История на исходе Субботы
Однажды Бааль-Шем-Тову приказали с Небес отправиться в небольшую деревушку возле Делятина. Там ему будет преподан урок упования на милость Всевышнего, и этот урок он обязан передать другим евреям.
Немедленно собрался Бешт в дорогу. Взял своих учеников, кучер Алексей запряг лошадок в большую телегу, взмахнул кнутом и – фьить! – понеслась, покатилась телега по камням и корягам, перепрыгивая через ямы, подскакивая на бугорках, перелетая через лощины, оставляя под собой реки, верхушки деревьев, вершины холмов, облака – оп-па, вот уже и приехали.
– Где тут дом арендатора Иегуды-Лейба? – спросил Бешт крестьянина, меланхолично привалившегося к огромному камню у въезда в деревню. Крестьян медленно вытащил изо рта соломинку, сплюнул и, не спеша, выдавливая из себя каждое слово, ответил:
– Так тож пряменько на краю деревни будэ. От так езжайте соби, как приихали, дом высокий побачите, с зеленой крышей, ото и есть дом арендатора.
Иегуда-Лейб, пожилой еврей с высоким блестящим лбом, добродушной улыбкой и коричневыми морщинистыми мешками под глазами, радушно принял гостей.
– Евреи в этой деревне не живут, – сокрушаясь, объяснил он Бааль-Шем-Тову. – А мне приходится, иначе не управлюсь. Имение большое, за день не объедешь. Из местечка не добраться, вот так и живу, без миньяна, без соседей. Все сам да сам.
Он еще раз сокрушено вздохнул и пошел готовить постели для гостей.
Молились в горнице – светлой комнате с высоким потолком. После молитвы и ужина Бешт несколько часов беседовал с учениками, разъясняя непонятные места в Учении. Иегуда-Лейб жадно слушал, наслаждаясь каждым словом Бешта, как наслаждается усталый путник холодной ключевой водой.
На следующее утро во время молитвы в горницу ворвался панский гайдук. В руках он держал увесистую дубинку. Подойдя к столу, на котором лежали молитвенники, он резко сдвинул их в сторону, три раза крепко ударил дубинкой по столешнице, повернулся и вышел.
Бешт и ученики не знали, что это должно обозначать. Взгляды всех обратились в сторону арендатора, молившегося в углу возле окна. Но тот, словно ничего не заметив, стоял, завернувшись в талес. На его безмятежно спокойном лице цвела счастливая улыбка.
Через час, когда молитва уже близилась к концу, гайдук снова ворвался в комнату, опять три раза ударил дубинкой по столу и ушел, как ни в чем не бывало.
Когда молитва завершилась, Бааль-Шем-Тов спросил арендатора:
– Почему гайдук так свободно врывается к тебе в комнату? И что означают эти удары о стол?
– О-хо-хо, – горестно усмехнулся арендатор. – Наш пан думает, будто ему принадлежит все вокруг. Он, наверное, и воздух в имении считает своей собственностью. Когда-то окрестности Делятина принадлежали его семье, и он до сих пор не может забыть об этом.
А удары дубинкой о стол означают, что сегодня пришел срок внести арендную плату – двести золотых. Гайдук приходит три раза, и если после третьего деньги не оказываются у пана, он бросает в тюрьму арендатора и всю его семью.
– Твое спокойствие подсказывает, – заметил Бааль-Шем-Тов, – что у тебя уже приготовлены деньги для пана. Поспеши же расплатиться, а мы подождем тебя с завтраком.
– Покамест у меня нет ни гроша, – ответил Иегуда-Лейб с безмятежной улыбкой. – Но Всевышний, несомненно, пошлет мне необходимую сумму. До третьего прихода гайдука осталось ещё два часа, мы можем, не торопясь, позавтракать и насладиться словами Торы.
Все уселись за стол и принялись за обильную трапезу. Бааль-Шем-Тов разобрал длинный спор из Талмуда, потом долго и сосредоточенно читали благословения после трапезы. Во время чтения благословений в дом ворвался гайдук, недобро зыркнул на арендатора и с такой силой ударил по столу, что тарелки подпрыгнули вверх, а чашки повалились на бок.
Но Иегуда-Лейб даже не повернул головы. Спокойно закончив чтение, он ушел к себе в комнату и вскоре возвратился, облаченный в субботние одежды.
– Ну что ж, – сказал он, надевая шляпу. – Пойду-ка я к пану, платить долг.
И спросил Бааль-Шем-Тов:
– Когда ты успел приготовить деньги?
– У меня по-прежнему нет ни гроша, – ответил арендатор – Но дорога до поместья длинна, и милостивый Господь, несомненно, успеет прийти мне на помощь. Что для Него двести золотых?
Арендатор улыбнулся, взял в руки палку и вышел из дому. Бааль-Шем-Тов с учениками поднялись на балкон второго этажа. Им хотелось как можно дольше не упускать Иегуду-Лейба из виду.
Тот медленно шел по дороге, усыпанной опадающими с кленов желтыми листьями. Листва шумно шуршала под его ногами, и это шуршание далеко разносилось в осеннем прохладном воздухе. Вдоль дороги тянулась глубокая глинистая колея, промытая дождями и паводками. На ее дне серебряной полоской вилась вода и по поверхности торжественно плыли золотые листья. Свежий чистый воздух был наполнен ароматом увядания, слева и справа на горизонте возвышались Карпаты, покрытые желтеющими лесами. Розовое солнце медленно всходило над горами. Мир был прекрасен, и только жалкая фигурка бредущего по дороге Иегуды-Лейба нарушала удивительную гармонию осени.
Вдруг издалека послышался топот копыт. На дороге появилась коляска, колеса бесшумно катились по мягкой подстилке из листьев и только копыта, пробивая их тонкий слой, гулко стучали по начинающей подмерзать земле.
Коляска остановилась пред арендатором. Из нее выбрался человек, одетый по-еврейски, и принялся о чем-то беседовать с Иегудой-Лейбом. Он явно о чем-то просил, делая упрашивающие жесты, но арендатор лишь отрицательно качал головой. Ничего не добившись, еврей огорченно развел руками и вернулся в коляску, а Иегуда-Лейб побрел дальше. Он успел отойти на несколько десятков метров, как еврей, сидевший в коляске и напряженно о чем-то размышлявший, снова выбрался из нее и пустился вдогонку за арендатором. После небольшого разговора, он достал кошелек, отсчитал деньги и вручил Иегуде-Лейбу. Обменявшись рукопожатием, они продолжили путь, каждый в свою сторону.
Коляска покатила по направлению к дому арендатора. Бааль-Шем-Тов поспешил спуститься с балкона и выйти ей навстречу. Увидев человека, похожего на раввина, еврей остановил коляску, вышел из нее и почтительно приветствовал незнакомца. Раввины нечасто заезжали в окрестности Делятина, а этот, окруженный группой учеников, вызывал у еврея чувство глубокого почтения. Что-то необычное было в его лице, выражении глаз, манере разговаривать. Уже после, вспоминая встречу с незнакомцем, еврей понял, как определить покой и радость, струящиеся из его глаз.
– Святость, – повторял он сам себе несколько недель кряду, еще и еще раз перебирая в памяти подробности встречи. – Святость, другим словом не назовешь.
– Расскажите, пожалуйста, – попросил еврея Бааль-Шем-Тов, – о чем вы беседовали с Иегуда-Лейбом?
– О, Иегуда-Лейб! – уважительно произнес еврей. – Вы, наверное, приехали издалека и не знаете, что Иегуда-Лейб варит самую лучшую в Карпатах сливовую водку. Я уже несколько раз пытался купить у него заранее все, что он сварит в следующем году, но он не соглашался. Разумеется, за цену, которую я предлагал. Сегодня, я снова предложил ему сделку, и он, как обычно, не согласился. Я пытался его уговаривать, но Иегуда-Лейб торопился к пану внести арендную плату. Вы же понимаете, – тут еврей доверительно понизил голос, – когда человек вот так спокойно посреди дня несет пару сотен червонцев – это значит, что его дела идут наилучшим образом. Когда Иегуда-Лейб отказал мне и пошел по дороге, я понял, что и в этом году сделка сорвется. Кто-нибудь другой даст ему лучшую цену, а я опять останусь с носом. Поразмыслив немного, я побежал за Иегуда-Лейбом и дал ему ту цену, которую он просил.
– А о какой сумме идет речь? – спросил Бааль-Шем-Тов.
– Двести золотых. Я отсчитал их Иегуда-Лейбу и теперь, слава Богу, весь сливович достанется мне!
– Видите, – сказал Бааль-Шем-Тов ученикам, когда коляска с евреем скрылась из виду, – сколь велика сила упования!
