Так говорил Клецельбоцель

Фантастическая повесть

Михаил ФРЕНКЕЛЬ

 

ОТ РЕДАКЦИИ

Свою повесть „Так говорил Клецебоцель“ известный киевский журналист, собственный корреспондент журнала „ИсраГео“ и еженедельника „Секрет“ в Киеве Михаил Френкель создал и издал пять лет назад. Написана она в жанре фэнтези, но внимательный читатель может обнаружить в ней размышления о том, как не раз в истории человечества возникала и чем была вызвана ненависть между людьми и народами.

Нам представляется, что сегодня, в дни, когда продолжается российская агрессия против Украины, эта повесть еще более актуальна. Вот почему, с разрешения автора, мы решили разместить ее на нашем сайте. Надеемся, она вызовет отклик у наших читателей.

Примечание: Авторские права на повесть „Так говорил Клецебоцель“ защищены.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Мяук подкрался неслышно и прыгнул беззвучно.

«Вот и снова…» – подумал Гоуд.

Как и в тот день, Терра оказалась между двумя светилами, красным зловещим блеском сверкающими на востоке и западе. Да, зловещим. Он ненавидел оба солнца за то, что тогда их противостояние привело к извержению вулкана, поглотившего в огненной лаве С-393 со всем его экипажем. Почти со всем. Он, Гоуд, остался один, улетев на «небесной лодке» утром на другую сторону планеты по заданию Айны. Он остался жив. А они погибли. Все, все… И Айна. Его Айна, а с ней — и их неродившийся сын.

Очень некстати. Некстати… — какое странное и просто кощунственное слово, когда речь идет о гибели друзей и любимой. Но все было именно так, потому что за день до катастрофы они наконец-то обнаружили то, что искали долго-долго.

Когда С-393 отправлялся с околоземной базы в дальний путь, перед его экипажем стояло задание тщательно исследовать малоизученный участок Млечного пути и обо всем увиденном докладывать домой. Задача найти планету, пригодную для обитания земного человека и тем более населенную существами, похожими на людей, не ставилась вообще как крайне маловероятная. А они нашли такую в системе двух странных светил. Нашли, когда уже собирались возвращаться, о чем и доложили Земле.

Терра (так они ее назвали) была пятой, предпоследней планетой системы. Четыре первых, расположенных близко друг от друга, оказались совершенно непригодными для существования какой-либо органической жизни. Ничего интересного не ждали они и от облета пятой, находившейся в отдалении от остальных. И вдруг приборы обнаружили в ее атмосфере кислород. Они глазам своим не поверили. Но приборы – не глаза человеческие, они не ошибаются. На всякий случай слетали к шестой планете. Она оказалась не лучше остальных. Тогда вернулись к Терре и опустились на поверхность. Когда шло снижение, опять не верили своим глазам: моря, зеленые поля и леса. Их не покидало ощущение, что они возвращаются домой, на Землю.

Но Грэхэм совершил роковую ошибку, посадив корабль в районе высоченного горного массива. А впрочем, он ни в чем не виноват. Следовало приземлиться в безлюдном месте, поскольку планета с такой природой вполне могла оказаться обитаемой. За все годы Эры освоения Вселенной подобных миров было найдено совсем немного. Но они были, и потому существовала строгая инструкция, как вести себя на обитаемой планете.

Сразу после приземления Айна позвала его и приказала лететь на «лодке» на другую сторону Терры на разведку. Все прошедшие с того недоброго дня годы он мучительно размышлял о том, было ли у нее, обладавшей удивительной интуицией, предчувствие беды или нет. Но тогда она, отправляя его вроде бы на короткое рядовое задание, почему-то надолго прижалась к нему, а прощаясь — поцеловала в лоб…

Он сел в «лодку» со своим «экипажем» — всеобщими любимцами Шустриком и Лапой. Эта кошачья семья была далекими потомками той первой, которая улетела с кораблем с базы. После исследования окружающей среды их следовало выпустить первыми на траву загадочной планеты. И это тоже значилось в инструкции.

Но сделать это, прилетев на морской берег, Гоуд не успел. Связь с кораблем внезапно оборвалась, а приборы показали сейсмическую опасность. И он решил срочно вернуться назад.

Еще на дальнем подлете к месту приземлении С-393 он увидел, что весь горизонт застлан пеплом. Продравшись сквозь его пелену, он обнаружил поднявшееся из-под земли жерло вулкана, изрыгающее потоки лавы. Она неспешно текла по тому самому месте, где десять земных часов назад стоял корабль.

Гоуд нашел неподалеку безопасное место для приземления и вышел из «лодки» без скафандра, поскольку приборы показывали содержимое кислорода в атмосфере практически такое же, как на Земле. Кошки выскочили вместе с ним. Он был в растерянности, поэтому допустил непоправимую оплошность. Согласно инструкции, в экстремальных случаях нельзя было выходить наружу без скафандра, имеющего защиту против всех возможных опасностей. Гоуд бежал к тому месту, где еще недавно стоял корабль, не зная, что, когда лава поглощала его, произошел еще и взрыв с выбросом в окружающее пространство опаснейших для живых существ радиоактивных частиц. Он это понял только тогда, когда, в отчаянии вернувшись в «лодку», увидел показания приборов. Значительно позже Гоуд стал ощущать непонятное недомогание, которое никогда ранее не чувствовал. А через несколько месяцев у Шустрика и Лапы родилось четверо котят, один из которых оказался двухголовым. В следующем помете таких оказалось трое из пяти. А в очередных поколениях рождались уже только двухголовые.

…Мяук прыгнул точно туда, куда рассчитывал, и издал победный протяжный звук. Гоуд снял Рыжего со своего плеча и поцеловал в обе мордочки. И сразу же два маленьких шершавых язычка облизали ему лицо.

Слово «кошки» аборигенам было неведомо. Этих любимцев землян фауна Терры не знала. Поэтому милых двухголовых существ, завезенных на планету Гоудом, они называли согласно звукам, которые те издавали. И стали они на Терре священными животными. И вот по какой причине…

Первая встреча произошла на третий день после катастрофы на берегу моря, куда Гоуд вернулся на «лодке». Он сидел в оцепенении у кромки воды, а кошки, звериным своим чутьем ощущавшие, что случилась большая беда, прижимались к нему, словно стараясь успокоить.

Вдруг они настороженно подняли ушки. Гоуд, увидев это, оглянулся. Открывшаяся картина была для него необычна. В полном молчании со стороны дюн к нему подкрадывалось несколько десятков вооруженных длинными палками существ в ярких перьях. Увидев, что обнаружены, существа воинственно закричали и перешли на быстрый бег.

Гоуд выпрямился и, выставив вперед руку, быстро создал вокруг себя психогипнотическое поле. При этом он, вспомнив, чему его в шутку учила Айна, произнес заклинание из древнего мира: «Бандерлоги, хорошо ли вам видно? Бандерлоги, хорошо ли вам слышно?».

«Бандерлоги», достигнув краев поля, словно наткнулись на стену. Они остановились, мышцы их обмякли, палки с железными наконечниками выпали из рук.

Гоуд посмотрел в глаза самому крупному и мощному из них, стоявшему впереди. Тот медленно шевелил губами, издавая гортанные звуки. Гоуду было достаточно минуты, чтобы освоить язык туземцев.

– Кто вы? – громко спросил он.

– Мы твитсы, – ответил здоровяк и тут же, увидев звезду на комбинезоне Гоуда, шмякнулся на колени. За ним последовали остальные.

– О великий Клецельбоцель! Твои рабы приветствуют тебя! – запричитал здоровяк. Сопровождение вторило ему. – Что изволишь повелевать никчемным слугам твоим?

При этих словах Гоуд ощутил, что по лицу его растеклась глупая улыбка. Но он быстро овладел собой и негромко приказал:

– Ведите меня к своим женщинам…

Спустя много-много времени Гоуд прочитал в «Летописи прорицателя Зякиеля» повествование об этой встрече:

«Великий Господь наш Клецельбоцель, возвратившись к нам в божественном сиянии, вышел из волны морской в сопровождении священных мяуков и милостиво благословил встречавших его твитсов».

ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ

В дни, когда Айна с привлечением стереоматериалов рассказывала ему об истории земной цивилизации, он, глядя на экран, спросил ее, как это люди сумели так быстро воссоздать свой мир после самой страшной войны. Она сказала тогда фразу, запомнившуюся ему навсегда: «Работа лечит душевные раны». И Гоуд последовал этой мудрости: на недоступном туземцам высокогорном плато обосновал базу и из-за ее стен следил за всем происходящим на планете. Он не был уверен, но надеялся, что когда-нибудь собранные им материалы очень пригодятся будущим экспедициям землян, которые обязательно вновь откроют Терру и найдут плоды его труда, даже если его уже не будет. А такие опасения, несмотря на заложенное в нем долголетие, у него имелись, поскольку полученная им доза радиоактивного заражения была весьма высока. Это заставило его намного чаще, чем требовала инструкция, входить в анабиозный сон и пребывать в нем значительно дольше, чем предполагала все та же инструкция. Именно в такие временные отрезки на Терре происходили самые страшные и трагические события, но предотвратить их было некому. И дикие орды носились по планете взад и вперед, сокрушая и сминая все на своем пути, убивая, мучая и насилуя.

В дни же, когда он бодрствовал, ему чаще всего удавалось эту кровавую вакханалию предотвращать, хотя за всеми небольшими походами и набегами даже он уследить не мог.

Так, например, однажды вождь Власт, возведенный впоследствии твитсами в ранг главного святого за то, что разгромил последние языческие племена, решил в очередной раз жениться. В «Сказании о походах» Эйгона Летоисчеслителя об этом сказано: «И вознамерился благонравный Власт взять себе в жены Эрну, дочь Глянса, царя гляндов. Но ответила заносчивая девица: «Не пойду за предводителя шайки неумытых разбойников». И тогда Власт со своим войском штурмом взял стан гляндов и принудил привередливую красавицу стать его женой…».

Как и другой, самый знаменитый, летописец Серун Правдивый, этот самый Эйгон Летоисчеслитель был услужливым лакеем своего правителя, а потому отъявленным лжецом, писавшим в «правдивых» летописях все, что прикажет повелитель.

На самом же деле история была гнусная. Эрна отказала Власту не из заносчивости, а потому, что ей в тот год исполнилось всего десять лет. Ей бы еще в куклы поиграть, а тут… Ворвавшись в дом вождя гляндов, Власт вначале убил ее родителей, а затем изнасиловал ребенка…

Правда, исходя из определенных династических интересов, он все-таки сделал девочку официальной, пусть и очередной, женой. Однако вскоре он вновь «отличился». Рассорившись со сводным братом, он разбил его малочисленное войско и вначале на глазах брата надругался над его беременной женой, а затем уже убил несчастного. Кроме всех этих «подвигов», он содержал за стенами своей крепости еще и настоящий гарем из нескольких сот похищенных или силой взятых у мужей женщин.

Да, Власт развлекался, как мог. И, возможно, даже Эйгон Летоисчеслитель поостерегся бы написать о его деяниях в светлых тонах, но через какое-то время, нуждаясь в военном союзе с могущественными соседями, уже уверовавшими в единого великого Бога Клецельбоцеля, он совершил набег на племена южных язычников, покорил их и привел, как и всех своих подданных, к единственно правильной вере. За это он получил мир на границах, военную помощь, новую родовитую жену, а впоследствии — почет и славу самого святого праведника среди своего народа.

И таких «славных подвигов» вождей и прочих хорошо вооруженных разбойников в истории Терры было хоть пруд пруди…

Само же возникновение культа великого Клецельбоцеля вызвало у Гоуда всего две гипотезы. Согласно первой, наиболее разумные вожди, захватившие военными набегами значительные территории, населенные разноплеменным людом, верующим в многочисленных мелких божков и идолов, захотели объединить все эти народы в единое государство. И вера в одного Бога подходила для этого значительно больше, чем поклонение многим идолам.

Ну а вторая гипотеза? Самая дрревняя на Терре легенда повествовала, что великий Клецельбоцель спустился на планету с неба. И это вполне могло быть правдой. А значит, в очень далекие времена Терру уже посещал корабль пришельцев. Но это были не земляне. А кто? Интересно было бы выяснить. Здесь, правда, смущало одно обстоятельство: согласно эпосу, великий Клецельбоцель «ушел в свои чертоги» не взлетев на небо, а окунувшись в морские воды. Впрочем, мало ли где базировался корабль загадочных пришельцев. Вполне мог и на дне океана.

Время от времени Гоуд размышлял над этим. Но недолго. Потому что дел хватало. Он ведь «работал» на Терре не только великим Богом Клецельбоцелем, но и его верховным жрецом.

Да, да, это было совершенно необходимо, чтобы активно влиять на жизнь обитателей планеты. Менять облик до неузнаваемости не составляло для него проблемы. И когда он в день противостояния обоих солнц впервые предстал на высшем сборе претендентов на звание верховного жреца, никто не узнал в нем великого Клецельбоцеля. Тем более, что лик трехметровой фигуры божества, стоявшей на холме над площадью, где происходило состязание жрецов, совершенно не походил на реальный облик Клецельбоцеля, «явившегося из морских глубин». Да и неудивительно: ведь скульптора, ваявшего статую, не было среди увидевших его в тот памятный день.

Само же ристалище магов и чародеев не показалось Гоуду трудным или опасным. Скорее позабавило его, а примитивные фокусы большинства конкурентов — развлекли. Единственный, кто представлял хоть какую-то угрозу для него, был Зевул – субъект с глубокими черными глазами и зловещим выражением лица. Он, несомненно, обладал довольно сильным гипнотическим даром и, пользуясь им, подавлял волю конкурентов. В конце концов они остались в центре площади одни. Став друг против друга, оба устремили на соперника пронзительные взгляды. Хорош был, конечно, Зевул для того, чтобы ломать психику богатеев, из которых тянул деньги, и подавлять волю приглянувшихся ему девиц. Но против психогипноза высшей цивилизации он был обречен. Уже через десять секунд противостояния он неожиданно шумно испортил воздух, затем с не меньшим звуковым эффектом наложил в штаны. А они у него были белоснежные…

Когда опозоренный Зевул на дрожащих ногах покинул площадь, окружавшая ее толпа по традиции с громким воем плюхнулась на колени. А семь старейшин родов поднесли Гоуду жезл главного жреца, увенчанный набалдашником с огромным рубином. Впрочем, уже не Гоуду, а верховному жрецу Ааху, тут-таки благословившему всех от имени великого Клецельбоцеля резко выкинутой вперед рукой, из которой, к благоговейному ужасу зрителей священнодействия, вылетела ослепительная молния, ударившая в жертвенный камень и расколовшая его надвое.

– Человеческих жертв больше не будет! – грозным голосом взревел Аах. – Господу от вас отныне нужно другое.

При этих словах стоявшая и без того на коленях толпа пригнула головы к земле еще ниже…

С того дня Аах зорко следил, чтобы сие божье повеление соблюдалось повсеместно и беспрекословно. И, кажется, ему это удалось. Во всяком случае, никаких сведений о человеческих жертвоприношениях он не получал. А ведь несмотря на все трудности Гоуд смог создать широкую сеть информаторов. Кто-то из них был истово верующим и считал своим святым долгом помогать верховному жрецу, а кто-то получал деньги. Но и те, и другие работали старательно. Поэтому Ааху было хорошо известно обо всем, что творилось на Терре. Даже о том, что вождь хуртов Гунилла принудил к интимной близости обеих родных сестер. И, возможно, в предстоящем сегодня разговоре с ним Ааху придется упомянуть об этом как о факте явного злонамеренного богохульства.

А разговор предстоял малоприятный, поскольку, по сведениям его помощников, Гунилла тайно, но очень активно готовил очередной набег на соседей.

Собственно, ныне на Терре, которая по размерам была значительно меньше Земли, если не считать нескольких обитающих в горах и пустыне диких племен, жило всего три народа. Два многочисленных, твитсы и хурты, и еще один небольшой, но весьма занятный народец – иды, бывший, судя по летописям, древнее двух других. Более того, из летописей следовало, будто иды появились на Терре как бы ниоткуда. И это обстоятельство вызывало и у твитсов, и у хуртов большую подозрительность к идам, верующим к тому же в великого Клецельбоцеля как-то по-особому и не встающим во время молитв пред Всевеликим на колени. Кроме того, твитсов и хуртов весьма раздражала привычка идов поучать их и пытаться привить им правила, совершенно не свойственные человеческому нутру. Например, не красть, не убивать, не лгать, не прелюбодействовать, мыть руки перед едой. Хотя, кажись, это правило многие иды и сами не соблюдали…

Гоуд тоже особо пристально наблюдал за идами. Но совсем по другой причине. Гибель С-393 произошла в крае, где обитали именно они. И уже довольно быстро это на них сказалось. Нет, появления двухголовых людей взрыв, к счастью, не вызвал. Но выброс в атмосферу радиоактивных частиц привел к тому, что уже в ближайших поколениях среди идов стало появляться значительно большее число как откровенно умалишенных, так и обладавших разными талантами людей. Таких, как, например, Давий Смышленый, сумевший вычислить орбиты обоих солнц, а потому и дни их затмений. Был еще искуснейший лекарь Агий Терапий, исцелявший больных найденными им природными антибиотиками. Произошедшая с идами мутация была понятна Гоуду. Но для соседних племен она, конечно же, оставалась таинственной загадкой, постоянно порождавшей слухи, что необычные свойства идов — следствие богопротивного колдовства и употребления ритуальной праздничной пищи с добавлением в нее злодейски добытых мозгов священных мяуков.

Гоуд усмехнулся. Собственно, этому дикому предрассудку он и обязан встрече с Ирьян…

Читайте в тему:

Кошмар в ритме фламенко

ИРЬЯН

Базар в Абилле, столице хуртов, был огромным и шумным. Чего только здесь не было! Было все. В том числе и дикие нравы. Не только настоящего воришку, но и любого, только заподозренного в краже, здесь мог постичь смертельный самосуд. В лучшем случае он становился рабом того, кого хотел обокрасть. И, согласно закону, для подтверждения факта кражи, кроме самого пострадавшего, было достаточно свидетельства только еще одного человека. Этим, как знал Гоуд, не так уж редко пользовались злые людишки.

День выдался жарким и душным. В воздухе витал запах грозы. Гоуд, переодетый торговцем фруктами, продирался со своим лотком сочных плодов через тесную, «одаривавшую» его разными запахами толпу.

Вдруг окружающий гомон перекрыл истошный крик:

– Держите воровку!

– Лови! Держи! – тут же поддержала кричавшего толпа.

Когда, приложив к тому немалые усилия, Гоуд пробрался к месту происшествия, он увидел, что воровка, худенькая женщина, закрывавшая покрывалом голову, уже поймана. И какой-то здоровяк, очевидно, пострадавший, со всей силы бьет ее короткой плетью. При этом в складках его плаща зоркий глаз Гоуда увидел некий округлый предмет, весьма напоминавший кошель…

– Бейте ее! – кричал здоровяк. — Она колдунья! Опутала меня чарами и украла деньги.

– Кто, кто это видел? – зашумела толпа. – Разденьте ее догола!

Заслышав эти возгласы, «воровка» страшно закричала.

– Я, я видел, – вдруг заявил маленький человечек, сжимавший, как заметил Гоуд, в кулаке несколько монет. — Бейте ее, она колдунья из племени идов.

Лжесвидетель, мгновенно определил Гоуд.

– Ты видел? – громко, чтобы все слышали, спросил он, посмотрев человечку в глаза.

– А-а, не, не… — залепетал тот и грузно шлепнулся на обтянутую грязными штанами задницу. Из безвольно разжатой руки выкатилась горсть монет – плата за лжесвидетельство.

Толпа отпрянула от него. Гоуд тем временем подошел к здоровяку, от растерянности переставшему бить несчастную. Одной рукой он сжал ему горло, а другой быстро выхватил из складки его плаща кошель с деньгами.

– Так этот кошель украли у тебя? – зловеще спросил Гоуд.

Толпа разочарованно хмыкнула и стала расползаться.

Гоуд нажал у здоровяка пальцами за ухом, и тот как мусорный мешок шмякнулся на землю.

Гоуд взял женщину за руку и повел за собой. Народ перед ними расступался.

Когда они вышли за пределы базара довольно далеко и оказались в небольшой роще, Гоуд остановился. Только сейчас он заметил, что «воровка» одета, как принято у замужних женщин-идов. Она по-прежнему всхлипывала.

– Ты кто? – спросил он.

Женщина не отвечала, а продолжала плакать. Тогда он проявил бестактность. Протянув руку, снял с ее головы покрывало и, взяв за плечи, обернул к себе лицом.

Она подняла голову, и Гоуд обомлел: перед ним стояла Айна. Его Айна…

Впрочем, наваждение длилось недолго. Незнакомка была намного моложе Айны и черноволоса. Но в остальном сходство поражало: красивое тонкое лицо с огромными зеленовато-карими глазами в обрамлении длинных бархатных ресниц.

– Как тебя зовут? – спросил Гоуд.

– Ирьян. Я жена горшечника Сэфа. Мы живем совсем рядом.

– Что ты делала на базаре?

– Муж вчера продал большой горшок. Появилось немного денег, и я пошла на базар купить еду.

– Успела?

– Нет. Этот человек подошел ко мне и предложил большую серебряную монету, чтобы я пошла с ним в его дом. Но я отказалась. И от второй монеты тоже. Тогда он схватил меня за руку и стал кричать, что я украла у него деньги.

– Выходит, ты не успела купить еду?

– Не успела, – грустно выдохнула Ирьян.

Гоуд негромко хлопнул в ладоши, и из-за деревьев тут же появилась фигура, закутанная в белый с синими полосами плащ.

– Великий Аах что-то желает? – спросил низкий хрипловатый голос.

– Да, – ответил Гоуд. И, наклонившись к незнакомцу, прошептал ему что-то на ухо. Затем, вынув из отнятого у обидчика Ирьян кошеля горсть монет, отдал их незнакомцу. Тот быстро скрылся.

– Возьми кошель, он твой, – сказал он Ирьян.

– Нет, нет! Это чужие деньги.

– Они плата тебе за пережитый страх и незаслуженное унижение.

– Нет. Я не возьму их.

– Хорошо. Тогда я их отдам твоему мужу.

Они постояли в роще еще минут десять, когда вновь появился человек в плаще. В руке он нес огромную корзину, доверху набитую всяческими яствами. Гоуд взял у него корзину и сказал Ирьян:

– Веди нас к своему мужу…

Горшечник Сэф был несказанно рад великодушному и щедрому гостю, принесшему в его дом еду, вино и впридачу кошель с монетами. Время от времени вздыхая и сочувственно глядя на жену, он выслушал ее сбивчивый рассказ о случившемся. И, повинуясь душевному порыву, на радостях подарил спасителю Ирьян самую красивую свою работу с чудесным орнаментом. Прощаясь, он пригласил Гоуда заходить к ним почаще, хоть каждый день и без всякого повода.

Ночью, размышляя на своем ложе на базе обо всем происшедшем, Гоуд неожиданно для себя принял решение воспользоваться любезным приглашением горшечника. Он вдруг понял, что хочет видеть Ирьян каждый день.

Обычно Гоуд, когда не был занят делами, приходил в дом горшечника утром, и они с Ирьян шли на базар за покупками. Сэф говорил, что очень рад такому провожатому – защитнику для его жены, и кротко глядел им вслед. То, что ситуация становилась все более и более пикантной, он, казалось, не замечал вовсе.

Впрочем, Гоуд ничего такого себе не позволял. Совсем ничего. И сам удивлялся: ведь ему ничего не стоило с помощью психогипноза внушить Ирьян что угодно. Но он еще в самом начале их совместных прогулок поймал себя на мысли, что никогда не применит к ней то, что ему пришлось применить к жене главного заговорщика, готовившего во дворце твитсов бунт, грозивший привести к гибели множества невинных людей. Великий Клецельбоцель, чего она только не вытворяла в постели перед тем, как, смертельно уставшая, но очень довольная, выболтала ему весь план заговора!

С Ирьян он так поступить не мог, хотя даже легкое прикосновение ее руки вызывало в нем сильное желание. Он сдерживался, как мог.

А потом был тот теплый весенний вечер. Они пришли с прогулки поздно. Сэф тихо посапывая, крепко спал прямо в мастерской. И вдруг Ирьян взяла Гоуда за руку и повела в спальню.

Она легонько вскрикнула, когда он вошел в нее. Гоуд в порыве страсти не обратил на это внимания. Но когда Ирьян потом зажгла свечу, неожиданно увидел кровь на ее бедре. Он недоуменно посмотрел на нее.

Ирьян, стыдливо потупив глаза, сказала:

– Дядюшка Сэф, старый друг моего отца, взял меня в жены потому, что наша семья не могла прокормить столько ртов. Я младше всех его сыновей от умершей первой жены. К тому времени, когда он привел меня в свой дом, ему нужна была только хозяйка, женщины его уже не волновали.

Гоуд был счастлив. Он обнял любимую и вновь принялся страстно ее целовать.

Сэф тихо умер во сне спустя полгода. На похоронах все, кто пришел проводить старого мастера в последний путь, с интересом поглядывали на отчетливо округлившийся животик рыдающей вдовы, бережно поддерживаемой под руку молодым статным другом семьи…

А еще через три месяца, как того и требовала природа, родился их сын. Он появился на свет в грозовую ночь. Гремел гром, сверкала молния. Гоуд сам, благо это входило в программу его обучения, принимал роды. Ему помогали лучшие повитухи Терры. Они с утра находились в состоянии священного ужаса. Еще бы! В тот день, когда Ирьян не очень уверенно сообщила ему, что, кажется, беременна, Гоуд твердо решил, что его первенец появится на свет в стерильно чистом медицинском отсеке базы, а не в доме горшечника, где время от времени можно было увидеть довольно упитанных мышей – любимую дичь священных мяуков.

Воды у Ирьян стали отходить немного раньше, чем он предполагал. Стыдно признаться, это вызвало у него легкую панику. И он совершенно импульсивно, не задумываясь о последствиях, загрузил уже несколько дней живших в доме Сэфа повитух в спрятанный в пещере неподалеку «челнок» и вылетел с ними на базу. Ирьян, находившейся в полуобморочном состоянии, было не до чудес. А вот на повитух случившееся с ними произвело огромное впечатление, несмотря на то, что главный жрец объяснил им, будто огненную колесницу ему в дар от самого великого Бога Клецельбоцеля принесли священные мяуки.

Итак, гремел гром, сверкали молнии, суетились во дворе повитухи, почуяв общее волнение, громко мяукали священные кошки. И только сама роженица молчала, поскольку Гоуд сделал ей обезболивающую инъекцию. Не ведавшие об этом повитухи дивились выдержке Ирьям, но переглядываясь, четко делали то, что им следовало. И вот, наконец, ко всем этим звукам присоединился громкий пронзительный крик. Человек родился!

Ирьян дала сыну имя Шуа, что на языке идов означало «дарящий надежду».

На пятый день Гоуд перевез в дом горшечника любимую, младенца и повитух, предварительно стерев из их памяти полет. Сам же он пребывал в образе Ааха. Великий жрец сообщил пришедшим поздравить роженицу гостям, что его визит к Ирьян связан с указанием звезд: новорожденный будет особым ребенком, его ожидают большие дела и свершения. Гости все прибывали, среди них появились даже влиятельные сподвижники вождей хуртов и твитсов. Все они приносили новорожденному дорогие подарки, называли богатырем и красавчиком. Но при этом почему-то смотрели не на малыша и Ирьян, а льстиво заглядывали в глаза великому жрецу. И Гоуд неожиданно понял: тайна рождения Шуа для них всех, как говорила незабвенная Айна, — секрет Полишинеля.

Но он был так счастлив, что это его никак не волновало…

ВАХАРБАХЕР И БАРАБАХЕР

…Главный жрец Аах восседал на троне с короной на голове и с усыпанным рубинами жезлом в правой руке. Позади него находилась стена, на которой была нарисована историческая картина «Великий Бог Клецельбоцель выходит из пены морской в сопровождении священных мяуков». Художник, написавший ее, был небесталанен, однако явно сбитый с толку «правдивыми» сказаниями о том величайшем для Терры дне. На картине Господь выходил на берег в сопровождении пары огромных двухголовых мяуков. В то время как Шустрик и Лапа, сопровождавшие тогда Гоуда, были обыкновенными кошками.

Тем не менее картина была впечатляющей: она не только дополняла величие и значимость главного жреца, но и внушала посетителям, что пришли они к наместнику Господа в этом бренном мире.

У подножия трона кто-то почтительно кашлянул, отрывая Гоуда от воспоминаний о рождении сына. Жрец открыл глаза и милостиво кивнул головой склонившемуся в почтительном поклоне Гунилле. Предводитель хуртов был неестественен в этой позе, поскольку привык, что кланяется не он, а ему. Тем не менее лицо его расплылось в льстивой улыбке.

– Говори, – разрешил жрец.

– Всемилостивейше прошу простить, что прервал размышления великого Ааха о божественных делах, – елейным голосом промолвил Гунилла. Но тут же перешел на деловой тон:

– Как уже известно вам, наш учитель и господин, два дня назад случилось страшное преступление. Неизвестными пока нам негодяями был убит священный мяук.

Гоуд узнал о происшествии еще вечером того дня, когда это случилось. И сразу же стал предпринимать меры, дабы предотвратить очередной погромный набег хуртов или твитсов на селения идов, которых обычно в таких случаях обвиняли в ритуальных убийствах. Однако уже на следующее утро ему донесли, что на этот раз вождь хуртов обвинил в преступлении твитсов, на территории которых, собственно, и был найдет убиенный котенок. Конечно, здесь можно было предположить, что Гуниллу успели ублажить щедрыми дарами насмерть перепуганные богатые купцы из числа идов. Однако в это Ааху верилось мало, потому как не раз бывало, что, получив подарки, вождь хуртов все равно отправлялся в набег на идов. Но главное – верховный жрец уже довольно давно получал сведения о том, что Гунилла готовит войну против твитсов, желая победить их и стать главным вождем на всей Терре. В этом крылась причина. А повод нужно было только найти. И Гунилла его нашел. А может, и организовал? Само собой, среди подвергнутых мистическому страху перед великим Богом Клецельбоцелем найдется очень мало тех, кто смог бы поднять руку на священных мяуков. Но пару-тройку ни во что не верящих негодяев Гунилле, вероятно, отыскать все же удалось. Так или иначе, теперь Ааху предстоит дать понять вождю хуртов, что великий Клецельбоцель войну против твитсов не одобрит. Более того, накажет за нее.

– Дозволено ли будет мне, смиренному рабу всесильного Клецельбоцеля, изложить свое дело? – вопросил хурт.

«Валяй», – подумал Гоуд. А вслух произнес: — Сказанное тобой дойдет до ушей Господа.

– Велики прегрешения перед Господом презренных идов – мошенников и колдунов. Но хотел бы обратить внимание великого жреца на то, что на этот раз оба мозга убитого священного мяука остались целыми. А значит – это не ритуальное убийство, и иды к нему непричастны.

– Это верно, – значительным тоном произнес Аах. – Говори дальше.

– Но кто-то же кощунственно убил мяука, – гнул свою линию Гунилла. – И я думаю, его погубили твитсы. Вероятно, пользуясь тем, что их никто не видит, они вначале просто хотели прогнать священного от места, где коптили рыбку. Но он не хотел уходить, и тогда эти мерзавцы его погубили. Ты ведь знаешь, что его тело нашли неподалеку от берега озера, где они коптят и вялят рыбу.

Аах кивнул.

– Так вот, – голос опытного оратора, которым был Гунилла, перешел на визг, – за это кровавое преступление твитсы заслуживают суровой кары!

— Дозволь мне, – голос хурта вновь стал спокойным и деловым, — покарать их, избавив воинов твоей охраны от излишних забот.

При этих словах хурт поклонился и замер в ожидании ответа.

Если бы Гунилла вел эту речь перед своими разбойниками, она, несомненно, вызвала бы у них восторг и желание тут-таки броситься в набег на земли мерзопакостных твитсов. Но Аах на своем веку видел и слышал и не таких ораторов.

– Видишь ли, мой дорогой Гунилла, – вкрадчиво сказал он. — Я бы охотно поверил твоим словам, если бы они были подкреплены хоть какими-то доказательствами. Но, как я понял, их у тебя нет.

– Пока нет, о великий. Но только пока. Позволь мне захватить живущих у озера твитсов, и доказательства сразу появятся.

«Это да, это уж точно, – подумал Аах. – Как только твитсы попадут в руки Гуниллы и его живодеров, они признаются не только в том, что погубили мяука, но и в том, что собирались вскарабкаться на небеса, чтобы убить самого всесильного Клецельбоцеля.

– Нет, мой славный Гунилла. Вначале доказательства, а если они будут представлены, то и наказание твитсов.

– Так ты не хочешь мне дать благословение? – Голос Гуниллы превысил допустимый в беседе с великим жрецом тон и стал зловещим.

Пришлось применить к нему психогипноз. И сопровождающие Гуниллу воины с огромным изумлением увидели, как их вождь вдруг гнусавым голосом запел мелодию «Тарабаринского», любимого танца хуртов, и, помахивая руками, быстрыми шажками засеменил по площади перед троном верховного жреца. После короткого замешательства они восприняли поведение своего хозяина как некую священную церемонию и тоже пустились в пляс.

Глядя, как энергично и не без вдохновения отплясывают хурты, Аах размышлял о том, какие у них замечательные танцы. Большие праздники и свадьбы хуртов начинаются с красивых обрядов и многоголосого пения. Правда, обычно все заканчивается тем, что, напившись сока хмельного древа самг, они завершают свои праздники бесшабашным, с повизгиванием исполнением веселого танца идов «Оп, восемь».

Пятнадцати минут задушевного народного танца хватило Гунилле, чтобы успокоиться и овладеть собой. И тогда он вновь, уже с прежним почтением, обратился к Ааху:

– Но ведь великий жрец читал «Сказание о прекрасном Вахарбахере» и потому хорошо понимает, кто такие на самом деле твитсы.

Разумеется, Гоуд читал этот эпос. В нем рассказывалось о жизни и подвигах несокрушимого вождя Вахарбахера. «Когда он был еще подростком, на стан его племени налетели враги, воспользовавшись тем, что все воины ушли в дальний поход. Жестокие разбойники перебили всех – и женщин, и стариков, оставшихся в стане. В живых оставили только детей, чей рост не превышал высоту повозки, и девушек-девственниц. Их увели в плен. После далекого и изнурительного пути, который живыми преодолели не все пленники, они пришли на невольничий рынок. Там Вахарбахера продали. И он стал рабом малолетнего вождя местных племен Барабахера. Статный, с красивым лицом пленник сразу же вызвал злобу малорослого, кривоногого, с оспинами на лице хозяина. Каких только унижений и наказаний за непокорность не довелось испытать юному Вахарбахеру! Но всепоглащающая мечта убежать из плена и отомстить врагу не дала ему погибнуть. Он выжил и спустя годы сумел бежать вместе с горсткой таких же, как он, пленников.

«Спасаясь от погони, – повествовало далее сказание, – беглецы все дальше и дальше углублялись в джунгли, где их ждали грозившие смертью встречи с хищными зверями и ядовитыми гадами. Но стремление к свободе и жажда мести вели их вперед…».

Гоуд опустил в памяти все лишения и невзгоды, выпавшие далее на долю Вахарбахера, и подошел в своих размышлениях к кульминации эпоса – поединку Вахарбахера с Барабахером за право наследовать корону и любовь прекрасной принцессы Дьютифрути. Их противоборство стало решающим эпизодом ожесточенного сражения у Терлямбомбобского пруда.

«В тот миг, когда поединщики сломали свои копья, – умело нагнетал ситуацию автор сказания, – они сошлись в рукопашной схватке. Земля дрожала под их катавшимися по полю телами, оба солнца исчезли из виду, застланные дымом от горевших боевых колесниц. Сражение остановилось. Оба усталых от трехдневного боя войска с нетерпением ожидали исхода поединка. И вот из клубов дыма к изрядно поредевшим рядам своих и чужих воинов усталой и грузной походкой вышел богатырь Вахарбахер. В одной руке он держал меч, а во второй окровавленную голову врага. Завидев это, солдаты Барабахера побросали оружие и встали на колени. А красавица Дьютифрути упала с повозки, потеряв сознание…». Как говорилось в эпосе, «от счастья»…

Мысленно повторив последние строки сказания, Аах вновь открыл глаза и устремил свой взор на Гуниллу. Тот, судя по всему, уже отошел от воздействия психогипноза, и взгляд его опять стал недобрым.

– Великий жрец, – зловещим голосом проскрипел он, – конечно, является главным выразителем воли Господа и его тенью в мире живущих. Но ему, несомненно, известно, что в недавние годы нас, грешных, милостиво посетил….

В этом месте голос Гуниллы стал громким и торжествующим:

– Нас посетил сын Великого Клецельбоцеля богоносный Шуа и завещал нам, хуртам, стать повелителями планеты.

С этими словами он ловко выхватил из-за спины деревянную дощечку с красочным изображением. Подобные дощечки все жители Терры называли ликами. И на них были изображены самые разные люди, поскольку как на самом деле выглядит Шуа, узрели немногие. К тому же ученики слушали его проповедь, поразившую их ясностью и верными мыслями, почтительно обратив глаза к земле. Единственный лик с подлинным изображением Шуа, выполенный неизвестным талантливым художником, давно находился на базе в комнате Ирьям. Ей очень понравился этот портрет сына.

«Ничего такого он вам не обещал», – хмуро подумал Аах.

…Гунилла же тем временем совсем перестал владеть собой и перешел на повелительный крик:

– А не кажется ли главному жрецу, что сын Божий ближе к Господу, чем он? И его слово важнее слова жреца.

Аах поднял брови. Психогипнозом он владел отменно. В следующую секунду Гунилла стих и тут же заплакал, как ребенок. За ним жалобно запричитало все его воинство.

– Надеемся, верховный жрец великодушно простит наши прегрешения и не оставит просьбы без внимания, – размазывая текущие по небритому лицу слезы, прохныкал Гунилла.

– Ждите. Три дня.

С этими словами верховный жрец встал с трона, давая понять, что аудиенция окончена…

ШУА

Вскоре после рождения сына Гоуд стал понемногу рассказывать Ирьян правду. Она, хотя и была вначале ужасно удивлена и даже напугана, искренне внимала всему, что он говорил. Не потому, что была глупышкой, а оттого, что верила ему сердцем.

Гоуд поведал ей о Земле, далекой и прекрасной, о великом содружестве обитаемых миров, о важнейшем задании, которое выполнил экипаж звездолета С-393. Она слушала его, широко раскрыв глаза. Гоуд повел ее в тайную пещеру и показал «лодку», на которой он время от времени облетал планету, и «плотик», служивший для полетов в «священную долину» – резиденцию верховного жреца. Вскоре Ирьян уже ничему не удивлялась. Только однажды, после очередного его рассказа о полетах в просторах Вселенной, тихо спросила:

– А как же Бог? Он существует?

– Возможно. Кто-то же создал все эти миры. Но его пока никто не видел, – ответил Гоуд и поцеловал ее в лоб.

…Шуа рос задумчивым ребенком. Мать баловала его, а отец учил разным премудростям. Кстати, приемы психогипноза он освоил довольно быстро — видно, ему генетически передались способности Гоуда. Порой из шалости Шуа испытывал приемчики на няньках, ходивших по приказанию Ирьян за ним по пятам. А также на мяуках, в священность которых он, похоже, не верил с пеленок. С кошками Шуа, впрочем, дружил и не третировал, как это любили делать земные дети.

Прошли годы. Шуа исполнилось восемнадцать. Он был высок и плечист, как отец, большелобый, с иссиня черными длинными волосами и большими, как у матери, глазами. Гоуд, посоветовавшись однажды с Ирьян, решил рассказать ему всю правду. Совсем огорошить его она не могла. Ведь для него давно уже не были секретом полеты отца на странных, не из сего мира летательных аппаратах. Но он предполагал, что к верховному жрецу они попали от предшественников, а тем достались от ранее существовавших, но по какой-то причине исчезнувших цивилизаций. Новость о том, что его отец и сам представитель другой, очень высокоразвитой цивилизации, да еще и прилетевший на Терру из далеких миров, потрясла Шуа.

Но вскоре он с ней свыкся. И жадно впитывал все знания, которым его обучал Гоуд. Они вели долгие беседы. Во время одной из них Шуа неожиданно спросил отца, почему тот не рассказал правду обитателям Терры. Ведь это могло бы намного улучшить нравы, царящие на планете, и способствовать гигантскому росту научных открытий.

– Еще не пришло время, сынок, – ответил Гоуд, – не поймут, не поверят, сочтут умалишенным. Из всех, с кем я разговаривал за годы пребывания на Терре, только один Элишер Умелый, ученый-медик и создатель системы орошения пустыни, в какой-то мере приближался к мысли о существовании других миров. Остальные же слепо верят в чудеса бога Клецельбоцеля и в священных мяуков, которые на самом деле просто мутировавшие домашние животные.

ЭЛИШЕР

Гоуд вспомнил свою последнюю встречу с Элишером.

…Пламя костра было равномерным, а запах бараньей похлебки — необычайно пахучим и вкусным. Элишер знал не только большие секреты науки, но и маленькие хитрости кулинарии. Хозяин и Гоуд пили замечательного свойства бодрящий настой из трав и вели неспешную беседу о высоких материях. Неподалеку молчаливо сидел со своей чашкой верный телохранитель Гоуда Онир.

– Вы говорите, что не во всех мирах есть два светила?

– Да. В большинстве по одному.

– И все равно тепла достаточно для того, чтобы росли растения и жили люди?

– Разумеется. Но таких, созданных Господом, миров не так уж много. На поверхности большинства других планет царит лютый холод или стоит испепеляющая жара и полностью отсутствуют условия для жизни людей и растений.

– Почему так?

– Неисповедимы пути Господни…

Гоуд мельком взглянул на Элишера: не переборщил ли он с упоминанием Божьего имени? Но лицо собеседника было задумчивым и спокойным.

Неожиданно из темноты появились неясные фигуры. Они материализовались в свете костра, и перед Гоудом предстали мужчина лет сорока и похожий на него лицом худощавый подросток. Очевидно, отец и сын. Давно не мытые волосы на голове папаши торчали во все стороны, а глаза были красны.

– Суп готов? – не поздоровавшись, ворчливо спросил мужчина.

– Это Шлим, брат моей сестры, – пояснил Гоуду хозяин. – А это его сын Ботник. Шлим неутомим в чтении святых манускриптов и продолжении рода. Они женаты двенадцать лет и у них уже девятеро детей. Ботник старший, он уже тоже день и ночь сидит над священными текстами. Я, было, хотел его понемногу учить разным наукам, но Шлим против. Так мальчик ничего, кроме рассказов о божьем промысле, и не знает.

Тем временем гость подошел к котлу и бесцеремонно приподнял крышку. Лицо его вдруг побледнело и голос сорвался на режущий слух визг:

– О, святотатец! Мало того, что ты женился на девке из чужого племени, так ты еще и нарушаешь святые заветы! Ведь сказано: «Не вари барашка со степными травами». О, несчастный грешник, это из-за таких, как ты, случился Большой разгром!

При этих словах лицо Элишера налилось багровой краской.

– Что-о-о? – взревел Элишер и вскочил на ноги. Подлетев к Шлиму, он схватил его своей здоровенной ручищей за горло. Глаза родственничка чуть не вылезли из орбит. Дело приобретало нехороший оборот, и чтобы успокоить ситуацию, Гоуд стремительно выбросил в сторону дерущихся ладонь. Как всегда, психогипноз подействовал безотказно. Элишер выпустил жертву из рук.

– Успокойтесь! – повелительно произнес Гоуд. – Еще не хватает, чтобы вы поубивали друг друга.

А подумалось другое.

…Страшные события, именуемые идами Божьим разгромом, в летописях твитсов и хуртов назывались Трехлетней войной за свободные территории. На самом деле территории, из-за которых разразилась кровавая бойня, случившаяся за десять лет до появления Гоуда на Терре, были вовсе не свободными. На них жили и твитсы, и хурты, и иды. Свободными эти земли хурты хотели сделать от твитсов, а твитсы от хуртов. И, само собой, и те и другие — свободными от идов. Часть территорий издавна принадлежала республике твитсов, а другая – империи хуртов. У идов же своей страны не было, они жили в обоих государствах и поэтому собственного войска не имели. Это и стало роковым для них. Хурты и твитсы, устраивавшие кровавые сражения с последующим поголовным кастрированием и избиением плененных врагов, попутно никогда не забывали учинять разгромы в селениях идов. Даже не испытывавший особых симпатий к идам твитский летописец Серун Правдивый вынужден был упомянуть в своих писаниях об ужасах, творившихся во время набегов на поселения идов. Гоуд, читая летопись, обратил внимание на то, что особо зверствовали во время разгромов не регулярные войска, а бродячие ватаги, не отягощенные никакими идеями, кроме грабежа и насилия. Гоуд разумом понимал, почему творилась эта кровавая каша, но сердцем так и не уразумел, как могли человекоподобные существа с диким воем набрасываться на своих знакомых из соседнего поселения, с которыми бок о бок прожили немало лет и имели самые тесные деловые и личные контакты. Разбойники поджигали дома, разбивали головы младенцев об дверные косяки, вырезали из животов беременных женщин плоды и гоняли их ногами в дорожной пыли…

Кровавая вакханалия продолжалась три года, пока палачи сами не устали от чинимых ими зверств. В этой резне погибла почти половина всех идов, живших на Терре…

Элишер медленно пришел в себя и хрипло выдохнул: — Я его убью. Они талдычат, что резня случилась из-за того, что в годы, ей предшествовавшие, мы мало и плохо молились Богу.

– Да, да! – тоже прийдя в себя, вновь завопил Шлим. – Великий Клецельбоцель не простил вам неверия. Если бы ты и такие, как ты, не возились с этим дурацким водопроводом, не гонялись за овцами и баранами, не мастерили всякие телеги, не выращивали плоды, а, как мы, день и ночь сидели за святыми книгами, то беда бы миновала нас. О, Великий Клецельбоцель! – голос Шлима стал еще визгливее. – Вразуми их, помилуй и спаси нас!

«А что бы ты и твоя семья ели, если бы не те, кто сеял и пахал?» – с грустной иронией подумал Гоуд.

В это мгновение, видно, разбуженный воплями и криками, из кустов вышел славный белоснежный котенок. Завидев его, Шлим, сложив руки на груди, стал истово кланятся священному мяуку и бубнить молитву о ниспослании встреч со святыми существами. Закончив ее громкими криками, он вдруг приветливо, как ни в чем не бывало, взглянул на Элишера и деловито спросил:

– А побольше супу можно?

Элишер в ответ только махнул рукой, и стоявший позади него работник подал Шлиму несколько котелков.

Взяв их, Шлим, не поблагодарив хозяина, вместе с сыном побрел из стана, одарив по дороге недобрым взглядом молодую женщину, вышедшую из дома с ребенком на руках.

Она была необычайно красива. Женщины твитсов вообще были очень хороши.

– Твоя дочь? – неосторожно спросил Гоуд у Элишера.

– Жена, – ответил тот. И как-то странно вздохнул.

– Ай да молодец! – рассмеялся Гоуд.

– Это не я молодец, а она, – сказал Элишер и поведал гостю историю и простую, и довольно необычную.

– Лет восемь назад ко мне пожаловал придворный твитский летописец Серун Правдивый. У него развилась редкая болезнь мышечных тканей. Лекари герцога твитсов с ней справиться не могли. Вот Серун и пришел ко мне просить дать ему сбор трав. Он знал, что мне удается лечить такие хвори. Летописец готов был заплатить за травы. Он принес кошель золотых монет. Я дал ему траву, рассказал, как ее заваривать и как принимать, и сказал, что денег за лечение не беру. Так мне велел Господь. Серун очень обрадовался, а я пригласил его к обеденному столу. И вот во время трапезы он, видимо, желая сказать мне что-то хорошее, сообщил, что сейчас трудится над манускриптом о войне за территории и опечален тем, как много в те годы убили идов. Однако к тому времени он выпил уже несколько кубков хмельной настойки и поэтому неожиданно завершил свою тираду словами: «Но иды во многом сами виноваты, потому что их купцы предлагали твитсам и хуртам слишком малую цену за урожай».

Я возразил ему, что если бы даже это было и правдой, хотя вопрос очень спорный, то все склоки вокруг цен не могут ни в коей мере оправдать зверских убийств женщин и детей. И тут он, икнув, ответил: «Ну почему же. Люди рассердились и не сдержались». Помню, у меня тогда стали дрожать руки. Я не укротил гнев и приказал своим работникам отобрать у него траву и вышвырнуть за пределы стана…

А примерно через год мне доложили, что пришли две женщины и просят, чтобы я с ними поговорил. Я в тот день долго объезжал поля, проверял устройства для орошения. И под вечер устал, потому отдыхал в комнате, где горел только один светильник. Не хотелось ни с кем общаться. Но я все же решил принять посетительниц, ведь они, наверное, проделали неблизкий путь.

Они вошли. Одна, закутанная в темное покрывало, осталась стоять у двери. Другая, уже немолодая, рыхлая, с одутловатым лицом, подошла ко мне поближе.

– Я — жена Серуна Правдивого, – сказала она. – Муж сильно болен, не может ходить. Он просит простить его и дать траву. — С этими словами она вынула из складок одежды уже знакомый мне кошель с золотыми монетами, который был намного толще, чем год назад.

– Нет, – сказал я, – уходите!

Тогда она встала на колени и повторила просьбу.

Но я вспомнил разговор с ее мужем, и меня обуяла ярость. Я вновь велел ей удалиться.

Женщина тяжело поднялась с колен и, повернувшись к той, что все еще стояла у двери, что-то негромко произнесла. Фигура в покрывале приблизилась к огню. Первая из просительниц резким движением сорвала с ее плеч покрывало… И передо мной предстала совершенно нагая красавица, почти девочка. Но более всего меня поразило не ее удивительное очаровательное лицо, а глаза, наполненные ужасом и мольбой.

– Это моя племянница. Раз ты денег не берешь, возьми ее за траву в наложницы или рабыни, как тебе угодно, – сказала жена летописца.

Я еще раз взглянул в глаза девочки (оказалось, ей тогда было четырнадцать лет), и ярость моя прошла.

– Ладно. Я дам тебе траву. А наложниц мне не надо. Переночуйте со служанками, а утром уходите…

– Женская половина дома у меня тогда в общем-то пустовала, – сказал Элишер.

– Ты был старый холостяк? – удивился Гоуд.

– Нет, жена ушла от меня. Хорошо, что детей у нас не было.

– Ушла от такого мужчины?

– Должно быть, правы поэты: любовь – страшная сила. А у нас с женой не было любви. Мы одногодки, нас сосватали в десять лет. Ее звали Рийя. Она была дочерью моего дяди. Мы росли вместе, и когда нам исполнилось восемнадцать, нас поженили. Мы жили спокойно и дружно. Но однажды в пустыне поднялась буря, и к нам, спасаясь от нее, на постой попросился небольшой отряд хуртов.

Песчаная буря в тот раз бушевала долго. А когда через много дней успокоилась, жена пришла ко мне и сообщила, что уходит вместе с командиром отряда. Сказала спокойно, глядя мне в глаза, что у них случилась вспышка любви, с которой они совладать не могут. «Прости», – молвила она. И, поцеловав меня в щеку, ушла. Драгоценности, которые дарил жене, я с удивлением обнаружил на следующий день в шкатулке в ее комнате. Она ничего с собой не взяла, кроме одежды. Что поделаешь, любовь…

Элишер встал, подошел к костру и открыл крышку котла.

– Кажется, готово, – сообщил он. – Подходите, берите тарелки…

После вкусного и сытного ужина Элишер продолжил рассказ.

…Когда жена летописца с племянницей удалились, я не раздеваясь лег в постель и мгновенно уснул.

Рано утром меня разбудили отчаянные женские крики. Выйдя на крыльцо, я увидел, как старшая гостья безуспешно пытается догнать убегающую от нее и отчаянно кричащую племянницу. Увидев меня, девушка вскочила на крыльцо и обхватила мои колени руками:

– Господин, спасите! Она все равно продаст меня какому-нибудь работорговцу. А я не хочу в рабыни. Я хочу учиться собирать травы.

Сердце мое дрогнуло.

– Уходи! – сказал я толстой тетке. — Уходи! Я принимаю твою плату за траву.

Заискивающе улыбаясь и кланяясь, жена летописца попятилась к воротам стана.

Санна, так звали мою новую работницу, оказалась очень смышленой. А главное – у нее проявилось особое чутье на травы. Она легко научилась распознавать их и быстро запомнила, когда какую траву нужно собирать. Я научил ее готовить разные сборы, объяснил, какие из них лечат ту или иную хворь. Она все ловила буквально на лету. И со временем стала одной из лучших моих помощниц. Мы с ней очень подружились. М-да, подружились…

Где-то года через три, во время очередного противостояния светил, пустыня словно взбесилась и пошла на нас в атаку. Плантации засыпало летящим со всех сторон песком, водоотводы лопались, как тонкие стебельки. Я вырос в пустыне и с юности привык стойко встречать все ее неожиданное коварство. Но на этот раз напряжение и беспокойство не покидали меня. Несколько суток подряд мы спасали все, что можно было спасти. Наконец буря немного улеглась. Вернувшись в стан заполночь, я, едва раздевшись, прилег на ложе. Было задремал. Вдруг в дверях появился кто-то с зажженной свечой в руке.

– Санна? Тебе чего?

– Учитель, я приготовила из трав новый напиток. Он успокаивает и возвращает силы. Вот, выпейте!

Санна протянула мне чашу. Запах у напитка был сладкий.

– Пожалуйста, выпейте, и я с вами.

Санна сделала несколько глотков и протянула чашу мне. Я пригубил. Понравилось… Большими глотками выпил напиток до дна.

– Мне все еще немножечко страшно, – прошептала Санна. –Можно, я здесь у вас на краешке ложа немного полежу?

Я вдруг ощутил, что погружаюсь в какое-то странное состояние. И разрешающе махнул рукой.

– Ну, полежи, если хочешь.

А ночью мне снился странный сон. Настолько интимный, что рассказать его вам не могу. Или не снился…

Проснулся я от того, что кто-то приятно сопел мне в ухо. Открыл глаза и увидел лежащую у меня на груди обнаженную юную женщину. Она тоже разомкнула веки и нежным голоском спросила:

– Учитель, ты честный, верующий в Господа человек?

– А что, если да?

– Тогда ты обязан на мне жениться, – прощебетала она и хитро улыбнулась.

…Элишер немного помолчал. А потом добавил: — Теперь у нас трое сыновей. Тот, что у нее на руках, – младший. Но она говорит, что нам останавливаться рано, и «успокаивающий» напиток готовит снова и снова…

Когда утром, хорошенько подкрепившись, Гоуд и Онир, тащивший на себе здоровенный тюк с травами, покидали стан, Элишер и Санна еще долго махали им вслед.

«Надо будет под каким-нибудь предлогом возле их стана поставить боевой пост, – подумал Гоуд. – Конечно, и твитсы, и хурты ходят сюда за травами, и Элишер им нужен. Но кто его знает, что может прийти в голову какому-нибудь тупому злодею? Да, обязательно установим пост…».

КРЕДО ЛЕТОПИСЦА

Вернувшись на базу, Гоуд в своем кабинете прокрутил стереозапись разговора с летописцем. Последнего разговора. Видимо, предчувствуя смертный час, Серун пришел к верховному жрецу исповедоваться за несколько месяцев до того, как покинул этот мир.

– Великий Аах, скажи мне, в чем я грешен? – сбивчиво лепетал Серун. – Я не убивал, не воровал, я ни разу в жизни никого не ударил. Я даже иногда помогал родственникам деньгами.

– Ты летописец, человек, рассказывающий истории и делающий из них выводы. Для таких, как ты, слова – это и есть дела, по которым о них судят люди и Господь.

– Но я всегда старался быть честным.

– Всегда?

– Ну, может быть, иногда слегка лукавил. Но ведь не из злого умысла! Я служил идее.

– Какой идее?

– Идее создания великого государства твитсов. Еще более могущественного, чем империя хуртов. Наш народ, талантливый, добрый, трудолюбивый, заслужил право повелевать другими!

– Ты уверен в этом?

– По-другому не бывает. Или ты правишь врагами, или они господствуют надо тобой.

– А если просто жить в мире?

– Не знаю… Не думал об этом. Ни у нас, ни у хуртов долго жить в мире никогда не получалось. А иды — те вообще хитрые колдуны.

– Кстати об идах. Ты же писал о Большом разгроме?

– Да, писал. Это, конечно, было ужасно.

– Но ведь ты в своих писаниях оправдываешь разгромщиков тем, что якобы купцы-иды предлагали землепашцам низкую цену за урожай.

– Да, мне об этом говорили старые люди.

– Какие старые люди?

– Ну, те из наших, что тоже торговали урожаем.

– И ты так уверен, что они говорили правду?

Здесь Серун не выдержал и почти закричал:

– Да дело даже не в этом! А в том, что великие идеи стоят крови!

– И как обычно – чужой крови, – сдержанно заметил Гоуд. – Пролитие чужой крови так легко оправдать. Даже если это кровь невинных.

Летописец замолчал. И после долгой паузы устало спросил:

– Что ты от меня хочешь, жрец?

– Ты же сказал, что пришел покаяться. А вместо этого лжешь и виляешь. Каким же ты хочешь предстать пред Господом?

– Не гневайся, о великий! Но и ты вряд ли бы поступил иначе, если бы знал, что все написанное тобой внимательно читают в канцелярии герцога.

– Ты, летописец, вновь неискренен. Признайся, ведь ты сам желал, чтобы твои писания изучали придворные правителя. Ты очень хотел ему угодить, жаждал славы и почета.

Здесь в разговоре вновь наступила пауза. Еще более долгая и тягостная, чем предыдущая.

Затем летописец выдавил из себя:

– Я пойду. Я хочу предстать пред Господом чистым. Я перепишу текст, напишу правду.

– Иди с Богом, – сказал Аах.

Глядя вслед удаляющейся сутулой спине, жрец знал, что Серун слово не сдержит. До самых последних своих мгновений он будет бояться потерять звание и привилегии придворного летописца.

…И СНИЗОШЕЛ НА ЗЕМЛЮ

Спустя какое-то время Шуа спросил, разрешил ли бы ему Гоуд спуститься со священной горы, чтобы, путешествуя по Терре, он мог просвещать ее жителей и учить их новой высокой духовности.

– Нет. И не думай, – ответил Гоуд. – Я тебе уже говорил: не поймут. Или поймут превратно.

– Но отец, они же не все дураки!

– Не все. Однако невежд все-таки большинство. Но даже те, кто поумнее и просвещеннее, тоже не поймут. Еще не пришло время.

Больше они об этом не говорили.

Вскоре Гоуд вновь почувствовал знакомые симптомы недомогания. На этот раз они были сильнее обычного. Гоуд предупредил Ирьян, что ему нужно восстановить силы. А слугам и воинам охраны великий жрец сообщил, что должен вознести особые молитвы Всесильному Клецельбоцелю. Ничего он не объяснил только мяукам. Но ему показалось, что именно они лучше всех своим чутьем понимают его состояние. Они торжественно и важно сопровождали его до входа в священную пещеру.

Мяуки же первыми встречали его, когда он через определенный срок появился из-за отъехавших в стену ворот пещеры.

Было пасмурно, но воины охраны упражнялись в стрельбе из лука по плохо различимым в тумане мишеням в виде неприятельских солдат.

«Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – думала стрела, подлетая к цели», – вспомнилась ему любимая поговорка лучников.

– Господин, я хотел бы вам кое-что рассказать…

Он повернул голову к приближавшемуся быстрыми шагами Ониру. Верному Ониру, обязанному ему жизнью.

…Это случилось еще в первые годы его изучения Терры. В труднодоступном горном селении он зашел в тесанный из грубого камня дом попросить напиться и заодно разузнать о племени, живущем здесь. В тесной комнате, где тускло горела всего одна свеча, он увидел плачущих женщин, склонившихся над лежащим на невысоком столе покойником.

Женщины надрывно завывали. Гоуд подошел ближе, еще раз взглянул на ушедшего в мир иной, и ему показалось, что ушел-то он не совсем. Отодвинув женщин от стола, Гоуд повелительным жестом велел им покинуть комнату. А когда они удалились, быстро вынул из складок одежды капсулу и запихнул ее незнакомцу в рот. Через полчаса тот поднял голову и ошарашенно повел глазами. Гоуд помог ему встать.

Когда они вышли из дома, у порога их ожидала уже целая толпа. Завидев вышедших, все, кто в ней был – женщины, дети, старики и воины с большими палицами в руках, пали на колени и со счастливым воем поползли, протягивая к Гоуду руки. Они все поняли – Великий Клецельбоцель явился к ним в обличии незнакомца и оживил сына их вождя.

За праздничным ужином ели вкусное жареное мясо, пили вонючий, отдающий каким-то химическим элементом напиток и говорили пространные речи о величии Господа Бога Клецельбоцеля. При этом все подымавшие тосты хитро щурились и делали вид, что верят незнакомцу, сообщившему им, что он воскресил Онира, сына их вождя, всего лишь смиренной молитвой. Что тут поделаешь? Если Всесильный не хочет открывать им правду, они будут смиренно слушать его. Хотя на самом деле, конечно, знают, что и как…

Для обустройства и охраны базы Гоуду были нужны помощники. Смелые, стойкие, умелые и молчаливые. И он был рад, когда на рассвете, тихо покидая селение, услышал позади себя почти неслышные шаги. Обернувшись, он увидел Онира.

– Господин!

Он не сказал: «Господь». Он сказал то, что Гоуд хотел услышать.

– Господин, возьми меня с собой!

Гоуд раздумывал недолго. В утренний туман, оседлавший горы, они ушли вместе.

Ох, как много лет прошло с тех пор!..

– Господин, – повторил Онир, приблизившись к Гоуду. – Вы только не волнуйтесь. Все закончилось хорошо. Он уже совсем здоров.

– Что случилось, Онир?

Верный слуга, а скорее, давно уже друг, замешкался всего на секунду.

– Господин, он спускался к ним. Вниз, – добавил Онир. — Он пытался научить их истинам.

Только теперь Гоуд понял, что произошло. Шуа не послушал его и сошел к племенам проповедовать мир и любовь.

Мир и любовь? Кому? Дикарям Тамозийских джунглей, которые до сих пор, несмотря на запрет верховного жреца, поедают печень своего врага? А может, обитателям пустыни, делающим обрезание девочкам, чтобы они никогда не познали всю сладость любви? Нет, конечно, есть более «цивилизованные» парни. Хурты и твитсы, те уже в своем большинстве перестали есть человечину и насиловать родных сестер. Зато, как и раньше, готовы убить брата, если его овца забежала в их огород.

Сынок, сынок, что с тобой произошло?

Шуа он застал в покоях матери. Ирьян что-то тихо ему говорила. Она, как и прежде, была любима Гоудом и желанна. Он встретился с ее грустным взглядом и понял, как Ирьян боялась потерять единственного сына.

Единственного… Когда после рождения Шуа прошел срок и они вновь смогли делить ложе, Ирьян в порыве страсти прошептала ему, что хотела бы иметь с полдюжины детишек. И они очень старались для этого, но ничего не получалось. Гоуд понимал: дело не в ней, виноват он. Вернее, не виноват, но, очевидно, на его организме все более сказывались последствия облучения. Ирьян так и не стала больше матерью. И поэтому безумно любила единственного сына и была готова дать ему все, что он просил.

Гоуд уже знал от Онира всю грустную историю сошествия Шуа к племенам, а потому был спокоен и сдержан, насколько мог, когда Шуа с криком «Отец, они не поняли!» бросился к нему.

Да, не поняли. И не могли понять. Зато, согласно рассказу Онира, уверовали. Слепо верить всегда легче, чем понять.

Шуа удалось спасти. И важнее этого нет ничего. Однако история его хождения в народ могла закончиться трагически. Но так уж, к счастью, случилось, что Онир вернул ему давнишний долг – жизнь за жизнь.

– Когда вы, господин, ушли общаться с Господом, ваш сын попросил разрешения у госпожи спуститься вниз попутешествовать. Она вначале не соглашалась, хотела, чтобы он подождал, пока вы вернетесь. Но Шуа очень просил, и госпожа разрешила, поставив условие: вниз он пойдет не один. Мы отправились в путь втроем – Шуа, Эзон и я. Мы пришли на сочные луга Элизейские, и Шуа стал рассказывать местным пастухам те самые удивительные истории, которые вы, господин, когда-то поведали нам…

Далее из «отчета» Онира следовало, что у Шуа довольно быстро появилось несколько десятков учеников, следовавших за ним повсюду и своей настырной глупостью мешавших Ониру и Эзону его охранять.

Число последователей заметно прибавилось, когда он тремя постными лепешками «накормил» примерно полтораста человек. Онир клятвенно уверял, что никаких лепешек у Шуа вообще не было. Однако люди, настойчиво требовавшие их накормить, спустя некоторое время после того, как Шуа с ними заговорил, стали его благодарить и говорить, что они так сытно давно не ели.

Гоуд, слушая это повествование, довольно улыбался – сынок все-таки оказался хорошим учеником.

Это мнение у него утвердилось окончательно после того, как Онир рассказал о чуде в большом городе твитсов. Его наместник внезапно почти ослеп и с трудом видел мир, словно через пелену. Городские лекари были бессильны. И тут они с Шуа как раз пришли в город. Кто-то об этом донес наместнику, и тот, ни во что не веря, отчаявшись, все же приказал стражникам привести к себе бродячего пророка. И, о чудо, тот его вылечил уже через два дня.

Гоуд понял, что скорее всего у наместника была обыкновенная катаракта, лечение которой для земной медицины было сущим пустяком. Пару капель раз в день — и пациент здоров. Такие капли в аптечке базы были…

Чудо в городе твитсов сделало Шуа святым в глазах его учеников, к которым, бросив все дела, присоединился исцеленный наместник. И однажды один из них робко спросил Шуа, не является ли он сыном Бога.

– Да, а как же! – иронично ответил он.

Но ученик, как думает Онир, не понял шутки и что-то записал в свиток, в котором ежедневно фиксировал все происходившее с ними и все, что говорил Шуа…

Увы, затем последовали события, доставившие Ониру и Эзону много хлопот и волнений. Некоторые вожди племен и наместники городов, ранее благодушно или равнодушно взиравшие на похождения очередного бродячего пророка, забеспокоились не на шутку. Их подданные и соплеменники стали выходить из подчинения, а это было чревато бунтом и хаосом. И тогда последователи Шуа стали подвергаться нападениям и преследованиям. А вскоре одному из нападавших удалось прорваться к пригорку, с которого Шуа вел очередную проповедь, и протянуть к нему руку с мечом. Эзон сломал эту руку в локте, а меч забрал себе. Но это, к сожалению, было только начало нехорошего поворота в путешествии Шуа.

Уже впоследствии Онир узнал от одного поверившего в божественность Шуа бывшего сановника, что вожди и наместники собрались на тайный совет, где решили любой ценой избавиться от возмутителя спокойствия. И вскоре вслед за Шуа и его учениками в селениях стали появляться хорошо вооруженные не словом, а мечами люди. Они заявляли, что являются членами святого сообщества «Хранители истинной веры в Господа нашего Клецельбоцеля».

Онир и Эзон сразу поняли, что эти люди очень опасны, и предложили Шуа тайно скрыться. Но тот решительно отказался. Он верил, что сила его слова победит звон мечей.

«Мальчик не переоценил свои силы», – подумал Гоуд. – Но он недооценил жестокость, низость и коварство тех, кто ему противостоял.

«Хранители», как и подобает опытным разбойникам, напали на их стан, когда рассвет едва забрезжил. Это были сильные бывалые бойцы. Схватка продолжалась недолго. Эзон бился героически, но упал на землю, пронзенный десятком стрел. Когда подбежавший Шуа приподнял его голову, верный воин успел прошептать: «Помоги брату, Адуне, он еще совсем мальчик…». И глаза Эзона закрылись.

Во мраке ночи горели факелы в руках солдат, окружавших площадь. Дул сильный, почти сбивающий с ног ветер. Обычную в таких случаях «тройку» судей даже не соизволили собрать. Палачи торопились. Восседавший на некоем подобии трона толстомордый субъект истерично, видно, нанюхавшись порошка из листьев доки, выкрикивал «приговор»: «За страшный грех, выраженный в посягательстве на величие Всесильного Бога нашего Клецельбоцеля, и богопротивные проповеди самозванец по имени Шуа приговаривается к высшей мере защиты народа от святотатства – повешению вниз головой».

Мордатый сделал выдох и махнул рукой. Двое здоровенных негодяев тут же схватили стоявшего в центре площади связанного Шуа и потащили к виселице. Они закрепили его правую ногу в петлю и потянули за веревку. Шуа повис на виселице вниз головой.

Онир, который накануне изловчился убить стража и убежать, наблюдал за жуткой картиной из-за гущи деревьев. Он знал эту страшную казнь. Через некоторое время кровь прильет к голове Шуа, и он мучительно умрет. Нужно что-то предпринять. Но что? Охрана слишком многочисленна, а оружия у него нет.

…Онир и сейчас глубоко убежден, что на помощь им пришел сам Великий Клецельбоцель. Но Гоуд прекрасно знал, что мощные ураганы в степных районах Терры бывают достаточно часто.

Ветер усилился настолько, что и толстомордого судью, и все его воинство буквально сдуло с площади. Остались только два охранника, отчаянно закрывавшие руками глаза от мощных порывов ветра. Разбить им головы камнем для Онира не составило труда. Мечом, отнятым у убитого стража, он перерубил веревку и успел подхватить падающее тело. Шуа был спасен. Он слишком мало провисел в дикой позе, чтобы с ним что-то случилось. А через день они хорошо известными Ониру обходными тропами добрались до поста у подножия плато, где находилась база. Был подан сигнал наверх и…

– Отец, отец, – Шуа подбежал и обнял Гоуда. – Ты оказался прав. Они так ничего и не поняли. Одни объявили меня сыном Бога, а другие злодеем, замышлявшим против Господа. Я им рассказывал о том, что для сохранения своей энергетической оболочки нельзя рассержено реагировать на провокации, случайные происшествия и крики. Для образного примера я сказал, что не нужно бить барана посохом, если он ненароком толкнул тебя в бок. А через несколько дней Арк, записывавший все мои проповеди, прочитал мне, будто я сказал, что если тебя ударят посохом в правый бок, нужно в ответ подставить левый. Какая глупость! Им действительно еще рано познавать законы Вселенной…

ДЕЛА, ЗАБОТЫ И ЛЮБОВЬ

Солнце едва миновало зенит. Настало время обеда. Верховный жрец съел немного овощей с куском мяса и с интересом наблюдал за трапезой воинов охраны. Собственно, к трапезе они так и не смогли приступить, поскольку, как только в их тарелках оказывалось мясо, на стол впрыгивало священное существо. Обе его головы раскрывали рты, которые очень быстро поедали вкусную пищу. При этом мяуки радостно урчали и весело щурили глаза. Священных существ на базе было немало, поэтому охранникам нескоро предстояло отобедать. Но они терпеливо ждали. Взять ненасытных «святых» за шиворот им и в голову не приходило.

Насмеявшись вволю, Гоуд нехотя надел мантию и корону, взял жезл и направился к трону. Предстояла вторая аудиенция за день. На дальних подступах к площади жалась к кустам делегация, возглавляемая вождем твитсов Эмберлихом. Готовясь к беседе, Гоуд еще раз пробежал глазами «Легенду о подвигах несокрушимого Барабахера». Умело составленный сюжет шел по восходящей:

«В дни, когда будущий великий вождь был еще ребенком, двоюродный племянник его отца коварно отравил дядю и захватил престол, принудив сестру Барабахера, прекрасную Освахим, стать его женой. Много унижений с того времени пришлось испытать Барабахеру. И не выдержав их, гордый принц убежал из дворца, но вскоре рыбацкая шхуна, на которой он хотел уплыть в далекие края, была взята на абордаж пиратами. Так Барабахер оказался в плену у кривоглазого и горбатого предводителя хуртов Вахарбахера, один только мерзкий вид которого приводил в страх и ужас подданных…»

Далее автор «легенды», раскручивая сюжет, живо рисовал одно за другим страшные испытания, которые пришлось пережить благородному Барабахеру. Но он все преодолел и стал великим воином. И вот настал день, когда собранное им небольшое войско быстрым боевым шагом подошло к Заевой Лужице, где его уже ждали несметные полчища горбатого Вахарбахера. Кривоногий мерзавец взмахнул булавой, и его бойцы двинулись вперед со своим любимым кличем.

У каждой планеты, даже если она похожа на другие, имеются свои особенности климата, флоры, фауны. На Терре никогда не водились собаки. Но боевым кличем хуртов был гортанный звук «гав», что означало – «вперед»!

«Гав, гав! Гав, гав!» – заорали воины Вахарбахера и быстро побежали в атаку.

Но храбрецы Барабахера, вещал создатель «Легенды», стойко выдержали натиск и обратили неприятеля в бегство…

Ну, и, разумеется, в разгар битвы сошлись в смертельной схватке Барабахер и Вахарбахер. И застонали горы, и поднялись высокие волны в Заевой Лужице. И был повержен презренный Вахарбахер. И оба солнца засияли ярким светом, и Заевая Лужица превратилась в Багряное море…».

Да, следует признать, автор «Легенды» был неплохим сочинителем.

– Великий, – почтительный шепот Онира прервал размышление Гоуда, – твитсы смиренно ожидают твоего внимания.

В отличие от звероподобного Гуниллы, предводитель твитсов Эмберлих был умным и коварным, а потому обходительным и дипломатичным, что, впрочем, как знал Гоуд, не мешало ему допрашивать пленных и «шпионов» с садизмом, которому мог позавидовать сам Вахарбахер.

– Божественный Аах, – начал льстиво свою речь Эмберлих, – должно быть, знает, сколь презренны и мерзопакостны затеи хуртов. Вот и ныне они распространяют насквозь лживые слухи, будто мы, смиренные слуги нашего Господа, совершили великий грех, убив священного мяука. Но это страшная клевета! Ты ведь знаешь, что священных существ тайно убивают изуверы иды в своих ритуальных целях. А также хурты во время пьяных охот, когда они не разбирают, в кого пускают стрелы и мечут копья. Мы же все люди смиренные и богобоязненные и никогда бы не подняли руку на прекрасного мяука. И мы сегодня, преклонив колени, ждем твоего милостивого решения и помощи.

«Да, это правда, – подумал Аах. – Это единственные слова правды из произнесенных Эмберлихом. Ныне Гунилла собрал такое войско из своих хуртов и наемников, против которого твитсам не устоять».

– Я постараюсь отвратить отряды хуртов от похода против вас, – сказал он вслух. – Но объясни мне, почему ваши сказители все время сочиняют баллады, в которых рисуют хуртов лишь злодеями, насильниками и убийцами?

– Мы — вольное племя, о великий жрец. – Голос Эмберлиха стал фальшиво напыщенным. – У нас каждый волен говорить и писать все, что он считает нужным. Я не могу запрещать твитсам свободно высказывать свое мнение. Я не тиран и не деспот.

– Возможно, ты не тиран и не деспот. Но тогда ты просто дурак! – прервал Аах слащавую патоку речей твитса. – Твои люди провоцируют жестоких и воинственных хуртов, а ты, вместо того, чтобы мудро положить этому конец, спешишь упасть ко мне в ноги, ожидая помощи там, где ты ее сам себе мог бы оказать. И вот что еще я хотел бы тебе сказать. Ты лжец или слепец? – продолжал жрец. – Что ж, Гунилла действительно неумен и необразован. И он не умеет сдерживать свои эмоции и прятать мысли за красивыми словами. Поэтому несколько часов назад он размахивал передо мной деревянной дощечкой с ликом так называемого сына божьего Шуа, угрожая при этом, что, если я не разрешу ему напасть на вас, он велит своим людям слушаться не меня, а этого самого самозванного «божьего сына». Я прогнал его. И тут ты, хитрый и умный, приходишь ко мне и за льстивыми словами скрываешь то, что в твоем обозе у верных людей тоже спрятано три дощечки «святого лика». Скажи, ты действительно считаешь этого проходимца сыном божьим? Или меня полагаешь неумным слепцом?

Эмберлих был поражен словами верховного жреца, как камнем, упавшим с небес ему на голову.

– Великий, великий, – залепетал он. – Я, я… мы хотели…

– Пошел вон! – жестко велел ему Аах. – О моем решении ты узнаешь позже…

СВАДЬБА С ТАНЦАМИ

Шуа выполнил просьбу погибшего Эзона, полагая это своим долгом. Он забрал Адуну на базу, опекал и учил его разным наукам. Адуна оказался толковым парнишкой и многому научился. Когда же он возмужал, то захотел вернуться в свое селение, чтобы учить детей. А недавно у них у всех была радость. Лично сам великий жрец благословил на свадебной церемонии Адуну и его суженую — милую и застенчивую Аэль. И все им пожелали счастья и много-много детишек…

Ох, он чуть было не забыл: завтра ему благословлять еще одну молодую пару…

– И будьте верными друг другу на всю жизнь!

В торжественной тишине он завершил брачную церемонию. Жених и невеста губами прильнули друг к другу и не отрывались примерно полминуты, что явно говорило о том, что этот брак по любви. Да к тому же еще и политически важный. Не случайно сам верховный жрец прибыл провести церемонию.

А началось все с невинной прогулки. Четверо девиц-красавиц твитсок пошли в лес по ягоды. Тропки знакомые, с детства исхоженные. Правда, владения соседей-хуртов в общем-то недалеко. Но вот уже довольно много лет никаких нехороших происшествий не случалось. С обеих сторон границы жили земледельцы, скотоводы да рыбаки – люди, умеющие трудиться, народ спокойный, не агрессивный.

Вот, значит, вышли девушки на поляну, и вдруг, откуда ни возьмись, из-за кустов появляется молодой хурт. И хоть был он без оружия и боевых доспехов, испугались девушки страшно. И в панике с криками побежали. Парень за ними. Но девушки бежали резво. Кроме одной — как-то отстала она. Прибежали подружки в селение, подняли шум. Но все мужчины как назло уехали на дальнее озеро рыбу ловить. А женщины побоялись сами в лес идти: а вдруг там хурты!

Вернулись рыбаки только часа через три. Заслышав новость, быстро похватались за мечи и копья, чтобы в лес идти. Глядь — а «пропажа» сама к своему дому идет.

– Убежала я от него. Но долго пряталась, боялась, что найдет.

Ну, слава великому Клецельбоцелю, что так закончилось происшествие. Люди разошлись по домам.

Дня через три девушка-«пропажа» говорит матери:

– Я в лес снова пойду.

– Зачем? Не пущу!

– Мамочка, я когда бежала, поясок любимый потеряла, он символ девичьей чести. Его найти надо.

Решила было мать не пускать ее. Но вспомнила, что мужики следующим утром после происшествия прочесали лес вдоль и поперек, но никого не нашли. Отлегло у всех от души. Значит, соблюдают хурты договор, не собираются нападать. А парень, видно, сам случайно в лес забрел.

Отпустила дочку. Та вернулась к вечеру. Веселая, но поясок не нашла. Так ходила, искала она его месяца полтора. А потом как-то во время завтрака ее стошнило.

Чего-то не то съело дите, подумала мать.

Но когда дочь стошнило и на следующий день, и на третий, мамаша наконец поняла, в чем дело.

Несколько дней девица, вернее, уже не девица, пряталась в сарае у добрых соседей. Но тут ночью бдительные сторожа поймали коварного соблазнителя, пробравшегося в селение, чтобы украсть любимую.

Ну что? Решили, было, на сходе, как водится у добрых людей, злодея посадить на кол, а бесстыдницу голой прогнать батогами по главной улице. Но повезло сердешным: верные люди донесли верховному жрецу о происшествии. Времени на конный переход по горным тропам не было, и он прибыл с охраной на «плотике», до смерти напугав всех обитателей селенья.

Удивительно, но обыкновенная пыль, оказывается, имеет чудесное свойство прочищать мозги. Не пролежали обитатели селения и нескольких часов носом в пыли на площади у ног великого Ааха, как тут-таки переменили свое решение. И ведь мудро изрек жрец: «Убить гостя – значит, развязать войну с соседями накануне праздников». Кому это надо? Да никому! Тем более, парень не отказывается жениться. И будущее дите пожалеть следует: легко ли ему будет расти байстрюком?

Словом, слетал Аах к соседям и намекнул, что эта свадьба – дело богоугодное. Тем более, что Бог-то у твитсов и хуртов, несмотря на всю их взаимную нелюбовь, один. Вот только хурты молятся ему, став на оба колена, а твитсы – припав на одно. Хурты во время молитвы обращают лица на восток, а твитсы — на запад. Сами же тексты обращения к Богу весьма похожи. В общем, так и порешили: свадьбе быть. Тем более, что подобный союз не был исключением. Издавна хурты и твитсы время от времени сочетались брачными узами. И в первую очередь знать. Вот только к прочному миру между племенами это почему-то не приводило…

Закончилась проповедь верховного жреца, и начался свадебный обряд. Грянула музыка. Музыканты, по внешнему виду — типичные иды, старательно выводили старинную торжественную музыку хуртов и твитсов. Девушки и парни в расшитых красивыми узорами одеждах тягуче запели обрядовые песни и закружились в медленном танце. Тем временем гости рассаживались за столами, накрытыми прямо на центральной площади селения.

– Как красивы наши танцы, – шепнул на ухо Ааху сидевший от него справа почтенный твитс. – Не то что у этих хуртов. Не правда ли?

– Эх, как славно, как душевно, – тихо сообщил жрецу сидевший слева от него глава рода селения хуртов. – Разве твитсы так умеют петь…

… Свадебное застолье было в разгаре. Гости, в больших количествах поглощавшие различные напитки, стали смелы и шумливы. Вдруг на колени к невесте вскочил мяук. Он как-то странно зашатался на лапках, и Ааху показалось, что и коту тоже «поднесли». Котик радостно мяукнул — и на живот новобрачной брызнула струя. Гости взревели от восторга. Ведь согласно старинному поверью подобное внимание священного существа сулило будущему малышу здоровье и счастливую жизнью.

Ближе к рассвету стало ясно, что пора закругляться. Встрепенувшиеся музыканты резво заиграли мелодию, которой обычно завершались любые праздники и хуртов, и твитсов, — лихой, заводной, не дающий усидеть на месте танец идов «Оп, восемь». Хурты и твитсы танцевали его, приобняв друг друга за плечи. Женщины радостно повизгивали, как будто их хватали за известные места, мужчины старательно топали тяжелыми сапогами…

На базу Гоуд вернулся в отличном расположении духа. Пока летели, всю дорогу из головы не исчезал заводной мотивчик «Оп, восемь, восемь, восемь, оп. Восемь, восемь, восемь, оп. Тара-ра-рарам!». Кажется, все прошло хорошо. Как любил шутить погибший штурман С-393 Жор Сиб, «извините, что без драки».

Впрочем, Гоуда несколько насторожили очередные причитания сидевших с ним за столом вождей о плохих «твитсах» и «коварных хуртах». «О великом Вахарбахере и мерзком Барабахере». «Презренном Вахарбахере и солнцеликом Барабахере».

ГУНИЛЛА

В своем рабочем кабинете он включил стереовизор. Нажал клавишу — и на экране появились фрагменты древнейшей из найденных его людьми летописи. Мелькали тексты и рисунки. Наконец появился знакомый барельефчик. Он вновь глянул на него и, вспомнив полный злобы скулеж вождей, расхохотался. Он смеялся долго и никак не мог остановиться. С рисунка на него глядели обнявшиеся юные Вахарбахер и Барабахер. Они были близнецами. Как свидетельствовала летопись, родная мать отличала их в детстве только по пятнышку за левым ухом Вахарбахера.

Как утверждал летописец, братья в юности были очень дружны. Разлад между ними случился уже в зрелые годы. Жажда власти и богатства всегда жгла душу обитателей Терры. А большая власть и огромные богатства испепеляли ее полностью. Вождь-отец завещал перед смертью сыновьям жить в мире и равные доли наследства. Истово клялись они на мощах святого мяука, что выполнят его волю. Но слова не сдержали.

«Овладел их душами темный демон Жло и привел к вражде», – сокрушался летописец.

Существовала, правда, легенда о том, что раздор между братьями произошел совсем по другой причине. Якобы во время отсутствия брата в столице Барабахер, воспользовавшись невероятным сходством, под покровом ночи проник в спальню давно нравившейся ему жены Вахарбахера и, потребовав от нее исполнения супружеского долга, получил желаемое. Обман обнаружился наутро, когда утомленная непривычно бурными ночными страстями женщина с удивлением обнаружила еще одно, очень интимное различие между братьями…

Рассказ об этом приключении был зарифмован неизвестными сочинителями и положен на веселую мелодию. И мало какое застолье обходилось без дружного исполнения этой песни. «Вот Барабахер ей и говорит…», – начинал выводить после третьей-четвертой чарки кто-то из гулявших. «Ну-ка, стань как надо, милая моя…», – вторил ему другой…

Автор летописи, правда, считал все это откровенной выдумкой, поскольку имел сведения, что братья в то время жили в двух разных столицах государства. Но народ на это мнение чихал.

Так или иначе, а вражда между братьями стала нешуточной. И были между их войсками и малые стычки, и большие сраженья. Вот только поединков между ними, так красочно описанных в более поздних легендах, не было. Оба братца не отличались ни храбростью, ни умением владеть мечом и копьем. Предпочитали руководить битвами из стана позади войска.

Но летели годы, и правда, которая в былые времена и на Земле людей не волновала, оказалась неведома внукам и правнукам воинов рассорившихся братьев. Так они стали врагами и насочиняли «правдивые» свидетельства о делах минувших лет. И запылала между ними вражда.

Впрочем, как сообщалось в более поздних хрониках, ненависть между людьми вызывали козни темного демона Жло. Причем в некоторых сказаниях он представлялся настолько могучей силой, что, бывало, бросал вызов самому Богу. В свое время Гоуд потратил немало сил, чтобы разыскать сущность, творящую мерзкие дела. В поисках демона он обшарил всю планету. Но не нашел и следа его.

Демон Жло был выдумкой. Но он был силен, коварен и все-таки существовал — в умах и душах обитателей Терры. И имя ему было корысть, жадность, зависть, жестокость. И везде, где Гоуд не успевал, Жло собирал кровавую жатву.

А Гоуд успевал уже не всегда. Проклятое облучение все чаще и чаще укладывало его в анабиоз. И он стал еще больше внимания уделять сыну. Он решил, что настанет час, когда Шуа займет место верховного жреца. Само собой, шутили они, этот титул менее престижен, чем слава Сына Божьего, однако влияние на обитателей Терры тоже дает огромное.

Между тем число последователей «сына Божьего» все росло и росло. В первые дни после того, как Онир его спас, Шуа хотел вернуться к своим ученикам, чтобы засвидетельствовать, что он жив. Но Ирьян со слезами на глазах упросила его не делать это. Каково же было их изумление, когда появились свидетели его, как они говорили, чудесного воскрешения из мертвых. Они божились и били себя в грудь, утверждая, что Сын Божий явился к ним на дороге или прямо на городской площади. Причем, если верить всем «свидетелям», то получалось, что Сын Божий являлся им одновременно сразу во многих точках планеты. А еще некоторые из них, объявившие себя глашатаями новой веры, собирая вокруг себя толпу, нараспев провозглашали некие постулаты, записанные ими, как они клялись, во время проповедей Сына Божьего.

По просьбе Шуа люди Онира доставили ему несколько таких свитков. Прочитав их, Шуа убедился, что практически ничего из того, что он проповедовал, в свитках нет. Но он этому уже не удивлялся.

С такими темпами распространения новая вера наверняка вскоре захватила бы всю Терру. Но не дремали и «хранители истинной веры в Великого Господа нашего Клецельбоцеля». Они оказывали носителям новой веры серьезное сопротивление. Словесными диспутами дело уже давно не заканчивалось. Все чаще между враждующими сторонами случались вооруженные стычки, что создавало на планете новые очаги хаоса и угрозы большого кровопролития.

Этой ситуацией не преминул воспользоваться Гунилла, по «старой доброй» традиции разграбивший и спаливший несколько поселений идов. Когда об этом разгроме доложили верховному жрецу, он тут же настойчиво пригласил к себе вождя хуртов. Тот, зная могущество Ааха, вынужден был подчиниться.

…Гунилла вновь стоял на площади перед восседавшим на троне жрецом. Вождь был неграмотен (а зачем грамота воителю-повелителю?), поэтому записанный с его слов указ зачитывал стоявший рядом писарь:

«…А также под страхом смерти, – почти кричал чтец, – запрещено нападать на мирные поселения соседей наших. Ослушавшиеся и совершившие разбой будут подвергнуты позорной и мучительной казни».

При этих словах Гунилла, не ведавший о существовании зорко следивших за ним камер стереовизора, повернул голову в сторону стоявших неподалеку воинов и весело им подмигнул: «Не бойтесь, братцы, все это понарошку, чтобы не злить жреца». На самом деле Гунилла только вчера при всем войске наградил плащом со своего плеча предводителя набега на селения идов. Вождь был весьма рад поднесенной ему добыче, включавшей в себя, кроме золота и драгоценных камней, еще и юных рабынь-девственниц.

Подмигивая и дурачась, Гунилла не осознавал, как рискует.

«А он совсем обнаглел, – подумал в этот миг Аах. – Кто там его по закону наследует? Не пора ли сменить вождя?..»

Пятясь с поклонами, хурты покинули площадь.

«Нужно что-то решать», – задумался верховный жрец…

Тот день Гоуд вспомнил, сидя сейчас перед барельефом с двумя вождями. Глядя на них, он вновь улыбнулся. Свадьба в селении твитсов все же настроила его на оптимистический лад. Ведь как славно на ней вместе веселились твитсы и хурты!

«И когда-нибудь, бросив мечи, протянут друг другу руки», – вспомнил он слова одного из лучших поэтом Терры. Вот ведь не один я мечтаю о том, что наступит день, когда придет любовь, разум и согласие.

Гоуд улыбнулся этой мысли. Резко встал с кресла. Голова закружилась, и он упал на пол.

…Очнувшись, он увидел склоненные над ним самые дорогие и любимые лица. Ирьян плакала, Шуа кусал губы.

– Отец, что с тобой?

– Да ничего нового. Надо «подзарядиться».

Ох, как не вовремя, подумал он.

У порога священной пещеры Гоуд наклонился к уху сопровождавшего его Онира:

– Смотри за всем и всеми. Ничего не упускай из виду.

Он как смог весело помахал рукой стоявшим поодаль Ирьян и Шуа и скрылся за дверью.

Гоуд медленно погружался в анабиоз.

«На тот свет с оптимизмом», – вспомнилась ему еще одна любимая шутка штурмана… Жаль, наверное, тогда перед взрывом он не успел ее произнести…

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Гоуд проснулся в отличном расположении духа. Бодрость и силы вернулись к нему. Пожалуй, никогда ранее ему не было так ясно, каким образом он спасет Терру от войн и раздоров.

Гоуд нажал на рычаг, и двери стали медленно сдвигаться в стену. Он вышел из пещеры…

Картина, открывшаяся ему, была ужасающей. Плотная завеса пепла закрыла в небе оба светила, их лучи едва проникали сквозь нее.

– Уже стало лучше, – услышал он негромкий голос Онира. – Три дня назад было совсем темно.

Гоуд пристально посмотрел вверх. И увидел, что базу закрывал прозрачный купол.

«Хоть так», – облегченно подумал он. Значит, Ирьян правильно поняла его наставления и сумела включить на пульте управления нужную панель. Он учил ее этому на случай, если в его отсутствие произойдет какой-нибудь природный катаклизм. Но что случилось? Снова ожил вулкан?

– Простите, господин, – вновь тихо заговорил Онир. – Мы слишком поздно узнали.

– О чем? Как вы могли предотвратить извержение?

Онир замешкался. И стал что-то несвязно бормотать о молниях. Но тут к ним подошла Ирьян. Ее такие любимые глаза были красными и опухшими.

– Милый, – голос Ирьян дрожал, – как он сумел его достать?

Гоуд обмер. А овладев собой, жестом велел Ониру удалиться.

– Что ты сказала?

– Я спросила, как Шуа смог достать из хранилища излучатель. Ты ведь говорил мне, что не называл ему код.

– Значит…

– Это был не вулкан. Идем, они тебе все расскажут.

Она повела его в зал собраний. Там он вновь увидел Онира, а рядом с ним — группку подростков, которых никогда раньше на базе не встречал. По виду он так и не понял, твитсы они или хурты. Или те и другие?

Онир негромко кашлянул и начал говорить.

Из рассказа верного слуги Гоуд понял, что допустил серьезный промах, недооценив коварство Гуниллы. Тот явно утратил веру в Бога, и поселившийся в его душе демон Жло овладел ею. Несмотря на запрет Ааха, он все же решил развязать войну. И задумал это давно. Сам он уже не боялся верховного жреца. Но убедить воинов ослушаться верховного было нелегко. На помощь неожиданно пришли последователи Шуа. Нет, у них, конечно, и в голове не было затевать войну. Наоборот, они, бродя из края в край, проповедовали мир и благостность. Но Гунилла решил использовать их проповеди в своих целях. Он принял у себя во дворце верховодов этой секты, так называемых озаренных, и послушав, о чем они говорят, предложил им проповедовать перед воинами. Кроме того, он собрал из разных мест живописцев и велел им рисовать на деревянных дощечках лик Сына Божьего. Они старались. Вот только на этих рисунках был изображен не Шуа, а кто-то на него вовсе не похожий.

Свои мысли озаренные изрекали страстно и убедительно. И довольно скоро воины осознали две нужные их вождю истины. Во-первых, теперь следует верить не в старого, одряхлевшего Бога, а в его сына, который, прийдя к ним во второй раз, спасет от всех бед и сделает их жизнь долгой и счастливой. Однако, чтобы достойно встретить Спасителя, необходимо, во-вторых, объяснить радость веры в него заблудшим, еще не озаренным великой верой соседям.

– Но вот беда, – разглагольствовал, проповедуя после озаренных, Гунилла, – бедные умом твитсы и иды никак не могут понять величие новой веры. Поэтому надо войти в их селения и убедить их уверовать в то, что принесет им счастье…

– Я виноват, господин, — после тяжелой паузы молвил Онир. – Я ждал вашего возвращения. А необходимо было действовать.

– Не кори себя. Не ты виноват, а я… А что это за дети?

– Свидетели. Они уже приняли успокоительные настои и могут рассказывать.

– Говори, – сказал Онир пареньку, что был постарше других. И тот поведал жуткую и в тоже время такую обычную для Терры историю набега. Видно, ему дали большую дозу успокаивающего препарата, поскольку он говорил о страшных вещах ровным голосом, не срываясь на плач.

«Носители новой веры», собрав огромное войско, напали на соседей. Как всегда, грабители жгли, насиловали, убивали. Закончив бесчинствовать, с богатой добычей вернулись домой и начали пировать, по старому доброму обычаю отрубая пленным мужчинам головы и насилуя пленниц прямо на столах среди объедков.

Узнав обо всей этой кровавой вакханалии, Онир было решил ждать возвращения из пещеры великого жреца. И когда это случится, спасать положение, уничтожив Гуниллу и его военачальников. Но вскоре посланные к твитсам люди привели на базу этих детей. Отправляя посыльных, Онир втайне от Шуа в первую очередь приказал им проникнуть в селение, где жил Адуна со своей Аэль.

К великому сожалению, они опоздали на день. Все тем же ровным голосом, не всхлипывая и не рыдая, мальчик рассказал, что ему удалось спрятаться в небольшой пещере. Вход в нее зарос кустарником и потому не был виден, и никто из не знающих о существовании пещеры не мог бы ее найти. Из этого убежища дрожавший от страха паренек увидел, как ворвавшиеся в дом с десяток негодяев выволокли оттуда Адуну и Аэль. Его привязали к дереву, а ее бросили на траву и принялись насиловать. Мерзавцы издевались над ней долго. А когда она замерла и совсем перестала кричать, отвязали Адуну, бросили его на землю рядом с Аэль и кривыми саблями четвертовали обоих…

В этом месте рассказа Ирьян, слушавшая его не в первый раз, громко зарыдала и шатаясь пошла к дверям. Слуги подхватили ее под руки и вывели во двор.

– Когда парень первый раз рассказал об этом мне, Шуа и госпоже, – сказал Онир, — то Шуа выслушал его внешне очень спокойно. Он даже грустно улыбнулся мне и сказал, что ему нужно пройтись и подумать, что делать дальше в ваше отсутствие. Госпоже стало плохо, она долго не могла прийти в себя. Мы старались привести ее в чувство, поэтому не сразу обратили внимание, что Шуа все еще отсутствует. А потом, господин, средь ясного неба вдруг ударили молнии, раздался страшный грохот и все померкло. И мы…

– Где он? – прервал Гоуд рассказ Онира.

– Он закрылся в своей комнате и просил его не тревожить.

Гоуд не пошел к сыну, он пришел в спальню. Ирьян молча сидела на ложе. Гоуд присел рядом и взял ее за руку. Она хотела было что-то сказать, но не смогла и разрыдалась…

Через несколько дней завеса пепла почти рассеялась.

Большой излучатель имелся в арсенале экспедиции С-393 на случай посещения планет, обитателями которых могли быть огромные хищники. Случаев, когда они нападали на звездолеты, было хоть пруд пруди. Излучатели работали на особых принципах выброса мощной энергии. Их лучи сжигали все на своем пути. Но радиоактивное заражение они не создавали и ядерной зимы после их применения не было.

– Господин, господин, – Онир, забывшись, без стука вбежал в его кабинет. – Он вышел из своей комнаты.

Гоуд нашел сына сидевшим у края обрыва. Он взглянул на отца пустыми глазами. Излучатель мирно лежал у его ног.

– Я учил их миру и любви, а они стали убийцами. Как же так, отец? Может, действительно рано?

– Жить в мире и любви никогда не рано. Но иногда бывает поздно. Я только теперь это понял.

– Отец, я не хотел этого. Но не сдержался. Они замучили Адуну и Аэль. Я не выполнил обещанное Эзону. Я не хотел. Но я не сдержался.

Да, он не сдержался. Когда однажды при нем Гоуд доставал излучатель из хранилища, Шуа просто машинально запомнил код. После рассказа мальчишки он совершенно обезумел и помчался к хранилищу. Он плохо помнил, как набрал код, как взял излучатель, как сел в «лодку» и полетел к хуртам.

Был ясный день, и праздновавшие легкую победу и богатую добычу завоеватели еще издали увидели летевшую к ним по небу фигуру. Они продирали слипшиеся от пьянки глаза. И тут кто-то крикнул: «Это Сын Бога нашего, Шуа, летит к нам. И в руке у него жезл для благословения. Это великое знамение!» Побросав кружки и ножи, они бросились к тому месту, где хранились деревянные лики Сына Божьего. Подняв их над головами, они пошли навстречу Спасителю.

Все, что они затем успели увидеть, была рука Сына Божьего, подымавшая нечто похожее на жезл. Но это был не жезл…

Когда Гоуд и Онир сквозь оседавший пепел прилетели на «лодке» туда, где обитали хурты, они не увидели ничего, кроме выжженной земли. Страны хуртов и ее жителей больше не существовало.

Выйдя во двор, Гоуд вдруг увидел сидящего на скамье Элишера Умелого. Грудь и левая рука его были перебинтованы. Рядом с ним сидела какая-то седая женщина.

«Ну хоть Элишер спасся», – облегченно подумал он.

Гоуд подошел к Элишеру и обнял его. Хотел поздороваться с незнакомкой, но когда та повернула к нему лицо, он узнал в ней Санну. Она выглядела старше, чем тогда у костра, лет на двадцать…

– Где дети? – с тревогой спросил Гоуд.

– Слава Богу, живы. Они сейчас играют с другими малышами. Им так легче прийти в себя.

Гоуд, стараясь не показывать Санне, как он поражен ее нынешним видом, повернулся к Элишеру и вопросительно посмотрел на него. И тот поведал ему печальную историю. Очередную из тех, что не раз происходили на Терре.

…Хурты ворвались в стан под покровом темноты. Их было так много, что обороняться Элишер и его люди не смогли. Нападавшие отделили мужчин от женщин и оставили их во дворе. А детей загнали в большой сарай и заперли его. Однако обычных грабежа и насилия они не учинили. Из чего Элишер понял, что у них есть какая-то цель. И действительно, предводитель отряда, видимо, хорошо знал, кто в стане главный. Он подошел к Элишеру и угрожающе прохрипел:

– Твои люди должны нас провести через пустыню в землю твитсов. Если вы это сделаете, будете живы и женщин ваших не тронем. Откажетесь – горько пожалеете: первым делом живьем сожжем ваших щенков в сарае, а затем возьмемся за вас и ваших шлюх.

Элишер молчал.

Тогда хурт громко прокричал то, что только что сказал Элишеру. Ответом ему были душераздирающие женские крики.

– Даю вам время подумать до утра. Завтра сюда придет наш главный отряд с начальником войска. А он, запомните, более жестокий, чем я.

И негодяй громко расхохотался.

Однако он ошибся. Основной отряд завоевателей пришел еще ночью. Ржали кони, гортанно перекликались боевые носачи, очень похожие на земных верблюдов, шумно гоготали воины хуртов. В свете факелов было видно, какие взгляды бросали они на сидевших у стен сарая женщин.

К Элишеру подошел караульный.

– Идем, тебя зовет наш командир.

Элишер вошел в собственный кабинет, который теперь принадлежал другому. Тот другой сидел в его кресле и молча смотрел на Элишера.

– Выйдите все, кроме Эгона, – обратился он к охранникам.

Те спешно покинули комнату. Остался только здоровенный громила с огромным мечом у пояса, стоявший за спиной у предводителя хуртов.

– Он глух и нем, – неожиданно обратился к Элишеру командир хуртов. – Поэтому я оставил его за своей спиной. Слышать он не слышит, но по губам читает очень хорошо.

Элишер было удивился странно доверительному тону хурта. Но вдруг узнал его. Это был он, тот самый хурт, который увел у него Рийю. Только был он уже не так молод, как тогда, и некогда красивое лицо его обезображивал широкий шрам через всю правую щеку, очевидно от удара меча.

Хурт перехватил его взгляд и понял, что Элишер его узнал.

– Да, это был удар мечом. Пришлось мне руку, нанесшую этот удар, отсечь. Я спасу тебя и твою семью, – сказал он.

– А всех других?

– Объявлю, что нам сейчас нужны рабы для прокладывания дорог. По крайней мере пока останутся живы. Большего обещать не могу. Я приказал выпустить детей из сарая. Иди к ним и жене. Вам скоро в дорогу.

Элишер с трудом нашел сыновей у сарая. Рядом с ними сидела седая женщина. Элишер с ужасом узнал в ней свою красавицу жену.

На рассвете они вышли в дорогу в сопровождении шестерых плечистых воинов. Командир отряда провожал их до самых ворот.

– Я под большим секретом рассказал им, что ты наш лучший лазутчик, – сказал хурт. – Они опытные и выносливые воины, доведут вас туда, куда ты скажешь.

В сердце Элишера поселилась некоторая благодарность старому знакомому.

– А как Рийя? – спросил он.

– Ее больше нет…

– Как? Что случилось?

– Она очень хотела родить мне сына. Лекари отговаривали ее, толковали, что здоровье не позволяет. Но она настояла на своем. Как жаль, что лекари оказались правы. Она умерла при родах. Моей Рийи больше нет. Зато у меня есть дочь. Ей три года. Она живет у моих отца и матери. Так правильно, я ведь в любую минуту могу погибнуть.

Хурт замолчал. Но когда они подошли к воротам, вдруг прошептал: — Сегодня Рийя была бы мной довольна.

– Спасибо, – коротко сказал Элишер и широким шагом принялся догонять воинов и повозку, на которой сидели Санна и дети.

Они успели спастись. Элишер несколько раз был в гостях у Ааха и поэтому хорошо знал окрестности. Не доходя до поста у подножья базы, он сказал сопровождавшим их воинам, что дальше, в целях сохранения в тайне выполнения важнейшего задания, он и его семья пойдут сами. При этом он хитро подмигнул. Воины сделали понимающие лица и отправились в обратный путь. А через несколько часов Элишер, Санна и мальчики уже обедали с Ирьян.

Выслушав рассказ Элишера, великий жрец облегченно вздохнул и в порыве нахлынувших чувств неожиданно наклонился и поцеловал седую прядь Санны…

Затем он пошел туда, где Шуа все еще сидел на краю обрыва, сжимая в правой руке дощечку со своим ликом. Почти вся она была обуглена, осталось видно только одно большое око. Оно с укоризной глядело на этот мир…

***

Ночью Гоуду не спалось. Тихонечко, чтобы не разбудить Ирьян, он встал и вышел во двор. На фоне бесконечно черного небосвода ярко сияли звезды. Одна из них вела себя как-то странно, стремительно приближаясь к Терре.

«Опять комета, – подумал верховный жрец. – Придется вновь вещать о божьем знамении». Вот только кому? Все, кто на планете остался в живых, попрятались в уцелевшие леса и пещеры…

ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ

«Главному советнику президента Союза обитаемых миров экипаж звездолета С-593 шлет привет.

Сообщаем, что, выполняя поставленную перед нами задачу № 741, мы вынуждены были укрыться от порыва солнечного ветра и очутились в районе Змеевидного кольца. Эта случайность обернулась удачей. Нами был услышан сигнал постоянного маяка, установленного на одной из планет двух солнц. Как оказалось, маяк был оставлен экипажем звездолета С-393, поиски которого уже давно прекратились.

В дальнейшем стало известно, что экипаж С-393 погиб в первый же день после того, как опустился на планету, вследствие неожиданного извержения вулкана. Уцелел только биокиборг двенадцатого поколения Гоуд, созданный и выращенный генетиком-конструктором Айной Луарье. Как Вам известно, биокиборги двенадцатого поколения уже практически по всем параметрам не отличались от человека. А Гоуд был еще и усовершенствованной моделью, мало в чем уступающей нынешним биокиборгам пятнадцатого поколения.

Однако, спеша на помощь экипажу, Гоуд получил на месте катастрофы высокую дозу радиоактивного облучения, что весьма сказалось на дальнейшем течении событий.

А теперь — главное. Планета, названная Гоудом Террой за схожесть с Землей, оказалась обитаемой. Есть еще одна единица в нашем Союзе обитаемых миров!

Правда, жители Терры находятся еще на очень раннем этапе развития цивилизации, который в истории Земли называется Средневековьем. Как рассказал нам Гоуд, с которым мы вошли в контакт, по стечению обстоятельств ему удалось предстать перед жителями планеты сразу в двух обличьях – «великого Бога Клецельбоцеля», а также верховного жреца этого божества Ааха. Таким образом ему до сих пор удавалось в значительной мере контролировать жизнь Терры, населенной различными племенами.

Однако, к сожалению, доза облучения, полученная им во время взрыва С-393, заставляла его слишком часто погружаться для восстановления жизнедеятельности в анабиоз. И именно в это время на неуправляемой планете происходили кровавые события – войны, разгромы и резня.

Самая страшная из войн случилась незадолго до нашего прилета и принесла огромные жертвы (о чем мы сообщим позднее более подробно). А сейчас время не терпит, поскольку если мы сегодня не стартуем с Терры, то не сможем своевременно выйти в район выполнения основного задания. Поэтому мною принято решение временно оставить управление планетой на Гоуда, чья жизнедеятельность значительно улучшена имеющимися в нашем медицинском отсеке новейшими препаратами. По нашему мнению, только Гоуд, имеющий огромный авторитет у оставшихся в живых жителей Терры, сможет в ближайшее время удерживать их от новых войн. В дальнейшем же считаем целесообразным прислать на Терру экспедицию, которая окончательно возьмет под полный контроль ход развития этой цивилизации.

На это прошу Вашего разрешения.

Командор корабля С-593 Урт Дагс».

***

Гоуд сидел на любимой скамье во дворе и вновь смотрел в небо. На этот раз сияющие звезды на нем были неподвижны.

Вдруг за его спиной послышалось негромкое мяуканье. Гоуд оглянулся и не смог удержаться от смеха. Чуть поодаль у кустов расположилась любимица всех обитателей базы, мамаша вот уже трех поколений священных мяуков Касья. А перед ней расположился здоровенный серый котяра. Гоуд узнал в нем Букефала, сбежавшего перед самым отлетом от экипажа С-593. Касья с огромным удивлением взирала на одноголовое чудище. Кот явно недоумевал не меньше.

«Ну вот, – усмехнулся Гоуд, – еще одно свидетельство великих чудес Господа нашего Клецельбоцеля, которое великому жрецу придется продемонстрировать уцелевшим обитателям Терры».

Касья тем временем перевела недоумевающий взгляд с кота на Гоуда. Тот, усмехаясь про себя, развел руки и пожал плечами.

Тогда кошка мяукнула и позволила Букефалу начать обнюхивать себя.

«А все-таки я все больше становлюсь похожим на человека, – подумал Гоуд. – Я ведь нарушил один из важнейших законов робототехники: не доложил командору правду о том, почему погибло племя хуртов. Не смог. Да и не захотел. Но ничего, жизнь на Терре все еще продолжается».

Он обернулся на тихий шорох. Ирьян вышла из дома и села рядом, тесно прижавшись к нему.

– Родной мой, – прошептала она, и Гоуду показалось, что Ирьян чем-то смущена, – кажется, у нас с тобой снова появится малыш…

"Нигде в Израиле вы не найдете улицы имени Кагановича"