Что мы везли из прошлой жизни в новую?
Ирина АФРЕМОВА
Эта размышлялка навеяна совершенно идиотским обвинением совковой нашей Алии в том, что везли мы с собой матрешек и тарелки со всякой советской символикой и мордами любимых вождей.
Не знаю, кто и что вез. Знаю, что везли мы.
Чемоданы мои были забиты самыми обычными вещами. Помню простыню с зелеными полосами по краю, которой застелили матрацы на полу нашей съемной квартиры. Туфли, купленные за какие-то приличные деньги на толкучке в Одессе, китайские платья для дочек, которые они надели потом, может, по разу или по два.
Мы прилетели, когда еще не было больших полосатых сумок, просто с чемоданами. Но через несколько месяцев приехал наш багаж.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Нет, не интересно мне уже сейчас смеяться над ненужными банками с пастой для мойки посуды, отбеливателем "Лоск", который забил напрочь мою стиральную машину. В багаже вместе с собраниями сочинений Джека Лондона и Паустовского были даже рулоны туалетной бумаги. Приехало пианино, полки для книг, заботливо упакованная посуда, два ковра.
Что-то служило верой и правдой многие годы. Библиотеку раздала только лет десять тому назад, пианино продали лет двадцать тому.
Вилки-ложки чистить приходится раз в полгода, а потом опять укладывать в коробки. А вот немецкий фарфор, чешское стекло, хантыйские поделки из кости, несколько старинных безделушек, старые фотографии радуют по сей день.
Что-что, а уж символику советскую везти даже в голову не приходило. А уж скучать по ней и подавно.
Откуда у новеньких желание приписать таким, как мы, "колбасным" репатриантам 90-х, любовь к матрешкам с лицом сталина, не понимаю.
А еще один тезис о том, что вот были мы там такие ущемленные, забитые и это стало причиной нашей агрессии. Ну вообще ни в какие ворота.
Помню, когда приехали, самой расхожей фразочкой было: "Как я там стоял". Все только и говорили о том, что там были главными, директорами, профессорами и руководителями. У всех был свой рассказ о тамошней брошенной квартире и даче.
И все мы, кто вслух, кто про себя, сетовали на то, что потеряли профессию, что нет языка, что трудно начинать с нуля, что приходится идти на компромиссы.
Прочли бы вы мое первое письмо маме. После описания нашей съемной квартиры и дикой августовской жары, я умудрилась написать о том, что вряд ли скоро куплю целую курицу. К слову, после оплаты этой самой съемной квартиры на руках осталось три сотни шекелей, на которые надо было как-то протянуть до следующего месяца. Так что с радостью муж вместо ульпана пошел работать грузчиком на свиноферму.
К счастью, помогла моя соседка-спасительница, услышала по радио, что набирают ульпан-авода на нефтеперерабатывающем заводе.
Но это все потом. А в первые недели и месяцы происходило так много нового, иногда непонятного, иногда неприятного, иногда интересного, что ни о каких матрешках и тарелках с серпом и молотом не думалось. Мне вообще казалось, что жизнь вымела из моего сознания мелочи, оставила только главное. Может быть, еще и привалившая на нашу голову война в Персидском заливе начисто переделала моё сознание, и, как ни странно, приблизила, сроднила с Израилем.
Сказать, что не скучала по прошлой жизни ни одного дня, было бы враньем. Там в Надыме жили родители, в Днепре полно друзей, там был налаженный быт и даже налаженная культурная жизнь. Там остался концерт Рихтера в Театре Ильича, и первые американские с гнусавым переводом фильмы на кассетном видеомагнитофоне. Но там же осталось и чувство проживания в благоустроенной тюрьме, в атмосфере кухонной свободы слова, нахождения в спертом воздухе, где витал гнилой запах антисемитизма.
Так что ничего оттуда, кроме родных и друзей, не хотелось. Ностальгия не заедала, и вкус еды, запах средиземноморских специй, названия блюд у меня будили желание научиться все это готовить или по крайней мере попробовать. Потому что любимые пельмени, бычки в томате и паюсная икра уже были распробованы в прошлой жизни. Как ни странно, но все эти оливье, наполеоны и шубы мне только лет через двадцать захотелось опять готовить, да и то не чаще, чем пару раз в году.
