом Капером, Яковом Стеюком, Давидом Будником, Захаром Трубаковым, которым довелось сжигать трупы в урочище и которые совершили побег из Бабьего Яра 29 сентября 1943-го.
Наибольшее впечатление на меня произвела Дина Мироновна Проничева, человек невероятной силы духа, с необычайной волей к жизни, которой удалось спастись из Бабьего Яра. Она четырежды уходила от смерти от рук гестаповцев и их пособников, она не сломалась и не сдалась ни в одной ситуации. Если бы о том, что она пережила, снять фильм – многие не поверят и решат, что это фантастика.
Дина Проничева была смелым человеком, она неоднократно выступала на судебных процессах над нацистскими палачами – от января 1946 года в Киеве до апреля 1968 года в Дармштадте (ФРГ). Именно благодаря ее показаниям весь мир узнал о трагедии Бабьего Яра.
Мы подружилась с Диной Мироновной и часто общались после завершения моей работы над очерками о Бабьем Яре. За два дня до ее смерти в 1977 году я посетила ее в больнице, где она лежала с уремией – почки она простудила поздней осенью 1941-го, когда скрывалась от нацистов. Я дружила с детьми Дины. Ее сын Володя, Владимир Викторович Проничев, был начальником передвижной телестудии, транслировавшей на всю планету полет Юрия Гагарина. Он получил тогда именные часы в подарок от Сергея Королева. Владимир Викторович умер в апреле нынешнего года.
Дина подарила мне книгу о Бабьем Яре со своими теплыми дарственными словами. Но, к сожалению, эту книгу у меня давно, как говорится, зачитали…
Было бы хорошо и правильно назвать ее именем улицу в Киеве. Но о чем говорить, если в Киеве до сих пор, в отличие от многих европейских городов, нет ни одного дома или двора, где были бы установлены памятные доски или таблички с информацией о том, что отсюда люди уходили в Бабий Яр.
Впрочем, я боюсь, что даже если такие мемориальные доски вдруг появятся, если они будут бронзовыми – их украдут мародеры и продадут как лом цветных металлов. Как это случилось совсем недавно с памятниками моей маме и моему мужу на Байковом кладбище…
Ну и если уж зашла речь о памятниках. Среди моих публикаций о Бабьем Яре был очерк о первом памятнике, установленном там в 1976 году – монументе «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской Армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем Яру». Я написала о работе, которую по макету народного художника СССР, скульптора Михаила Лысенко заканчивали его ученики – Виктор Сухенко и Александр Витрык. Об этом макете я узнала от своей подруги, известной художницы Таисии Жаспар. Я приходила в мастерскую Лысенко, наблюдала процесс работы и могла оценить изменения и правки, которые вносили в этот многострадальный проект партийные чиновники.
А за свою серию очерков о трагедии Бабьего Яра я, корреспондент АПН, была удостоена в 1975 году звания «Самый популярный советский журналист за рубежом».
И я горжусь, что мои очерки вслед за документальным романом Анатолия Кузнецова «Бабий Яр» стали первыми публикациями о сырецкой трагедии Холокоста.
– Вы упомянули, что вы еврейка по матери. Расскажите, пожалуйста, подробнее о вашей семье, о ваших еврейских корнях.
– Начну все-таки с нееврейских. Мой отец Федор Иванович Рыбин был донбасским шахтером, сыном выходцев из Курской губернии. Они умерли еще до моего рождения, и я больше знаю и помню своих еврейских родственников с маминой стороны.
Папу, участника Первой мировой войны и гражданской войны, послали как способного молодого рабочего в Юзовскую совпартшколу, где он и познакомился с моей мамой, которая преподавала там русский язык и литературу. После окончания совпартшколы отца направили в Харьков в институт Красной профессуры, где он окончил два факультета – экономический и журналистики. В Харькове я и родилась 4 ноября 1931 года. Потом папу назначили на партийную работу, перед войной он работал директором филиала Музея Ленина в Киеве. Сейчас в этом здании на Владимирской находится Дом учителя. Уже в Киеве родился мой брат Вадим.
После войны папа организовал и стал первым директором Высшей партийной школы при ЦК Компартии Украины. Он прожил 83 года. Думаю, что своим долголетием я обязана его генам.
Моя мама от рождения звалась Хая Рапопорт. Но всю свою жизнь она носила имя Клавдия – и ей так больше нравилось, и это было в духе того времени. Кстати, я в юности, как и сейчас, имела двойную фамилию – в документах везде значилась как Рыбина-Рапопорт.
Родители моей мамы, мои дорогие дедушка и бабушка – Израиль Моисеевич Рапопорт и Берта Яковлевна, урожденная Левина. Отец бабушки был раввином местечка Сорочинцы на Полтавщине – того самого, увековеченного Гоголем в «Сорочинской ярмарке». Дедушка занимался мелкой торговлей, и его брак с дочерью раввина был неравным. Но у них была большая, настоящая любовь. Из Сорочинцев они переехали в Хорол, где родились все их шестеро детей – дочери Клавдия, Элла, Рива, Геня и сыновья Михаил (Моисей) и Яков. Геня, к сожалению, умерла в 11 лет от тифа, Рива умерла во время войны от родов, в эвакуации. Остальные прожили большие, интересные жизни.
К сожалению, у моей любимой мамы жизнь оказалась весьма недолгой, она ушла в 56 лет из-за врачебной ошибки – вместо сердечной астмы диагностировали астму бронхиальную. Мама умерла в декабре 1960-го, а бабушка Берта, потрясенная уходом дочки, пережила ее только на пять месяцев…
– А где вы были в эвакуации?
– Из Киева мы через Кременчуг, Полтаву, Харьков добрались до Волги, были в Куйбышеве, а потом жили в Марийской АССР в поселках Быковка и Юрино. В эвакуации умер мой дедушка Израиль Рапопорт, инвалид с парализованной рукой, умерла тетя Рива, по дороге в Харькове умерла моя младшая сестра Людочка, которой было всего полтора года…
Вернулись мы в Киев 4 апреля 1944 года – эту дату я запомнила на всю жизнь. После Победы мне довелось увидеть казнь немцев, которых летом 1946-го публично повесили на площади Калинина (нынешний Майдан Незалежности). Все воспоминания и впечатления от пережитых событий я изложила в своей книге.
– Как сложилась ваша судьба?
– Я окончила Ленинградский университет, филологический факультет – пошла по стопам мамы. Я перевелась в Ленинград из Киевского университета, куда поступила в 1949 году. Перевестись пришлось после того, как я поинтересовалась – есть ли в нашей стране свобода слова. Во время учебы я внештатно сотрудничала с ленинградскими газетами, ездила на строительство Каховской ГЭС, писала оттуда репортажи. После окончания университета на меня прислала запрос «Ленинградская правда», но я, увлеченная романтикой того времени, поехала на Дальний Восток. Сахалин, Камчатка, Хабаровск… Главное – я встретила там свою любовь и судьбу, военно-морского офицера Тихоокеанского флота Валентина Косова. И моя фамилия снова стала двойной.
Потом мужа перевели в Ленинград, затем в Балтийск. А когда у моей мамы в Киеве случился инфаркт, мы переехали в мой родной город. Я работала в газетах «Правда Украины», «Рабочая газета», корреспондентом АПН и спецкором газеты «Труд», печаталась в журналах «Україна», «Новини кіноекрану». Писала об искусстве, общалась и дружила с выдающимися людьми искусства – писателями, художниками, актерами, кинематографистами. Со временем переключилась на социальные темы, помогала людям в те времена, когда сила печатного слова имела значение в обществе. Мой сын Андрей – физик, дочь Катя живет во Франции, есть внуки, все хорошо.
Но память не отпускает. Возвращает к тем временам и событиям, о которых хотелось бы, чтобы знало сегодняшнее поколение. Поэтому продолжаю писать и рассказывать. В стихах – на сайте stihi.ru, в прозе – на разных площадках, спасибо, что теперь и у вас на страницах.
"Еврейский обозреватель", Киев
