Пасхальная агада времен чекистско-фараоновой "спецоперации"
В эту зиму я выходила в море пару раз в высокую волну. Стена воды, неотвратимо идущая на тебя, обрушивающаяся на тебя с равнодушной ужасающей силой, парализует и пугает настолько, что все, чего хочется — сжаться в комок, зажмуриться и просто не думать. Но для того, чтобы выжить, приходится действовать. Победить свой страх. Победить инстинкт самосохранения и действовать.
В этом году мы празднуем страшный Песах, самый ужасающий Исход в нашем поколении. Восемьдесят тучных лет, прошедших с прошлой войны, приучили нас к комфорту, спокойствию и безопасности. К медицине, которая научилась спасать более или менее от всего. К весёлому разноцветному миру, обустроенному по уму. К дружелюбным роботам и быстрому интернету. К фараону, либеральному, насколько возможно. Нормальному такому, который строил свои пирамиды, конечно, но жить можно было. Хорошо же сидели, чего уж.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"
Но тут традиционно ожесточил Господь сердце фараона(с). И началось…
Вдруг не стало ни мира, ни города, ни дома. Смерть, война, безумие вернулись к нам из прошлого, чтобы сожрать будущее. Вдруг стало необходимо вставать среди ночи, бросать имущество и кров, и бежать из-под обстрелов в никуда, подхватив самое важное: детей, стариков, собаку, кошку и пакет документов.
Помните тесто, не успевшее подняться до рассвета? Оно опять шквальным огнем запекается в сухую лепешку. Маца, горький хлеб бедности нашей, как же мы ненавидим ее вкус, особенно этой весной.
А дальше — исход.
Как должно быть страшно входить с твердого берега на дно расступившегося моря. Как до обморока, до тошноты страшно преодолевать в темноте эту скользкую, бугристую, заваленную осколками и мусором дорогу, неся на руках молчащих от ужаса детей, подбадривая стариков, плачущих о брошенном уюте.
Как холодно, Господи, как холодно идти по дну в эту бесконечную ночь. Идти, глядя на сдерживаемые неведомой силой стены темной воды, из-за которых смотрят на тебя пустыми глазами чудовища такие жуткие, что и во сне не снились. Идти, не зная, сколько еще продержится этот коридор среди беспощадного моря, сколько будет времени, чтобы добраться до того берега.
А не идти нельзя. Сзади, за спиной, грохочут колесницы войск фараона, небо полыхает от их стрел, гудит воздух от рева их труб. Нужно идти, выходить самому и выводить своих. Потому что иногда не мы выбираем свободу, а она выбирает нас.
Но в каждом исходе среди толпы испуганных, раненых, потерянных беженцев идет Бог.
И когда последний из уходящих ступит на безопасный берег, Бог обернется, и по взгляду его обрушатся воды на колесницы фараона, и сомкнется над ними тяжёлая волна, которая солонее крови.
И снова наступит весна, и начнется будущее. Как было написано давным-давно. Как мы читаем детям в вечер седера, в праздник свободы, в самую главную ночь каждого года, а этого в особенности.
А фараон… Что фараон? Фараон же тоже читал Агаду. Он же знает, как всё закончится. Он же прекрасно все понимает. Про свои реки, ставшие кровью. Про страшные язвы, изнуряющие его людей. Про дождь из серы и камней, про ядовитых жаб, про хищных зверей. Про умерших первенцев, которых будут оплакивать в каждом его доме. Знает же. Но все равно решил рискнуть. Хотя ведь и слепому ясно, что невозможно украсть Свободу у тех, с кем Бог.
Даже когда очень много страха и очень мало выбора, Она из раза в раз идет в толпе через разверстое море, столп света идет впереди Нее, чтобы мы все успели выйти из-под власти тьмы.
Идет, увязая по щиколотку в темной грязи дна, ведет за руку дочь погибших соседей и несет переноску со спасенным из развалин котом.
