Ануш Ованнисян, наша гостья, певица сопрано, поет в эти дни в «Травиате», — в опере, которую любят и ждут все любители музыки в мире; в опере, без которой жизнь наша была бы гораздо более тусклой и монотонной
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Фото: Майя Илтус и Роберт Колоян
Июль. Власть неумолимых солнечных лучей. Стройка «метротрамвая» изменила до неузнаваемости любимый привычный пейзаж Тель-Авива. Сделала его похожим на сцены из фантастического фильма. Лопасти, пропасти, песок, который вырвался из-под асфальта. Балки, заграждения, непонятные трудовые машины-копатели, провода и металлические сети заполонили центр «города без перерыва», вечно текучего и динамичного.
Я шла в жарком сиропе зрелого лета на встречу с героиней Верди. Да, именно, она, Виолетта, свежая, очаровательная — выступила из потока солнца и улыбнулась. Ануш Ованнисян, наша гостья, певица сопрано, поет в эти дни в «Травиате», — в опере, которую любят и ждут все любители музыки в мире; в опере, без которой жизнь наша была бы гораздо более тусклой и монотонной.
Мы беседуем в маленьком кафе на Ибн-Гвироль, дурманящие ароматы кофе и шоколада уютно сопровождают наши реплики. Примадонна совершенно лишена высокомерия. Жаль, что текст и фотографии не способны передать всего ее обаяния и дружелюбия…
— Вы в нашей стране впервые?
— Нет, моя Виолетта начиналась в январе этого года, как и был запланирован спектакль. Я с невероятными трудностями доехала в Израиль, с приключениями, как в кино, с проблемами с визой, через три карантина… Мы начали репетировать – и в репетиционной комнате заболели сразу многие. Помощники режиссера, дирижер – и я.
— Мир оказался безоружным перед этим бедствием…
— Мне эта эпидемия коронавируса принесла много бед. Видимо, как и всем. Умер родной дядя, тяжело болела свекровь. Все проекты отменились. Мой муж – художник. Певица и художник – не самые лучшие, не самые практичные профессии в такой неординарной ситуации. Помните Марчелло, художника из «Богемы»? И его жизнь, когда нет денег вообще, и следующий день не несет надежд и новостей… Нечто подобное было и у нас.
— Извините, что спрашиваю… Лондон — дорогой город?
— Как Тель-Авив…
— Как вам удавалось оплачивать жилье?
— Случай помог найти квартиру, которая нам была по средствам. Совершенно удивительным образом к нам перешло жилье друзей.
— Вы репетировали дома, ждали, когда настанет светлый новый день?..
— Нет! Я не репетировала, возможности заниматься не было. У нас соседи — архитекторы, педагоги, у всех дети, так что музыка в доме им не очень нравится. Я нашла недалеко маленькую церковь, обратилась к настоятелю — и он мне позволил раз в неделю там заниматься. Это все, что у меня было. Знаете, я знакома со многими вокалистами, и я в курсе того, как они преодолевали это драматичное испытание, как теряли форму. Я и сейчас не сплю по ночам, нервничаю, — мне все кажется, что я еще не вернула то, что утратила за это страшное время.
— Вы на нашу «Травиату» приехали после какого проекта?
— После «Евгения Онегина» в «Ковент-Гарден». Я была Татьяной. У меня состоялось двенадцать спектаклей.
— А после израильской Виолетты что вас ждет?
— Я буду петь Мими в «Богеме» в Валлийской опере, с дирижером Пьетро Риццо; режиссура Анбель Арден. Потом запланирована новая «Травиата» — в Копенгагене. Затем «Колокола» Рахманинова в Лондоне…
— Сколько раз вы любили, страдали и умирали от любви в партии Виолетты Валери?
— Это моя четвертая Виолетта.
— Я люблю задавать такой вопрос: вы на сцене влюбляетесь в партнера, скажем, в того Альфредо, которого видите перед собой?
— Конечно! Я иначе не могу! Но только на сцене. Опера – моя жизнь, и здесь все всерьез. И любовь, и смерть.
— Вы пели королеву Марию Стюарт, кокетливую Мюзетту, Виолетту, Татьяну Пушкина-Чайковского… Кто вам ближе, кого из этих героинь вы находите в себе?
Она думает. За окнами блондинистое золото дня седеет, жухнет. Зачарованные наступающим вечером дома и автомобили плывут в ореоле огней.
Ануш отвечает:
— Виолетта. Но я бы боролась за свою любовь. Так просто бы не отступила…
— Музыка, театр у вас из дома, из семьи?
— Я родилась в Ереване. Мой папа, Ован Ованнисян, музыкант, виолончелист, оперный режиссер. Мама журналист, редактор, она работает по тематике «культура». Я начала свой путь со скрипки. В семь лет стояла на сцене – и играла на скрипке.
— Не страшно было?
— Нет, совсем! Я очень хорошо себя на сцене чувствовала с самого начала.
— Но от инструментальной музыки, от звучания скрипки вы перешли в театр, в оперу, где живут и умирают в свете прожекторов…
— Меня это увлекло, навсегда заворожило! Когда начала петь, это стало моей судьбой. И уже обратной дороги не было. Дома был скандал, когда я рассказала, что хочу быть певицей. Папа месяц со мной не разговаривал.
— И отпустил ребенка в далекую Шотландию, учиться? А теперь ждет весточек из дальних городов и стран, и грустит…
— Я уехала из дома пятнадцать лет назад. Мой муж, Вардан, поехал со мной. Оставил свою фирму, архитектурно-дизайнерскую, которую создал в Ереване…
— Вы дома готовите обеды, заняты обустройством уюта, наведением красоты в том пространстве, где обитает ваша семейная пара?
— Нет, не могу так сказать. Я всегда много работаю. Когда училась, когда получала две магистерские степени, я была занята с девяти утра до одиннадцати вечера. Я люблю то, что делаю, но сил и нервов это требует невероятно много…
— Как вы себя чувствуете в Израиле? Какое впечатление у вас сложилось о стране и людях?
— Мне здесь очень нравится! Я бы, наверное, могла здесь жить! Тепло сердец, открытые люди, широкие души – мне все это очень близко. Оркестр – изумительный по качеству, и все музыканты – прекрасные люди! Огромное удовольствие получила от работы с дирижером Даном Эттингером. Это моя музыкальная любовь!
— Вы были знакомы с ним до приезда в Израиль?
— Да! Мы познакомились в Лондоне, лет десять назад. Я была очарована им, меня этот человек удивил, и я поняла, какой это большой талант. Попросила его со мной позаниматься. Он согласился. И потом позвал меня на постановку «Саломеи» в Тель-Авив.
— Это было нечто грандиозное! Одна из самых серьезных творческих удач израильской оперы за всю ее историю. И почему вы не спели заглавную партию в этом спектакле?
— Я просто побоялась, решила, что мне рано…
— Ваше содружество с израильским маэстро в «Травиате» гармоничное, интересное?
— Просто невероятное! Это счастье, восторг! Он большой музыкант, истинный творец. Я не знаю, откуда он берет силы, как выдерживает такой ритм: огромный труд вложен в «Травиату», сейчас он летит на концерты в Токио, возвращается – и здесь сложная программа симфонической музыки…
— …Бетховен и Шопен…
— Я восхищаюсь дирижером и понимаю, почему так волшебно звучит оркестр…
— Есть ли такая певица, певец или актер, которые для вас авторитетны в профессии? Которыми вы восхищаетесь? Которых вы воспринимаете, как некий эталон?
— Авторитеты, эталоны – не могу так сказать. Наверное, нет. Я очень люблю Эллу Фицджеральд. Слушаю ее – и мне кажется, что в мире все в порядке.
А я слушаю Ануш, наблюдаю за ней. В ее красоте самое удивительное – это глаза. То изумрудные, то серо-серебристые. Она отвечает на вопросы без тени заносчивости. Улыбается тепло и светло. Она какая-то не совсем хрестоматийная примадонна.
— Никогда не делала маникюр в парикмахерской… Не читаю романы, не смотрю сериалы, фильмы про любовь – мне гораздо интереснее все, что касается науки… Люблю американские научно-фантастические фильмы… Мне очень близок язык науки, язык фактов. Вы знаете про новый телескоп?
Разумеется, я не очень в курсе. И Виолетта, точнее – наша гостья Ануш, — эта оперная дива, которой аплодируют европейские музыкальные снобы, а авторитетные критики восторженно пишут о ее харизме, ровном звучании во всех регистрах и красоте голоса, — рассказывает мне о серьезных научных открытиях.
— Вот, видите фото? Ученые нашли возможность с помощью этого телескопа увидеть то, что было тринадцать миллиардов световых лет назад. Это молодой космос! Просто фантастика! Видите звездочки? Каждая – это галактика, которая больше нашей! Невероятно!
Она говорит об этих материях так же горячо и увлеченно, как о музыке, о своих сценических партиях.
— Я мечтаю, чтобы были созданы новые виды энергии… Чтобы закончились войны! Война – это зло, беда, преступление.
Мы молчим несколько мгновений. На экране ее мобильного телефона светится бескрайний космос. Величественный. Загадочный.
- — Что вы относите к числу своих слабостей, перед какими соблазнами из мира вещей не можете устоять?
— Духи! Они меня радуют, утешают, дают ощущение, что открылись двери в другой мир! Пробуждают фантазию. Помогают в трудное время…Сейчас у меня «Halfeti».
— Вы бываете на берегу моря? Ведь живете сейчас в Тель-Авиве?
— Нет, ни разу! Постоянно нет времени! Последнюю репетиционную неделю пела Виолетту по два раза в день… Безумная усталость. Но я непременно пойду к морю; пляж и море очень люблю!
— Есть ли у вас жизненный девиз, кредо, которому вы следуете?
— Все в жизни возвращается. И добро, и зло. Во мне сильно развито чувство справедливости. И еще я ценю и уважаю труд каждого артиста, потому что очень хорошо знаю, чего стоит каждый шаг на сцене, каждая роль, каждый прорыв. Как трудно построить карьеру. Как сложно ее сохранить, упрочить… Я в своей жизни очень часто встречала людей, которые мне помогали. Поддержали. Совершенно бескорыстно. Просто потому, что у них очень добрые сердца. Я добилась того, чего добилась, потому что мне встретились в жизни замечательные люди. И я должна передать добро дальше.
— И тут я хочу спросить о вашем фестивале во Флоренции…
— О, это очень важное для меня дело! Фестиваль проходит уже несколько лет подряд в роскошном парке, возле дворца Корсини. Этот дворец принадлежит одному из самых авторитетных семейств Флоренции. Под открытым небом музыку слушают полторы тысячи человек. Мы хотим дать молодым певцам возможность проявить себя. Я в этом прекрасном деле выступаю в качестве директора по кастингу. Я ищу таланты!
Серо-фиолетовое за окном перешло в черный бархат, утыканный иглами огней. Ануш достает из сумки планшет, показывает ноты арии Мими. Из «Богемы» Пуччини. Как же все-таки далеко шагнул прогресс – вся мировая опера, все партитуры помещаются в маленьком электронном устройстве.
Ануш (к слову, ее имя переводится с армянского как «сладкая») идет к зданию оперы.
— Возьму класс… Позанимаюсь.
Ее силуэт – стройная, высокая женщина в стильном простом платье – долго остается заметным на другой стороне улицы. Ей навстречу идут люди, едут электрические самокаты.
Я вспоминаю портрет Ануш работы ее мужа, художника Вардана Асланяна. Масло, акрил, медный лист на холсте. Художник назвал его «Гость во сне». Из зелени, из космоса смотрит женщина с бездонными глазами, загадочными и таинственными. Как музыка, как любовь. Как та странная, фантастическая материя, имя которой — искусство.
