Израильская драматургесса Эдна Мазиа умеет писать пьесы, которые приносят театру кассу. Эта элегантная дама знает законы, по которым работает популярный театр. «Игры на заднем дворе» практически изначально нацелены на остроту и интерес, вызывают шок, обеспечивают оцепенение и потрясение зала, живое участие и сострадание
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Фото: Ор Данон
Эта пьеса об изнасиловании четырнадцатилетней девочки группой отвязных парней. Перед зрителем проходит вся история, от ее начала, момента подтрунивания, начала почти безобидной игры девочки с ребятами постарше, и до сцены суда, оглашения меры наказания, отчаяния в глазах и потрясенного молчания преступников.
Случай, который описывает Эдна Мазиа, произошел на самом деле в израильском кибуце; он получил большой резонанс, о нем говорила вся страна. Разница лишь в том, что там злоумышленников было восемь. Это преступление привело к изменению законодательства. После суда и вынесения приговора была написана пьеса. Ее поставили, были аншлаги, а реальная жертва потребовала от Камерного театра свою долю в доходах. Разбирались долго, что-то из дохода от всего этого социально-художественного произведения пострадавшей выплатили.
Вы спросите, что изменилось в законодательном подходе к подобным преступлениям? Не вдаваясь в юридические тонкости, скажу, что отныне лица, осуществившие деяние, подобное описанному в пьесе, признаются виновными даже в том случае, если утверждают, что жертва была в тот момент согласна на сексуальную близость. И насильники несут серьезное наказание.
После этого случая и первой постановки в театре Израиля, подобные сюжеты не иссякли в общественном сознании, не канули в небытие. Жестокости по отношению к женщинам, трагедии, на которые обрекают женщин не только чужие мужчины, но и отцы, братья, мужья, сыновья, — все больше. И ничто не свидетельствует о том, что завтра человечности в нашей стране прибудет.
А пьеса снова оказалась в афише, на сцене. Идо Розенберг — актер, ушедший в режиссуру и упорно ищущий свой стиль, — осуществил ее постановку в «Бейт-Лесине», театре, который позиционирует себя как театр, главной задачей которого служит продвижение израильской драматургии.
…Девочка качается на качелях. Одна. Группа молодцов, раскованных, нагловатых, кичащихся своей взрослостью и силой, заигрывает с ней. Парни, подначивая друг друга, будто бросают ей вызов, и она вовлекается в провокационную игру-ловушку. Она сама, по глупости, по наивности, идет на опасную авантюру. Ничего не подозревая (или – заинтригованная, загипнотизированная этой взрослой, захватывающей, необычной игрой-приключением), она оказывается жертвой. Текст пьесы злободневен. Слушая его, хочется кивать, говорить: «…да, такой же случай был в Эйлате… на Кипре… а одна из жертв покончила с собой… и вот десять лет назад было… и вчера в «Исраэль айом» писали…».
Декорация Нива Манора скромна, но функциональна. Режиссура ничем не поражает, мизансцены просты и обыденны. Актеры играют убедительно, все смотрится серьезно и кажется иллюстрацией журналистского расследования. Актуальность в этой театральной работе важнее оригинального и личностного подхода. Простота приема и вовлеченность зала дают нужный результат. Болью, негодованием обрушивается реальность, которую театр кратко и жестко преподносит зрителям. Сцена изнасилования отзывается болью в притихшем зале.
Актеры Кармель Бин, Михаэль Гивати, Амит Франко, Йоав Ротман, Идан Шакрука работают на сцене динамично, эмоционально, с молодой горячностью проговаривают текст. Живут ли они в предполагаемой ситуации, в атмосфере и тональности драматургии – трудно сказать. Крика и шума много, — это стиль, проявление израильского, характерного для многих спектаклей и фильмов стиля, менталитета. Вроде особой глубины и не требуется – все на поверхности.
Спектакль ранит и шокирует. И в то же время все, о чем, он рассказывает, уже стало практически нормой. Что дико и абсурдно. Мы живем на этом заднем дворе. Жестокость будто разлита в воздухе. Что-то неверно, неладно в системе воспитания. В том, как выстраиваются приоритеты ценностей, идеалов. Да и есть ли они, идеалы?..
Театр мало что может изменить, вряд ли способен воспитать; не стоит идеалистически верить в чудо искусства. В ту силу искусства, которая, как в новелле Глеба Успенского, «выпрямляет душу» потерянного человека. Нынче в подобное преображение верится с трудом. Но молчать нельзя. И знаком беды, символом опасности в спектакле театра «Бейт-Лесин» над сценой качаются пустые качели. Детская площадка, тени на заднем дворе, стоны и крики, которые тонут во всеобщей трескучей борьбе за статус, карьеру, улучшение качества автомобиля, дома, счета в банке.
Нравственность – почти анахронизм. Как и тонкая душа. Что ж, посмотрите спектакль «Игры на заднем дворе»; он не войдет в список ваших художественных потрясений, но встревожит и напомнит о крайне важных вещах.
