Лебединое озеро

0

ГКЧП и гражданский бунт советской тележурналистки (теперь уже понятно, что бывшей)

Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!

Елена МАЛЛЬИН

 

Центральное телевидение показывает «Лебединое озеро».

Танки с моста стреляют по Белому дому.

А у меня сегодня эфир. Полчаса хватит разве что на сцены с чёрным лебедем Одиллией. Но эфир прямой, чёрных лебедей нет, надо выходить мне, можно в чёрном платье.

Все заранее подготовленные репортажи, которыми можно было занять пару лишних минут — естественно критические, но актуальные в любую пятницу — сегодня неуместны. Я должна сесть перед камерой и что-то сказать.

Мне 29 лет. Я даже не профессиональная журналистка, а относительно случайный выбор шефа — председателя крайсовета Александра Ждановского — на роль автора и ведущей информационной программы на краевом телевидении. Лицо крайсовета последние два года. Бесшабашно боролась за правду, иногда на грани — как-то выпустила в прямой эфир опального замглавы администрации края и сразу после эфира сбежала на три дня в командировку — вернулась, когда буря улеглась. Провинциальные политзубры приходили на передачу и говорили умные слова, когда им было что сказать.

А сегодня тишина. Никто не звонит и не предлагает выйти в эфир и поговорить о сегодня. И о завтра. У всех срочные дела. А у меня сегодня одно дело: выйти в эфир. Меня будет смотреть весь край. И все, что я скажу, будет восприниматься, как позиция крайсовета. И если я просто не выйду — тоже.

Сегодня я одна.

Я хочу сказать, что нельзя расстреливать парламент, что краевой совет народных депутатов будет стоять и продолжать работу несмотря ни на что. Что в Краснодаре не будет танков на улицах и администрация края не убьёт нас, как это происходит прямо сейчас в Москве. Но надо найти такие слова, чтобы камеру не выключили прямо во время эфира.

На экране принц Зигфрид целится в стаю лебедей. Лебеди улетают, одна маленькая Одетта остаётся. Одна.

На моих глазах начинались осетино-ингушский и абхазско-грузинские конфликты. Как комментировать? На чьей стороне стоять?

Александр Руцкой принёс в парламент 11 чемоданов компромата как раз в день моего прямого эфира. Как реагировать?

Танец маленьких лебедей. Когда-то в детстве я занималась балетом и танцевала маленького лебедя — второго справа — во взрослом балете в местном театре. Все было просто — делай ножкой синхронно с девочкой слева, девочкой справа. Вверх — вниз!

Я пишу тезисы текста для эфира. Ищу точные слова.

За два года эфира ни разу не писала полные тексты, только тезисы. Читать по бумажке перед камерой глупо. Самая первая передача была записана — кто знает, как эта блондинка поведёт себя перед включённой камерой. Потом — прыжок в холодную воду: прямой эфир. Два года без отпусков, больничных — и подготовленных текстов.

Руководитель краевого телевидения требует написать полный текст и принести ему для одобрения. Цензура.

Мне было удивительно, что меня иногда узнавали: мы с тобой где-то уже встречались! Ах, телевидение! Я поняла, что означает фраза: телевидение входит в каждый дом. И я знала, что если я сегодня сфальшивлю, это увидят все.

На сцене появляется Одиллия в чёрном. Зигфрид не замечает подмены и танцует с ней.

Мой текст после цензуры выглядел как сочинение двоечника: все исчеркано красным карандашом, фразы надписаны красным сверху строк и на полях.

Я могу просто прочитать это. И перестать быть собой.

Могу прочитать свой текст. Вернее начать. До какой точки я успею дочитать? Когда выключат камеры?

Могу отказаться выйти в эфир. Повесить микрофон, снять чёрное платье. Струсить. Уйти, ничего не сказав. Моим зрителям покажут «Лебединое озеро».

Зигфрид делает роковую ошибку — целует Одиллию. Прощения ему не будет.

На экране идёт заставка моей программы. Последний раз. За камерой стоит — впервые лично — мой цензор. С длинными усами, он похож на бобра. Или на таракана.

Я говорю в камеру только три фразы: наша передача существует два года. Мне пришлось пережить много сложных моментов. Но так трудно, как сегодня, мне не было никогда.

Потом высоко поднимаю свой исчерканный красным карандашом листок и демонстративно читаю в камеру. В паузах вижу искажённое злобой лицо цензора.

Потом — много звонков: какая демонстрация в прямом эфире! спасибо, мы все поняли! Держись!

Занавес.

Виктор ШЕНДЕРОВИЧ | Внутрикремлевский дарвинизм

Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!

Добавить комментарий