60 лет назад, за одну ночь, был построен самый знаменитый символ "холодной войны". И была закрыта последняя "лазейка" на Запад
Владимир ХАНЕЛИС
Из домашнего архива
…Почти все глупости в жизни человек делает из любопытства.
Это пришло мне в голову давно. Этой мыслью я горжусь. Она – моя. Не из книг. Хотя может быть кому-то она и покажется ерундой. Но большинство наших мыслей, если они, конечно появляются в головах – пересказ давно прочитанного…
Но – хватит философствовать. Зачем, спрашивается, мне в середине 1980-х нужно было заглянуть за Стену, заглянуть в Восточный Берлин? Какого черта? Почему не сиделось и не пилось в приличной гостинице в Западном Берлине? Любопытство! Поиск приключений на определенную часть тела…
А почему сейчас, спустя много лет, мне хочется об этом рассказывать? Да потому, что с 1989 года, когда Стена была разрушена, на головы читателей обрушиваются тонны увесистых книги и мелких статеек об этом событии… Вот и мне, из любопытства (как получится?) захотелось, как говорили когда-то в старой Одессе, "вставить и свои 20 копеек" воспоминаний.
…Итак, в году то ли 1984, то ли в 1985, когда ветры демократии и их злые джинны были еще надежно запечатаны в бетонно-стальные советские кувшины, я, по делам, которые к данному рассказу не имеют отношения, полетел из Тель-Авива, через Франкфурт в Западный Берлин.
…Говорят, что Китайскую стену можно видеть даже из космоса. Возможно. Но Берлинская, тянувшаяся на 144 км, из самолета была прекрасна видна и (понимаю, что сравнение банально, но другого я придумать не могу), напоминало мерзкую, ползущую гадюку…
Через несколько дней, закончив дела и собираясь домой, я разговорился в баре гостиницы с пожилым немцем, прилично говорившим по-русски. (Где он выучил этот язык я не хотел спрашивать). Разговор зашел и о Стене.
— Не хотите ли заглянуть за нее? – спросил он меня.
— Каким образом? Как? – вопросами на вопрос ответил я.
— Нет ничего проще. Вы идете на улицу Фридрихштрассе, подходите к контрольно-пропускному пункту "Чарли", идете дальше несколько десятков метров до гедеэровского контрольно-пропускного пункта и показываете свой паспорт. Вас спросят о цели визита. Отвечайте – посмотреть музеи. Дело в том, что вся культурная часть города – Восточная, а Западная – промышленная. Иностранцам разрешается находиться в Восточном Берлине до 24 часов… И, — тут он хитро подмигнул мне, — если вы хотите скрыть факт своего перехода в Восточный Берлин – вам не о чем беспокоиться. Никаких отметок в паспорт не ставят…
Этот немецкий бес и немецкий шнапс меня попутали. Да еще, как пишут плохие журналисты, "свою роль сыграло и то", что слова "Фридрихштрассе", "Чек-пост "Чарли" были мне знакомы. Я читал детективные романы "Шпион, который пришел с холода" и "Бомба для председателя". А незадолго до полета в Берлин смотрел фильм "Осьминожка". В нем Роджер Мур в роли Джеймса Бонда переходит из Западного Берлина в Восточный именно по этой улице, через этот чек-пост…
Наутро, твердо решив не быть идиотом и не переходить в ГДР, я отправился на улицу Фридрихштрассе. Просто, как я себя уговаривал – посмотреть.
…Стена меня потрясла. К ней можно было подойти, потрогать, оставить на ней свой автограф… Можно было оставить автограф, только места для него не было… Вся стена в черте Западного Берлина (43 км) была разрисована граффити и расписана на разных языках. Я никогда не забуду большую надпись на английском: "Ребята! Как я счастлив, что я "капиталистическая свинья"!
До этого утра я знал, что только один орган у мужчины не подчиняется мозгу, но тут отказались слушать его и ноги. Я очутился у большой будки – "Чек-пост "Чарли". Возле него развевался американский флаг и стоял огромный щит, на котором на английском, русском и французском языках сообщалось: "Внимание! Вы покидаете американский сектор".
Решив его покинуть, я обратил внимание на двух американских сержантов и сержантиху, мирно попивавших в будке-комнате чай.
— Ай ам сори! Извините! Обратился я к ним, протягивая израильский паспорт. – Я бы хотел перейти в Восточный Берлин, посмотреть музеи. Только до 24 часов, только до 24 часов…
Один из них, не отрываясь от кружки, буркнул: "Гоу!" Я явно мешал их чаепитию.
И тут я, как зайчик, струсил. Как же так? Меня не внесут ни в какие списки? Не запишут мои паспортные данные? А если я не вернусь?! Машина, например, собьет? В больницу попаду? Меня нигде не ЗАРЕГИСТРИРОВАЛИ! И никто не узнает где я. Куда я пропал…
Я снова протянул свой паспорт и повторил просьбу "отпустить" меня до 24 часов в Западный Берлин. Сержанты в недоумении отставили кружки и повторили, хором: "Гоу!", "Гоу!"
Поняв, что ни я, ни моя судьба здесь никого не интересует, я побрел по брусчатке Фридрихштрассе к видневшимся впереди железным воротам и сторожевой вышке. Побрел в ГДР.
* * *
Но шел я недолго. Через несколько минут с гедеэровской вышки раздался хорошо понятный мне окрик: "Ахтунг!". Я оглянулся. По мостовой я шел один, и вроде никаких противоправных действий не успел совершить… Но окрик повторился. Часовой на вышке указал мне автоматом на тротуар. Я нарушил знаменитый немецкий "орднунг" (порядок). Идти следовало не по мостовой, а по тротуару…
Через несколько десятков метров я уперся в железные ворота. В них была маленькая дверь с тюремным окошком и звонок. Рядом с воротами находилась стойка с ящичками (как на почте "До востребования"). Вероятно, они находились там для удобства западных и восточных "джеймс бондов". Ведь только здесь, и нигде в другом месте во всем мире, восточный и советский блок буквально уперлись рогами друг в друга…
* * *
…Я нажал на кнопку звонка… Раз,… другой,… третий… Наконец, окошечко отворилось. На меня взглянул человек в форме. Я протянул ему паспорт и стал говорить о желании посетить музеи. Он долго, слева направо и справа налево разглядывал мой израильский паспорт… Затем произнес что-то по-немецки.
– Извините -, я не говорю по-немецки, — ответил я на английском.
Он снова заговорил по-немецки…
Так мы побеседовали минут пять. Наконец, он произнес фразу (по-английски), которая осталась для меня загадкой по сей день: "Вы ведь из Израиля… Вы не говорите по-немецки?" И… отворил потихоньку "калитку"…
* * *
…Я очутился в очень узком загоне. Идти можно было только вперед, и только по одному человеку. Желающим получить более точное описание этого места предлагаю посмотреть документальный фильм о чикагских скотобойнях. В конце загона, за толстым стеклом сидел пограничник, который потребовал паспорт. Идя по загону я нес его, согласно немецкому "орднунгу", все время в правой руке. Пограничник взял мою синекожую паспортину и довольно долго держал ее у себя. Паспорт вернулся ко мне раскаленным. Я понял, что его много и тщательно фотографировали…
Наконец, я попал в довольно большой зал, где все желающие перейти в Восточный Берлин, а их было человек десять, должны были заполнить подробные анкеты, плюс финансовую декларацию об имеющейся при них валюте, затем обменять 25 западногерманских марок на 25 восточногерманских, хотя даже официальный курс был, если я не ошибаюсь, примерно 1:4.
Тщательно заполнив анкету и декларацию, я подал бумаги в очередное окошко. Очередной пограничник тщательно проверил их, сверил данные в анкете с написанным в паспорте, и предложил мне выложить всю имеющуюся у меня валюту. Он пересчитал мои доллары и марки, лицо его стало суровым.
— У вас на 25 западногерманских марок больше, чем указано в финансовой декларации, — произнес он.
— Верно, но ведь в соседнем окошке я должен обменять эти 25 западногерманских на 25 восточногерманских, и тогда все будет правильно, — возразил я ему.
— Это будет правильно в соседнем окне, а сейчас, в моем, вы подаете неправильную декларацию. Перепишите ее.
Помянув "незлым, тихим словом" "орднунг" я переписал финансовую декларацию и обменял деньги в соседнем окне.
* * *
…И тут… О, я чувствовал, я знал, что это должно произойти! Ко мне, единственному, подошли два человека и предложили пройти в соседнюю комнату…
В ней находился мужчина "в штатском" и женщина в форме. Они попросили меня вынуть для досмотра все вещи из маленькой сумки и карманов. Взглянули на них, вернее на одну вещь и их глаза засверкали…
— Где вы достали это? – тыча пальцами в карту Берлина, наперебой спрашивали они, — кто вам ее дал?
— Никто не давал, нигде я ее не "доставал", а купил в газетном киоске, — ответил я.
Вопросы посыпались один за другим: когда, в каком газетном киоске, на какой улице, сколько она стоит?
Кроме последнего, я не смог ответить ни на один вопрос.
Меня промурыжили минут тридцать и вернули в общий зал. Затем вместе с еще несколькими людьми я пошел по знакомому уже мне загону к восточной части Фридрихштрассе. В паспорте лежала оранжевого цвета бумажка. Она давала мне право находиться в Восточном Берлине до 24 часов.
…Передо мной открылась восточная часть стены и мертвая, на десятки метров в глубину, зона – нежилые дома, пустыри, колючая проволока…
Перед восточными воротами наша группа остановилась. Сзади меня шел пожилой англичанин. Почти одновременно мы увидели двух зайцев. Они метались вдоль стены. Затем разбежались в разные стороны на разведку. Через несколько минут зайцы снова встретились и, прикасаясь к друг другу, шевеля ушами, обменялись информацией – нигде нет ни выхода, ни прохода.
— Зайцы, а тоже, как люди, хотят бежать на Запад, — сказал мне пожилой англичанин.
Но тут "калитка" в воротах распахнулась. Мы вышли на гедеэровскую часть Фридрихштрассе. Вся операция по переходу в Восточный Берлин заняла примерно два часа.
* * *
…Тут можно и точку поставить. Но расскажу и о моем возвращении в Западный Берлин. Нужно ли говорить, что задолго до полночи я был на контрольно-пропускном пункте. Войдя, я заметил в зале большой куб из плексигласа, заполненный восточногерманскими марками, но не придал этому значения. Возможно, это какие-нибудь пожертвования, подумал я. Снова тщательно заполнил анкету.
Просматривая ее, пограничник попросил меня подойти к окну таможенной службы. Там мне задали вопрос, остались ли у меня восточногерманские марки?
– Да, — ответил я, показав пять марок, которые я из хвастовства решил привезти в Израиль, в качестве сувенира.
Но таможня на вывоз пяти марок "добро" не дала.
– Вы должны оставить эти деньги в ГДР, бросить их вот в тот плестигласовый куб, — объяснил мне таможенник.
Тут я взбрыкнулся (близость свободного мира придала мне смелости).
– А если я не хочу свои деньги бросать в куб?
– Тогда, — невозмутимо ответил он, — вы должны на эту сумму открыть счет в нашем Национальном банке, — и протянул новый ворох анкет.
…В Западный Берлин я вернулся владельцем счета в Национальном банке ГДР. Но через несколько лет эта страна, и ее банки исчезли. Пропали и мои денежки. Зато остались воспоминания, опыт перехода из Западного Берлина в Восточный, опыт который сегодня никому не нужен.
* * *
…Тут бы нужно окончательно поставить точку. Но не могу удержаться, чтобы не пересказать историю, которую слышал в Иерусалиме от уважаемого, покойного профессора Иосифа Моисеевича Фейгенберга. В детстве, в Москве, он был знаком с сыном ныне забытого, а когда-то очень известного немецкого революционера Карла Либкнехта – Вильгельмом.
Однажды тот, будучи уже взрослым человеком, гулял по подмосковному лесу. Случайно зашел в одну из многочисленных там запретных зон. Вильгельм был человеком не очень советского вида, разговаривал с иностранным акцентом. Его задержали и отправили на проверку. Дежурный лейтенант первым делом спросил Вильгельма о месте рождения.
— В Берлине, — с достоинством ответил тот.
— В каком Берлине? – спросил лейтенант, Восточном или Западном?
— В Берлине…
…Допрос продолжался еще долго. Лейтенант все не мог понять, что когда-то (как и сегодня) не было ни Восточного, ни Западного Берлина, а был просто Берлин…
ВЫШЛА В СВЕТ
Новая книга Владимира Ханелиса
"150 ИНТЕРВЬЮ ПЛЮС ОДИН РЕПОРТАЖ"
Двухтомник. В каждом томе 400 стр.
Стоимость – 199 шек.
В цену входит пересылка.
Для заказов обращаться: V. Hanelis, 11 Livorno str., apt. 31 Bat-Yam 5964433, tel. 03-551-39-65, 052-4-814-618, e-mail – [email protected]
