Алиса умеет считать…
Из цикла "Внезапные разводы"
Дима Стремокоцкий, допив чай и отерев губы салфеткой, встал из-за стола, прошествовал мимо своей жены Алисы, потрепал ее по затылку, нагнулся, нежно поцеловал в макушку, поблагодарил за прекрасный ужин и вышел из кухни.
— На здоровье! – сказала Алиса ему вслед.
Потом встала, прошлась по кухне, взяла с полки толстую потертую тетрадку. В такие тетрадки хорошие хозяйки обычно записывают кулинарные рецепты. Пролистала ее. Хмыкнула. Сунула под мышку и пошла следом за мужем.
Нашла его в комнате, которая в обычных интеллигентных семьях называется «большой». Люди позатейливей такую комнату называют «гостиная», всякие оголтелые западники – «ливинг рум», а люди попроще, из провинции – «зала». Но Стремокоцкие были самой обычной семьей, москвичи с высшим образованием, и ничего особенного. Поэтому в их двухкомнатной квартире была спальня и большая комната.
Женаты они были уже шесть лет с небольшим – весной отметили «чугунную свадьбу», а сейчас был конец августа. Диме было тридцать четыре, Алисе – тридцать ровно. Детей у них пока еще не было.
Дима сидел в кресле и размышлял – то ли включить телевизор, то ли заглянуть в планшет, то ли вообще почитать книгу.
Алиса вошла и сказала:
— Пять тысяч.
— А? – спросил Дима, потому что не понял.
— Пять тысяч, — повторила Алиса, слегка нахмурившись.
Он слегка пожал плечами, встал, вышел в спальню и оттуда крикнул:
— Тебе какими?
Алиса пошла за ним.
Дима стоял у раскрытого шкафа, куда он уже повесил свой рабочий костюм, и держал в руках бумажник:
— Тебе пятеркой или по тысяче? – и добавил: – Видишь, я даже не спрашиваю, зачем тебе пять тысяч. Во какой я хороший муж! – и потянулся целоваться.
Алиса отшагнула к двери и сказала:
— Спрячь деньги, пригодятся. Я не про то. Пять тысяч, помнишь?
— Нет, — сказал он. – Ты про что?
— Про пять тысяч, — объяснила она, усмехаясь.
— Какие пять тысяч? – вскричал Дима. – Может, объяснишь?
— Сегодня ты встал из-за стола, отодвинув от себя свою тарелку и чашку, не сполоснув, или даже, хотя бы, не поставив в раковину или машинку. В пять тысяч первый раз. Всё. Вали.
— В смысле?
— В смысле fuck off and get out of my life! – Алиса ходила на курсы английского и знала разные слова и выражения. – Уговор дороже денег.
— Какой уговор? – Дима слегка ошалел.
***
Это было в марте, дней через пять после свадьбы.
Дима – вот в этой самой кухне – встал из-за стола, отодвинув тарелку, и Алиса сказала: «Ну что за манеры! Хорошие мальчики моют за собой посуду! Или хотя бы ставят грязную тарелку в раковину!» Но Дима пробурчал, что хорошие девочки не делают замечания таким злым голосом. Алиса, однако, настаивала на своем. Оба – на своем. Она на равноправии, а он – на распределении ролей в семье. Они чуть не поссорились. Но потом Алиса сказала: «Ладно. Один раз не считается». «А два? А десять? А сто раз не вымыть тарелку?» – прицепился Дима. «И сто, и двести не считается», — сказала Алиса. «А сколько считается?» — спрашивал он, обнимая ее. «А сколько тебе надо раз не вымыть посуду, чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной?» «Тысячу!» — сказал он. «Чепуха! – засмеялась она. – Даю тебе пять тысяч! Но потом всё!» «Ого! – обрадовался он. – Вот это да! Согласен!» — и они повалились на диван. Все-таки первая неделя медового месяца! Хотя, конечно, до свадьбы у них всё было, но тем не менее…
***
— Вот, — говорила Алиса, заглядывая в тетрадку. – Каждый год мы на две недели ездим в отпуск, то есть пятнадцать дней долой. Остается триста пятьдесят. Из них пятьдесят уикэндов, то есть сто дней, когда мы вместе едим три раза в день, то есть триста раз. Остается двести пятьдесят дней, когда только завтрак и ужин, итого пятьсот. Пятьсот плюс триста будет восемьсот. То есть восемьсот раз в году ты вставал из-за стола, отодвинув посуду. Всего тебе было дано…
— Мне? Было? Дано? – возмутился Дима. – А кто ты такая?
— Мы так договорились, — возразила она. – Ты согласился. Шесть лет и три месяца, вот и выходит пять тысяч раз. С хвостиком даже, наверное, но неважно. Сегодня в пять тысяч первый раз ты не сполоснул тарелку и даже не отнес ее в раковину. Не говоря уже загрузить в машинку. Можешь пересчитать! – и она кинула ему тетрадку. – Я думала, ты все-таки придешь в норму. Но ты оказался неисправим.
— Бред какой-то… – сказал Дима.
— Не бред, а обещание, — сказала она. – Я, например, обещала хранить тебе верность. И я тебе не изменяла.
— Да пожалуйста! – воскликнул он.
— Конечно, я бы могла изменить тебе, как бы в отместку, – задумчиво сказала она. – Но мне это почему-то неинтересно. И смешно – изменить в отместку за невымытую тарелку. Нет! Так что собирай вещички. Ну или я уйду, если хочешь, – сказала она, вышагнув на секунду в коридор и вернувшись с большой дорожной сумкой. – Но я с собой возьму всё. Всё-всё. Посуду, мебель, одежду. Свою, разумеется! Вилки и ножи, книги и телевизор, картинки со стен и даже сами стены. Ты меня понял, надеюсь? Так что лучше сам.
— Сучка! – вдруг заорал Дима, вытащил со дна шкафа большой охотничий нож и метнул в Алису, целясь ей в лицо, в глаз.
Она успела увернуться буквально на сантиметр.
Нож воткнулся в дверную притолоку, вбив в нее пышную прядь Алисиных волос. Алиса дернулась и зашипела от боли: она оказалась ножом пришпилена к двери.
Дима зачем-то снял рубашку и бросил ее в сторону. Он был хорошо мускулист. Поиграв плечами, приблизился к ней, плюнул ей в лицо и сказал, расстегивая домашние брюки:
— Сучка… Тарелку ей не сполоснули… Сейчас я тебя так сполосну…
Алиса сбросила тапочку и правой ногой пнула Диму, длинным остро заточенным стальным когтем большого пальца взрезав ему живот.
Дима рухнул на пол, пачкая белый ковер кровью и пытаясь руками удержать выползающие наружу кишки.
Алиса с натугой вышатала нож из притолоки, сдула с него два своих золотистых волоска, нагнулась над Димой и аккуратным тычком под левый сосок закончила дело.
Подумала, что надо бы сразу все поджечь и бежать, но все-таки сначала решила вымыть посуду.
Пять тысяч первый раз.
