История на исходе субботы
Жил в Люблине важный раввин, ярый противник хасидизма. Главным в служении Всевышнему, по его мнению, был разум и только разум. Все должно быть подчинено ему, им управляться, и проверяться тоже им. При виде хасидов, истово раскачивающихся на молитве, раввин лишь презрительно оттопыривал губу.
И вот, не про нас будет сказано, заболела и умерла в одночасье его младшая дочь. Раввин не находил себе места. Нет, внешне он казался спокойным и даже чересчур спокойным, для убитого горем отца, но … Но учеба, и молитвы, и преподавание, и просто обыкновенная жизнь покатились под откос, словно камень по склону.
За что бы ни взялся раввин, все валилось из его рук. Прежде поражавший своей усидчивостью, способный провести над открытой страницей Талмуда несколько часов кряду не поднимая головы, теперь он вскакивал с места через пять-десять минут и принимался ходить кругами по комнате.
– Вот Ты говоришь: сделайте шаг навстречу Мне и Я сделаю десять навстречу вам. А я сделал тысячу шагов к Тебе! Всю жизнь свою посвятил Твоему учению и выполнению Заповедей. Почему же ты забрал самое дорогое? Ради чего эта душа спустилась в мир? Почему ушла так рано, не успев ничего сделать?
Раввин возвращался к открытой книге но никак не мог сосредоточиться. Страницы плыли пред его глазами, как осенние листья по реке .
Спустя два месяца такой жизни, а вернее, не жизни, а сплошного страдания, раввин отправился в Коцк, к ребе Менахему-Мендлу. Поехал за советом и утешением. Поехал, понимая, что этим отрекается от своих предыдущих взглядов и позиций. Поехал потому, что зубная боль в сердце не отпускала его ни на минуту.
Ребе не стал читать его квитл и не стал ни о чем расспрашивать.
– Я много наслышан о ваших познаниях в Талмуде, – сказал он раввину. – Растолкуйте мне одно место.
Да, страница оказалась не из легких, но раввин был настоящим мудрецом и поэтому коротенько, минут за десять, расставил ударения и обозначил акценты.
– Но то, что вы рассказали, – удивился Коцкер, – противоречит мнению Тойсфойс!
Пришлось раввину пуститься в дополнительные объяснения.
«Странно, – думал он. – Про Коцкера говорят, будто он прекрасно знает Талмуд. Неужели ему не доводилось разбирать эту тему»?
– В итоге, – завершил свое объяснение раввин, – мы видим, что никакого противоречия на самом деле нет.
– Хорошо, – заметил ребе. – Но ведь и Риф и Рош полностью не согласны с такой точкой зрения! Как же так?
Раввин отер пот со лба и взялся увязывать мнения этих комментаторов. Спустя час мнимые противоречия были растолкованы
– Получается, что все в Талмуде справедливо и правильно, – произнес Коцкер.
– Конечно! – воскликнул раввин. – Отмерено и взвешенно, точно и верно.
– Но если так в Талмуде, – продолжил Коцкер, – тем более у Всевышнего. Все его действия правильны и справедливы, точны и верны. Не так ли?
Он посмотрел раввину прямо в глаза и тот вдруг понял, что ребе пытается ему растолковать. Понял и утешился.
Говорят, что с той поры не было у Коцкера более преданного хасида, чем раввин из Люблина. А еще говорят, будто свое знаменитое изречение Коцкер сказал после первой встречи с раввином.
Нет более цельной вещи на свете, чем разбитое еврейское сердце.
