Живопись – управляемое сновидение, которое может увидеть каждый, но запечатлеть на холсте – только живописец, способный выразить в цвете это поразительное ощущение себя в мире. Однако далеко не все грани бытия предполагают возможность конкретного художественного воплощения для художника. Так появляются жанровые предпочтения. В изобразительном искусстве Аркадия Лившица на протяжении почти полувека такой одухотворенной ипостасью является пейзаж.
По первым приметам демократичные, для широкого зрителя, созданные им образы природы и города растворяют в себе тенденциозность религиозной, идеологической и политической перипетий современности. Они обогащает человеческую душу, подобно самой природе, к которой человек подспудно тянется. И тем не менее только через художественное восприятие и осмысление проходит школу эстетического воспитания чувств.
Пейзажи А. Лившица никогда не открываются сразу. Они как Саломея, укутанная покрывалом надежд, воспоминаний, грусти, нежности, любви и какого-то своего художественного цвета. Они манят, приподнимая над прозой жизни. А еще – будят любопытство – качество совсем немаловажное в потоке суетности метаний современного искусства.
Это импрессионизм – по световому ощущению, постимпрессионизм и модернизм – по композиции. Это визуально современная пастозная техника, передающая эффект объемности самого наложенного мазка, застывшего как печать каприза мгновения… И это в век приторной анимации того, что и оживлять-то не стоит. Но чары «очей очарованья» – вопреки веку – позволяют искусству «алгеброй гармонию поверить», непостижимо оставаясь укутанной в покрывало Саломеей…
Альтовая труба мечты
Кинорежиссер В. Стрелков, заслуженный деятель искусств России, автор художественных фильмов «Аллегро с огнем», «Я сын трудового народа » (по В. Катаеву), «Подвиг Одессы», «Ночной полет», в разное время снявший два документальных фильма об А. Лившице, рассказывает: «Когда делаешь фильм о художнике, столь неоднозначном, как А. Лившиц, всегда важно найти для себя “вход” в его творчество. И я нашел его для себя в картине “Город золотой”, явившейся миру как призрак, как свет небесный в звуке альтовой трубы. Когда-то Н. Римский-Корсаков ввел в оркестр этот торжественный, звенящий, золотой тембр в необычном регистре, поразительный звук, – для меня он звучит в бело-золотом Иерусалиме А. Лившица. Звук золотой альтовой трубы в оркестре цвета для меня и есть “вход” в живопись Лившица, в его “город белокаменный, овеянный мечтой”, потому что то, что он создает, “соразмерно” поэзии мечты. Эта мечта вне конкретности, но, материализовавшись, она существует в реальном пространстве.
Помню, когда еще занимался со студентами во ВГИКе, они задавали мне вопрос: “Как отличить в искусстве достойное от недостойного, настоящее от ненастоящего?” Я всегда отвечал: по свету! Светит ли это? Если да, с положительной подпиткой – это искусство. А вот наоборот, и ты чувствуешь, что из тебя начинается какое-то вытаскивание, поглощение твоей энергии, и это нечто уничтожает тебя антисветом, – это псевдоискусство, ищущее дополнительной энергетики для видимости бытия.
Личность художника всегда накладывает и отпечаток на его живопись. Лившиц – человек добрый, малословный, и сияет его живопись».
Психология и энергетика «оздоровительного пейзажа»
Эта способность картин А. Лившица заряжать положительной энергетикой, порождая на лету визуальное соотнесение себя с пейзажем, – отличительная и очень сильная сторона его творчества. В этой связи хочу привести один показательный пример. Как-то я подарила несколько фотографий пейзажей А. Лившица доктору психологии Ирене Истулиной. И вот что произошло. «Во время бесед с детьми, солдатами, пожилыми людьми, которые ко мне приходят, – рассказала психолог, – я показывала им одну из работ А. Лившица. Для себя я ее обозначила как “Горо-волны”. Всё бело-голубое, сине-зеленое, воздуха много. Ну чем не оздоровительная отдушина? Покой, покой, покой… Во время психологических сеансов я говорю своим пациентам: “Для кого-то это холмы, а для кого-то – морские волны. И все правы. Расслабление, релаксация. Я облако, я тучка, лечу над горами, волнами… Пролетаю над странным пейзажем – “горо-волн”. Вообще, какая разница – горы это или волны, если я над ними лечу! Релаксация…».
Впрочем, даже не вдаваясь в анализ чувственного и внешнего воздействия живописного полотна на зрителя, сегодня это качество работ А. Лившица можно возвести в ранг едва ли не эстетического феномена, поскольку современный гламур выработал у потребителя устойчивое мнение о том, каким должен быть современный представитель творческой элиты. Общество словно породнилось с мыслью о необходимости безумных отклонений от нормы поведения и самовыражения как мерила художника, добавляющего ему шарм востребованности. Неловко и постыдно публично утверждать, что живописец психически нормален и его творчество несет энергетику душевного здоровья! Между тем культивируемая топ-шоу «игра в болезнь» как раскрутка или поддержание популярности художника давно сказывается на зрителе, воспринимающем и перенимающем паранойю искусства. Вот и рождается неукротимая тоска по чему-то настоящему – тому, что очищено от антиэстетического, от абсурда и стеба, – просто по искусству, не облаченному в словесную оболочку надуманных до тошнотворности умозаключений.
И действительно, есть художники, пытающиеся каждому растолковать, что изображено на картине или что предполагалось изобразить. Минимализм названий А. Лившица нередко сводится к однословному обобщающему понятию «пейзаж». Между тем его «пейзажи» – как те же «горо-волны».
Во время съемок одной из последних выставок А. Лившица в Эйн-Ходе я неожиданно вновь встретилась с В. Стрелковым. «Несколько лет назад, – рассказывает режиссер, – я снимал его работу “Черный камень”, ассоциирующуюся у меня с громадой “краеугольного”. Он не просто камень. Он как выплеснувшаяся на наших глазах магма. Она уже затвердела, но еще горячая – мощная гора, не земля и не планета. Когда-то мне приходилось делать съемки на металлургическом заводе. Так вот, когда разбивают чашу, в которой варилась сталь, куски черного металла издалека кажутся уже не горячими, но подойти невозможно. Свет ушел, а тепло осталось».
Я прекрасно знала эту вещь. Речь шла о холсте с изображением горы Синай, воспринятой художником смежного вида искусства «краеугольным камнем» и «горячей звездой» одновременно, – пример весьма показательный в плане художественно-ассоциативных вертикалей без популистских комментариев, изначально заложенных в изобразительном искусстве.
Са-нурская длиннофокусная оптика
То, что в рамках этого эссеистического очерка о живописи я много ссылаюсь на суждения режиссера и оператора, совсем не случайно. Дело в том, что один из главных приемов Лившицаживописца сродни операторскому искусству.
Для горной местности Израиля визуально очень характерно смещение перспективы. В кинематографе часто используют длиннофокусные объективы, благодаря которым именно так видится реальность. Приближается далекий план. Он кажется ближе, чем какие-то находящиеся рядом детали. Это принцип длиннофокусной оптики. Так камера «наезжает» на передний план, но он остается при этом мягким. Во многих картинах са-нурского периода А. Лившицем используется именно этот принцип, взять хотя бы его «Цфат» на фоне паутинки-дерева. Дальний план «наезжает», и мир преобразуется, и возникает подсознательное ощущение уравновешенности как кристаллизации самосознания, ориентированного не на Сион, а на всеобщие горизонты искусства, воплощенные в пейзажах Израиля.
Между тем са-нурские пейзажи А. Лившица кажутся созданными до сотворения мира. Словно реальное времяисчисление в какой-то момент отступило. Что-то забылось, переосмыслилось, слилось с тобой и всем происходящим вокруг тебя. И вот ты уже сам переходишь в пространственно-временное измерение того, что открывается через длиннофокусную оптику художника. Приближенные полотнища упругих дорог, зажатые в горный корсет камня тропы и расселины. Пригоршни моря, выплеснутые «на серебряной чаше протянутых глаз» (В. Хлебников), когда по глади воды словно входишь в текстуру холста, приближаясь к синим горам Шомрона, едва успевшим застыть от мазка, наложенного мастихином. И прислоняешься к голубым массивам гор, вздыбленным и пологим холмам, расположившимся ниже или выше, закрытым или открытым. И обжигаешься от пастозных ожогов песков Иудейской пустыни. И вбираешь едва проглядывающие сквозь паутину дерева дождливые полутона Цфата, будто он вовсе и не Цфат, а постимпрессионистский Париж, подсмотренный из окна отеля. И вновь упираешься взглядом в серые камни Самарии, как головой в стену вечности… От этого «сопричастия » невольно ощущаешь какое-то внутреннее волнение и чувство уравновешенности одновременно. Так художник активизирует мир наших воспоминаний и чувственного ассоциативного мира, но активизирует уровнем целостности и гармоничности запечатленного образа.
Са-нурский период – одна из самых замечательных страниц в творчестве художника, когда сложилось отношение А. Лившица к пейзажу и осмыслению собственной манеры его преподнесения.
Сам художник считает, что Са-Нур и заразил его пейзажем как жанром живописи: «Когда я оказался в группе художников – основателей деревни Са-Нур (1987 год), стал работать “в запой”. Вообще Са-Нур – это нечто! Не знаю более живо- писного места в Самарии. Красивая турецкая крепость, с мощными деревьями, зелеными газонами и необыкновенными видами. Там нельзя было не стать художником! До того времени, как Са-Нур не отошел арабам, всё свободное время проводил там – среди мастеров с большими школами, профессиональных и интересных, у которых есть чему поучиться. Из основателей это, конечно же, И. Капелян, Х. Капчиц, А. Априль, М. Вчерушанский, скульпторы Б. Сакциер, Лев Сегаль. Из алии 1990-х – художники Д. Барановский, Э. Гроссман, скульпторы Юлия Сегаль, М. Сальман, Л. Зильбер. В той насыщенной творческой атмосфере хорошо работалось – благословенное для людей искусства было место».
В живописи А. Лившица можно выделить два основных творческих этапа – оба израильские: санурский и современный. При этом никто не знает, каким был советский. О нем художник никогда не говорит. Картин не осталось, а на нет – суда нет. Время такое было. А может, и впрямь в мир зрителя нужно приходить уже сложившимся художником? Вот и пришел – с длиннофокусной оптикой, художественный объектив которой позволил приблизить далекое, усилить грани безгранного, сохранив возможность стилистического обогащения традиционными направлениями.
Вопреки академическим «измам»
Как можно определить живопись А. Лившица? К какому направлению отнести? Сама постановка этого вопроса лишь подчеркивает вопиющее несовершенство существующей стилистической шкалы и нашего художественного ощущения. Традиционные искусствоведы пытаются разложить всё по полочкам, чтобы нам, а может быть, им самим стало понятнее то или иное явление. Но вот что парадоксально: чем подробнее классифицируется творческая манера, тем активнее вторжение в мир художественного образа. И само явление искусства вдруг так запутывается, что уходит его аромат. Еще В. Брюсов писал о художественном переводе: «фиалка, разложенная в тигле» не восстанавливается, но она живет на полотне настоящего художника. Живет – вопреки «мартеновским печам искусствоведения», обретая бессмертие… Быть может, именно поэтому и не находится четкого академического «изма» для творчества А. Лившица, чьи полотна, по словам авторитетного ценителя искусства Г. Островского, «отмечены тонким вкусом и живописной культурой ». В конечном итоге так оно и есть: психологически уравновешенный вкус и культура, пропитанная синтезом смежных видов современного искусства, – это то, что определяет собственные направления поисков, делая художника оригинальным независимо от традиционных предпочтений и установленных табу.
Аркадий Лившиц родился в Киеве, в Иерусалиме – с 1974 года. Он участник десятков выставок в Израиле и Европе. Его картины – в коллекциях Франции, Германии, Швейцарии, Финляндии, Польши, США, Канады, России. Был одним из основателей деревни художников в Са-Нуре, составитель каталога выставки художников Са-Нура (Иерусалим, 2007), член правления Объединения профессиональных художников Израиля, Совета по культуре российских землячеств в Израиле.
В мастерской Аркадия Лившица с удивительным видом на Эйн-Карем стоит телескоп. Я посмотрела – и дальние дали зрительно оказались у меня на ладони… Можно не стать астрономом, но запечатлеть рассыпанные вокруг тебя звезды, выплывшие из холодного безразличного вселенского мрака как мечты, к свету которых тянется человеческая душа, всё еще остающаяся душой…
Виртуальную галерею Аркадия Лившица можно увидеть здесь:
