Что важнее в бою: выжить самому или не обидеть врага?
А вот интересная, все-таки, штука — память.
Говорят, с возрастом все лучше помнятся молодые годы и все труднее вспомнить, что было неделю назад.
Если говорить об абсорбции — у меня это работает. Лучше всего я помню первые три года. Потом как-то… Урывками. Да, вот была учеба. А вот тогда — стройка. А вот в этом году — свадьба.
Но в первые годы мы информацию впитываем как губка вместе с ивритом, и она остается очень надолго.
Помню, я была меньше года в стране, и уже понятно было, что в армию меня не возьмут, а хотелось хоть узнать — а как оно там, в израильской армии.
И тогда я пошла на организованную встречу 17-летних мальчиков и девочек, новых репатриантов (я была на 6 лет старше, просто интересно было) — с каким-то военным чином. Ну, чтобы задавали вопросы, и вообще — получили представление. Дядька был в чине майора, седой, расслабленный, свободный.
Он говорил по-русски не очень хорошо, искал слова, картавил. При нем был переводчик, помогал.
И вот, помню, он сказал:
— Я сейчас вам задам вопрос, а вы отвечайте откровенно, как вы это видите. Представьте, что вас взяли в плен. Что вам нужно делать, а чего — категорически нельзя. А?
Ну, будущие солдаты несколько растерялись. Кто-то сказал — нужно попробовать сбежать. Один мальчик с неплохим ивритом гордо сказал:
— Ламут бэад арцейну (умереть за свою страну).
При этих словах майор поморщился.
Потом кто-то сказал:
— Точно нельзя выдавать врагу военные и государственные тайны.
Все ответили — ну-у, это и так понятно.
Майор поморщился еще больше и сказал:
— Везде одно и то же, на этих встречах. Слушайте меня хорошо. Все обстоит точно наоборот.
— Ка-а-ак? А-А-А? Вы о чем?! — хором отозвался класс.
— Если вы попадете в плен — вам не только разрешено, вам НУЖНО рассказать все государственные и военные тайны. Причем не соврать, а сказать правду.
Все возмущенно зашумели.
Ну действительно, заранее вменяется в обязанность быть предателями страны. Своих друзей солдат — сдать врагу. Это как вообще? А? Это что вообще?
— Но почему?! — наконец спросил мальчик, желавший ламут бэад арцейну.
— О! — ответил военный. — А вот это очень хороший вопрос. Я вам объясню. Потому что, пока вы говорите — вас не убьют. И пока проверяют вашу информацию — вас не убьют. А значит — у меня будет время вытащить вас оттуда. Живыми.
Помню, все сидели в немом изумлении…
— Но позвольте! — сказал интеллигентный мальчик, желавший ламут бэад арцейну. — Допустим, я знаю местонахождение целой артиллерийской батареи. И если я скажу — где она, ее просто разбомбят! И погибнет много солдат!
— Мальчик! — ласково ответил военный. — Я уберу оттуда батарею. Как только они проверят, что батарея там — я уберу ее оттуда. Это МОИ проблемы — вовремя ее оттуда убрать. А твоя главная и единственная задача — живым остаться. Понимаешь? Живым. Чтобы я тебя живого домой забрал. Ты — наше самое большое сокровище.
Все сидели абсолютно ошарашенные. Это было совершенно невероятно — такой подход.
Потом привыкли как-то, это все знают, это правило номер один солдата в плену, но вот это первое впечатление — я его помню…
Потом я помню 2014 год, войну в Газе. У меня хорошая знакомая живет в Иерусалиме, недалеко от больницы Адасса. Она звонила мне и говорила:
— Опять прилетели вертолеты, сели на крышу. Опять солдат с поля боя привезли. А утром скажут — пятеро погибших. Нет моих сил…
И вся страна со страхом каждое утро слушала новости. Убили. Погибшим — 20 лет, 22 года, 27 лет… И эти лица, молодые, прекрасные….
И у всех сжимались кулаки и текли слезы.
У меня там была не чужая девочка, солдатка-парамедик. Меня трясло. А она мне не дочь…
А потом война кончилась. Мы похоронили павших и стали жить дальше, зализывая раны.
А потом на сцену вышел главнокомандующий и сказал:
— Да, я подверг опасности жизнь солдат. Не из военных, а из гуманитарных соображений. Для блага жителей Газы.
Сначала я думала — его просто порвут на части. Нет, ну там же могли быть родители погибших солдат, в этом зале.
Потом — что он сядет в тюрьму.
Потом — что его хотя бы выпрут из армии с волчьим билетом.
Ничего этого не случилось.
А потом он решил править Израилем. И левые сказали — ну а чо. Пусть. Лишь бы не Биби.
Люди, вы, у которых дети пойдут воевать. А они пойдут.
Подумайте о том, что страной, НЕ ДАЙ БОГ! — будет править тот, кто просто пошлет их на смерть.
Без необходимости. И без сожаления. Наоборот — с гордостью. Ради спасения врага.
Думайте, люди. Думайте, пожалуйста. Этого просто нельзя допустить. Потому что солдаты, эти молодые мальчики и девочки — это наше главное сокровище. А цель — чтобы они были живы…
