Разве могут армейские блок-посты остановить разъяренную еврейскую мамочку?
Шула ПРИМАК
Пару лет в начале нашей израильской жизни мы прожили на территории интерната на севере страны. Сотрудникам давали жилье в крошечных домиках, раскиданных по участку между детскими корпусами. Коллектив подобрался разношерстный, но веселый — новые и не новые репатрианты из России, пяток сабров после армии, тетки "марокканки" и суровый завхоз иракского происхождения.
Все без исключения были не дураки выпить, закусить и почесать языком. Поэтому дружеские посиделки и вечерние беспричинные пирушки были у нас делом обычным.
Сестрой-хозяйкой работала прелестная дама по имени Полина. Она недавно развелась, и у нее был единственный сын — Габриэль. Полина приехала в Израиль давным-давно, в 70-е. Будучи натуральной голубоглазой блондинкой, немедленно и не приходя в сознание вышла замуж и родила Габриэля. Работать она в замужестве толком не работала и потому говорила на очень примитивном иврите с тяжелым русским акцентом. Это обстоятельство стоит запомнить — оно очень важно для нашего рассказа.
С Полиной и Габриэлем мы познакомились как раз, когда парню исполнялось 17 лет и его позвали в призывной пункт на медкомиссию. Тут нужно заметить, что Габриэль был тощим высоким очкариком, типичным ботаником и маменькиным сынком. Да еще и тяжелым астматиком, который шагу не мог ступить без ингалятора в кармане. Самое большее, что ему могло светить в родной армии, — компьютер на складе. Но мальчик был одержим идеей служить в боевых частях, как, впрочем, и большинство израильских мальчиков. Почти год до призыва Габриэль втайне от матери занимался спортом и бегал кроссы. Забросив, между тем, скрипку и шахматы. Полина работала допоздна и не замечала новых увлечений сына. А он и не афишировал.
За три недели до медкомиссии Габриэль попросил у матери подписать разрешение на службу в боевых частях. Так положено, если речь идет о единственном ребенке у матери.
Полина твердо сказала:
— Нет!
— Хорошо, — ответил Габриэль, — можешь не подписывать. Но знай, что я тебе в жизни больше слова не скажу. О чем мне говорить с матерью, которая не думает о благе своего ребенка. Ты эгоистка, мама! Даже если у меня начнется приступ астмы, я не позову тебя на помощь, и только утром ты увидишь, что натворила, но будет поздно.
Габриэль ушел в свою комнату, бросился на кровать поверх покрывала и остался лежать лицом к стене, не отвечая ни словом на упреки Полины. Так продолжалось целую неделю. Сын полностью игнорировал мать и на контакт не шел. Когда Полина пыталась с ним поговорить, он отворачивался к стене и презрительно шевелил лопатками. Через неделю несчастная растерянная мать собрала женсовет из сотрудниц интерната.
— Что мне делать, банот*, — спросила Полина, — как мне вернуть моего ребенка?
-Да подпиши ты ему эту чертову бумагу, — сказали марокканские подруги, матери смуглых крепких сыновей, уже отслуживших в разных крутых боевых частях. — Кому он нужен, твой очкастый задохлик. Пусть лучше злится на армию, чем на родную мать.
"Правильно, — рассудила Полина, — мальчик не здоров, слабый, нежный. Никто его не призовет в терминаторы. Незачем ссориться".
И вечером подписала разрешение. Габриэль вскочил, расцеловал мать, и они опять стали дружной семьей. Как раньше.
Нужно заметить, что, как большинство ботаников, Габриэль умел прекрасно планировать и продумал все заранее. Он выяснил у друзей, какова процедура комиссии, где и когда она будет проходить. Один ингалятор он спрятал в туалете на этаже, где сидел врач. Еще пять разложил пролетах лестницы так, чтобы никто не заметил.
После многочисленных анализов и осмотров у специалистов председатель медкомиссии сказал — результаты в общем неплохие. Но в твоем файле, молодой человек, написано, что ты страдаешь астмой.
— Я?! — вскричал Габриэль. — Да все это глупости! Вы же знаете, у меня русская мама. А русские мамы все — истерички. Давайте я пробегу по ступенькам с первого по пятый этаж сколько угодно раз, а вы посмотрите, задыхаюсь я или нет.
Следить за чистотой эксперимента вместе с Габриэлем отрядили милую солдатку-фельдшера. Она смотрела с первого этажа вверх, а Габриэль бегал вверх и вниз, украдкой спасаясь ингаляторами, разложенными на площадках. Ему удалось обмануть медиков, и его взяли в вожделенную боевую часть.
Габриэль попал на ливанский фронт, в самое сердце военных действий. Матери, разумеется, была преподнесена совершенно другая информация. Полина уверяла всех, что Габриэль сидит за компьютером в штабе боевой части, в светлой комнате с кондиционером, занят только бумажной работой.
-Там вечно нет связи у сотового, в этом штабе, — говорила она, — невозможно дозвониться до ребенка по несколько дней. И мальчик так устает, приходит домой в увольнение и все время спит.
Полина видела, что сын возмужал, раздался в плечах и приобрел уверенность и брутальный шарм. Она очень гордилась своим мальчиком и была счастлива, не поссорившись с ним из-за пустяков. Ведь с детьми главное — взаимопонимание и доверие.
В тот вечер пирушка была у нас дома. Гости уже выпили по первой, поели, налили по второй и завели беседу.
— Мой солдатик, — весело рассказывала Полина соседкам по столу, — он такой молодец. Без него в штабе не могут просто, по три недели домой не пускают. Все на нем держится.
Полина достала сотовый, тяжелую "Альфу"**, и натыкала номер, установив телефон на громкую связь. Все стали слушать в трубке гудки. Габриэль не отвечал.
— Спит, наверное, бедный мальчик, — сказала Полина и снова позвонила.
Телефон не ответил.
— Как же он устает, — сказала Полина, набирая номер в третий раз, — совсем замучили мне ребенка.
В третий раз телефон ответил.
— Габриэль, милый, — звонко пропела Полина с тяжелым русским акцентом (все диалоги велись на иврите, и раньше, и здесь и далее), — как твои дела, сердце мое?
— Это не Габриэль, — ответил мужской хриплый голос.
— А где Габриэль? — удивилась Полина. — А ты кто?
— Я один из бойцов в отряде Габриэля — ответил парень — Габриэля здесь нет. Он на задании.
— Где? — ужаснулась Полина.
— На задании в тылу врага. Их рота ушла ночью в тыл на задание и до утра они не вернутся, — сказал голос в трубке. — Но ты не волнуйся. Твой Габриэль такой герой. Он всегда впереди всех и всегда идет туда, где дела серьезнее всего. Он храбрец. Ты должна гордиться.
Тут надо кое-что пояснить. Молодой человек, ответивший в недобрый час на чужой телефон, не хотел ничего плохого. Просто услышав звонкий женский голос и тяжелый русский акцент, юноша наверняка подумал, что Габриэлю позвонила подружка или невеста. Зная, что его друг родился в Израиле, тот милый парень не мог даже предположить, что мама его говорит на таком ужасном иврите. А раз звонит девушка — значит, надо произвести впечатление и не ударить в грязь лицом.
— Там сегодня ночью будет жарко, — продолжал голос в трубке. — Твой Габриэль и его ребята там себя покажут. Он так воюет, просто как лев.
— Лев, — хрипло сказала смертельно бледная Полина, вставая, — лев… Мерзавец, скотина, лев.
В полной тишине она вышла из дома, мы все кинулись вслед за ней во двор, но опоздали. Старый зеленый "опель" Полины, визжа покрышками, несся к воротам деревни со скоростью, более приличной для какой-нибудь "феррари".
Все дальнейшее мы узнали из рассказов очевидцев и пострадавших. Не сбавляя скорости и не останавливаясь на светофорах, Полина доехала до границы. Там, не тормозя и не оглядываясь, она пролетела четыре блок-поста. Три наших и один ливанский. Нигде ее даже не попытались задержать, разъяренную фурию с безумными глазами. Добравшись до военной базы, где по идее должен был быть ее сын, Полина сбила шлагбаум и въехала на территорию, затормозив у палаток. Пока она выходила из машины, к ней бежали двое часовых, на бегу приводя оружие в состояние живого огня. Полина заглушила мотор, повесила на плечо лаковую сумку и, обернувшись к подбежавшим часовым, сгребла ближайшего за грудки. Приподняв здоровенного парня над землей и тряся его, Полина стала орать дурным голосом:
— Командир! Офицер! Командир!
Бедный часовой дергался в ее руках, как тряпичная кукла. Его коллега беспомощно смотрел на происходящее, не решаясь вмешаться. На шум из палатки выскочил командир, такой же молодой парень, в спортивных трусах и с початой жестянкой колы в руке.
— Отставить! — закричал он. — Прекратить немедленно! Что тут происходит?
Полина отшвырнула почти бессознательного часового в сторону и несколько раз попыталась ударить офицера сумочкой. Увертываясь от лакового смерча, офицер плеснул в нее колой из жестянки. Будучи уже в состоянии боксёрки, Полина ловко уклонилась от липкой коричневой струи, но факт сопротивления ее отрезвил. Она бросилась растерянному офицеру на шею и стала, обливаясь слезами, умолять вернуть ее сыночка, ее Габриэля, на базу немедленно. В конце концов ее успокоили, напоили чаем, щедро сдобренным дешевым бренди, и уложили спать в палатку к связисткам. Для верности и душевного спокойствия командира к палатке приставили пост на всю ночь. Утром рота Габриэля вернулась с задания благополучно и с победой. В палатку к матери грозный воин и храбрый лев пошел, предусмотрительно не снимая бронежилета и каски — а то мало ли как пойдет разговор. Но Полина к утру немного пришла в себя и радостно поцеловала сына. Командир, разумеется, немедленно дал Габриэлю увольнение на три дня и Полина в полном молчании повезла вояку домой через четыре блокпоста. Один ливанский и три наших. Нигде их не останавливали — по рациям уже с утра всем объяснили суть дела.
Дома состоялся грандиозный, безобразный скандал, закончившийся слезами, извинениями и примирением сторон. Габриэль, конечно, уехал обратно в часть и дослужил до конца в самых что ни на есть боевых частях. Никто и словом не помянул ему инцидент с мамой. Нервной еврейской матерью у нас никого не удивишь.
Габриэль уже давно взрослый дядечка, отец троих детей, глава фирмы. Прошло много лет. Но до сих пор, встречаясь старой нашей компанией, мы вспоминаем, как стояли о дворе, глядя на пляшущие на дороге клубы пыли и прислушиваясь к реву прогоревшего глушителя, затихающему вдали.
— Да, — сказала тогда одна из воспитательниц, — бедный Габриэль.
— Лишь бы Полька на своем драндулете не разбилась, — сказал бывалый завхоз и закурил вонючий "Ноблес"***, — а Габриэль, маленький лжец, выкрутится. Друзья его там прикроют, если что. Это ж боевые части. Военное братство.
Читайте в тему:
ПРИМЕЧАНИЯ ОТ АВТОРА
* Банот — девочки, девчонки. Так у нас обращаются друг к другу все дамы от 3 до 120 без поправки на возраст, статус или семейное положение.
** "Альфа" — старинная, первичная модель сотового телефона, огромная тяжелая хрень с крошечным экраном.
*** "Ноблес" — мерзкие дешевые сигареты, родственники "Примы" и "Беломора".
