Сага о грандиозном подлоге
Фантастическая повесть
АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Все действующие лица и события в этой повести являются предметом художественного вымысла. Любое их возможное сходство с реальными лицами и их действиями является совершенно случайным и абсолютно не преднамеренным.
ГЛАВА 1.
Джон Маневич. Остров Little St. Arthur в Карибском море. февраль
Есть такое широко распространённое литературное клише: герой рассказа (повести/романа) просыпается ранним утром (поздней ночью/посреди дня), в состоянии жуткого похмелья, в какой-то кровати (на диване/на кушетке/на полу) и обнаруживает рядом с собой совершенно незнакомую полуголую спящую женщину. И безуспешно пытается сообразить: кто она?.. почему она тут?.. и где он её встретил? И даже не может вспомнить, как её зовут.
Нечто подобное случилось и со мной на рассвете этого февральского дня, — но с существенным отклонением от вышеописанного клише, а именно: женщины рядом со мной не было. Похмелье было — и было оно действительно жуткое; и кровать была шикарная и широченная… А вот женщина отсутствовала.
Впрочем, если б она и была в наличии рядом со мной, то было бы правильнее назвать её девушкой, а не женщиной. А ещё точнее — девочкой. Потому что был я в гостях у знаменитого миллионера-педофила Джеффри Экстина, на принадлежащем ему карибском острове Little St. Arthur, где он обычно угощает своих избранных гостей набором девочек в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет из своего обширного "гарема".
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"
Проснулся я от толчка в плечо. С огромным трудом я повернул на подушке голову и сквозь слипшиеся веки разглядел длинную лошадиную морду Фреда, моего бывшего вице-губернатора.
— Босс! — звала меня лошадь. — Джон! Проснись! Есть срочное дело.
— Fuck you! — прохрипел я. — Отвали. Дай поспать. — И я опять уткнулся носом в подушку.
Но Фред не отставал.
— Шеф, говорю тебе: есть срочное и очень денежное дело. С тобой хочет связаться Глория.
— Что надо этой сучке? Опять она хочет протолкнуть двух идиотов в Конгресс? Она не доплатила мне за них. Сто раз обещала и не платит до сих пор…
— Сколько?
— Двадцать тысяч.
Краем глаза я наблюдал, как Фред лезет в карман, вынимает бумажник, вытягивает оттуда чек и протягивает его мне.
— Ровно двадцать тысяч от Глории, — сказал он, обнажая в ухмылке свою неестественно белую вставную челюсть.
Я почувствовал, как моё похмелье мгновенно улетучилось. Двадцать тысяч! Значит, на самом деле моя старая знакомая, всесильная Глория Фантелли, хитрожопая итальянка, хочет от меня как минимум повторения предыдущей сделки, которую мы с Фредом провернули для неё два года тому назад…
… Два года тому назад, когда я ещё не пришёл в себя после восьми лет тюряги и наслаждался долгожданной свободой, она разыскала меня в Нью-Йорке и быстро, в своём обычном пулемётном стиле, протрещала по телефону:
— Джон, это Глория. Поздравляю с выходом на свободу. Ты и Фред мне нужны. Завтра ты свободен?
— Свободен.
— Отлично. Фред уже в Вашингтоне. Встречаемся завтра ровно в полдень у меня.
Это типичный рабочий стиль Глории — ничего лишнего, никаких отклонений от основной темы. Она в деловом разговоре сразу берёт быка за рога. Она берёт быка за рога, а я люблю брать корову за вымя — дабы выдоить из этого вымени зелёные бумажки. Глория хорошо знакома с этим моим modus operandi, и поэтому она тут же добавила: "О деталях договоримся, как только я тебя увижу в Вашингтоне. Я присылаю за тобой самолёт. Завтра в 8 утра в Ла Гуардиа, около правительственного терминала, тебя встретят перед посадкой. Жду." И отключила телефон.
Она сказала дипломатично: "О деталях договоримся", — а это значит в переводе на простой английский: "Тебе отвалят солидный куш". Что мне и надо в моём нынешнем неопределённом послетюремном существовании. Она добавила: "Встречаемся у меня", что означает — я должен прибыть в помпезное здание Конгресса, где Глория Фантелли встретит меня в своём просторном офисе Спикера Палаты Представителей.
Впрочем, когда ровно в полдень на следующий день я вошёл в её офис, Глории на месте не оказалось.
— Мистер Маневич, — сказала мне, приветливо улыбаясь, секретарша Глории, — позвольте проводить вас в "бункер". Глория и мистер Пенн ждут вас там.
Ах, вот оно что! Она ждёт меня в "бункере". Значит разговор будет настолько конфиденциальным, что его нельзя вести в кабинете, хотя её кабинет еженедельно подвергается тщательной проверке на предмет защиты от потайных записывающих устройств. А вот так называемый "бункер" проверяется дважды ежедневно — утром и вечером, и, значит, там можно говорить, ничего не опасаясь. (Если, конечно, кто-нибудь из собеседников не закрепил потайной диктофончик где-нибудь на своих телесах — на спине, на груди или между пальцами ног. В моей прошлой практике такие случаи бывали в самых, казалось бы, надёжных помещениях.)
Когда секретарша Глории отворила для меня дверь "бункера" и пропустила меня вперёд, я увидел Глорию и моего бывшего вице-губернатора Фреда Пенна, сидящих по обе стороны длинного стола, заставленного закусками. Глория поднялась и, улыбаясь, сделала два шага мне навстречу.
— Ещё раз поздравляю тебя, дорогой Джон, со сладким словом "свобода"! — сказала она и крепко пожала мне руку. Худой до истощения Глории уже пошёл восьмой десяток, и у неё сохранились, как говорится, "лишь кожа да кости", но пожатие у неё, я бы сказал, весьма ощутимое. Но ещё более ощутимым является её влияние в коридорах власти и бюрократических дебрях Вашингтона. Шутка ли! — Спикер Палаты Представителей! Третье лицо в государстве!
Я уселся напротив Фреда, а Глория, склонившись надо мной, проворковала:
— Джон, что ты предпочитаешь для старта? У меня есть всё, что ты пожелаешь.
— Бурбон, — ответил я. — Или русскую водку.
— Не слишком ли сильно для начала? Может, начнём с коктейля? Или с моего любимого Ламбруско Спуманте? Я ведь как-никак итальянка.
— Глория, — сказал я, — ты же знаешь мои привычки. Я не итальянец, а простой поляк.
— И я, — добавил Фред, — хоть и не поляк, а смесь шотландца с ирландкой, тоже предпочитаю что-нибудь в районе сорока градусов.
Глория кивнула и двинулась к холодильнику. Достала бутылку водки "Grey Goose" и сняла с полки три фужера.
Вернулась к столу и разлила водку в фужеры. Подняла свой фужер и с чувством произнесла:
— За ваше здоровье, дорогие друзья! За ваше освобождение!
За долгие годы знакомства с Глорией Фантелли я никогда не переставал удивляться её колоссальным артистическим способностям. Ей бы в Голливуде крутиться! Ставлю последний доллар, что ей наплевать, как мы — я и Фред — чувствуем себя после восьми лет отсидки в тюрьме облегчённого режима в штате Северная Каролина. Но мы ей сейчас, видно, позарез нужны, и вот она искусно изображает сочувствие и даже выдавливает из своих старческих глаз пару слёз.
Выпили, закусили, и Глория, наклонившись ко мне, произнесла:
— Джон, во всех пятидесяти штатах нет лучших специалистов по выборам, чем ты с Фредом.
— Мадам Спикер, — вмешался Фред, — вы абсолютно правы.
Я покрутил фужер в пальцах и сказал:
— Кого надо выбирать?
— Двух человечков в Палату.
— От каких штатов?
— Оклахома и Арканзас.
Опять вмешался Фред:
— Вместо недавно ушедших в лучший мир? — спросил он, ухмыляясь, и залпом выпил водку.
— Не совсем так, — поправила его Глория. — Умер только конгрессмен от Оклахомы. А мистер из Арканзаса сел на пять лет за сексуальные вымогательства по Интернету.
— Тебе ведь нужны демократы вместо них, верно, Глория? — осведомился я, жуя сандвич с баклажаном.
— Естественно.
Я выпил и вытер рот салфеткой.
— Оклахома и Арканзас — республиканские штаты, — сказал я. — Выбрать там демократов почти невозможно.
— А для чего я вызвала вас с Фредом и трачу на вас запас отличной французской водки?! — воскликнула Глория.
Я встал и приблизился к Глории.
— Сколько? — тихо спросил я, склонившись над ней.
— Пятьсот тысяч.
— За каждого?
— За обоих.
Я выпил и вернулся на место.
— Не выйдет, мадам Спикер, — пробормотал я, копаясь в тарелке с закусками. — Семьсот за двоих.
— Шестьсот, — твёрдо произнесла Глория и опорожнила свой фужер. Со стуком поставила его на стол и громко заявила: — И ни цента больше!
Я глянул на Фреда. У него на лице было написано такое жалкое, такое умоляющее выражение, что я не выдержал.
— Договорились, — сказал я. — Первая половина — задаток, вторая половина — после успешных выборов. Задаток не возвращается независимо от результата.
Глория кивнула и добавила:
— В случае полного провала вторая половина не платится.
— А если выберут только одного демократа? — спросил Фред.
— Тогда я заплачу сто пятьдесят тысяч вместо трёхсот.
Она встала. И мы встали вслед за ней…
…Вот такую услугу мы с Фредом оказали всемогущей Глории Фантелли два года тому назад. В результате наших с Фредом усилий (сущность которых вам станет ясна позже, в ходе моего повествования) оба демократа были успешно избраны, и мы получили пятьсот восемьдесят тысяч. Двадцать тысяч Глория, — прижимистая, как все итальянцы и особенно итальянки, — зажала, но в конце концов прислала мне чек. И вот теперь она что-то хочет от нас с Фредом. Но что?
* * *
Ответ на этот вопрос я получил через час, когда мы с Фредом сидели на открытой террасе с великолепным видом на набегающие волны Карибского моря и потягивали через соломинки фирменный коктейль нашего гостеприимного хозяина-педофила Джеффри Экстина.
— Джон, — тихо сказал Фред, наклонившись ко мне. — Президентские выборы на носу. Глория хочет свалить Трамфа.
— Ого! И сколько она даёт за этот подвиг?
— Начальная цена, — сказал Фред, растянув свой лошадиный рот в ухмылке, — три миллиона….
Продолжение следует
