Евгений Богорад из Санкт-Петербурга, любит поэзию Бродского и Мандельштама. Его стихи выстраданы жизненными обстоятельствами
Представить нашим читателям поэта Евгения Богорада взялся наш постоянный автор поэт и публицист Марк Эпельзафт:
"С Евгением я знаком ровно 30 лет. Впервые увидел его в общежитие иерусалимского университета "Резник", что на Ар а-Цофим.
Человек протянул мне руку и представился: "Меня зовут Женя Богорад".
"А меня — Волька Костыльков", — мгновенно нашёлся я. Но Богорад немедленно показал мне удостоверение личности.
Вечером вся компания молодых студентов отправилась в Старый город.
У Яффских ворот задержались.
"Смотри, Евгений, как все плотно связано. Эта площадь зовется именем Омара ибн Хаттаба, фактически брата Хоттабыча. Предлагаю открыть здесь тренажерный зал под названием "Сила Вольки".
С тех пор мы дружим. Евгений уже тогда писал стихи. Человек из Питера, он любит поэзию Бродского и Мандельштама. Он знает, что в Петербурге нам всем больше не сойтись.
Он ищет Бога. Его стихи выстраданы жизненными обстоятельствами.
Я периодически бываю в гостях у моего друга, на берегу у самого синего, райского моря, под Хайфой. Слушаю его новые стихи. Там, в этом райском уголке, хорошо пишется и слышится. В этом можно убедиться, прочтя новые стихотворения Евгения Богорада".
***
Переписать судьбу несложно,
Закончив жизнь с былой судьбой.
Вся жизнь твоя – цитата Божья,
Записанная за тобой.
Сонеты, песни или суры
В аудиенциях ночных,
У Бога все стихи с натуры,
И все они посвящены.
Богато тайной это слово,
И прибавляется оно.
Сдержи его. Оно такого
Прикосновения полно.
И принадлежностью природной
Я так хочу, сказавши «да»,
Писать не каждому сегодня,
А одному, и навсегда.
***
Кресты нательные посеяны,
И вырастают из эфира,
Найдя во времени спасение
От вечной потасовки мира.
Но вот уже распятье сброшено
Со спин, не верящих в дыхание.
Прощение уже предложено,
И в нём отказано заранее.
Людей, не ведающих жалости
Других, спасает вожделение.
Оно ль счастья воздержалось бы,
Но счастье слова в обретении.
***
Я уже закончил школу.
Умереть давно пора.
День бессмысленно-тяжёлый
Начинается с утра.
Если б я, за всё в ответе,
Место в рай себе забив,
Плакал так, как плачут дети,
Всё на свете позабыв.
Если б я Могучим Братом
Был уже вооружён,
С красотой Его сосватан,
Я бы жизнь прогнал, как сон.
Только Он сияет где-то.
Что Ему я подарю?
Гаснет жизнь, как сигарета.
Я её не докурю.
***
Законом всемогущих молний,
Где на распятье – буква «V»,
Я с обещанием помолвлен,
Представлен к смерти и любви.
И то и можно в этом званье,
Что услыхать у самых врат –
В рожденье, и в существованье,
И в смерти он не виноват.
Так редким даром убеждений
Живёт неотомщённый мир.
Там по воде проходит гений –
Слезы и стона командир.
Но если верою неложной
На мне отсутствия печать,
То я уйду, покуда можно,
Пока возможно отвечать.
***
Заглядываю сквозь эфир
В глаза, не видевшие мир.
И первобытного туризма,
Где люди шествуют одни,
Все не потраченные жизни
Вершат придуманные дни.
Но жизнь покрепче, смерть полегче
У притворяющейся речи –
Исполнить счастье существу,
Не обращаясь к веществу
И страшной чести человечьей.
Воздвигнуть равенство в строке
На бесконечном языке.
И кто тайком её услышит,
Тем паче, если неживой –
Сказать вошедшему: «Ты выше.
Ты у меня над головой».
***
Ты стала старше Бога на минутку,
Ничем невосполнимую уже.
И переписана Земля, как будто,
В твоей, моей и избранной душе.
«Все придались бы вольному искусству».
Но разве мог быть замысел другим?
И мог ли Моцарт думать не по-русски,
Когда он снова Господом творим
У Пушкина?
Ведь Бог непредсказуем…
Хоть мы рисуем счастье под Луной.
Когда ничто б не совершалось всуе,
То мир бы был заранее иной.
Я говорю: «Нежданное сбылось бы,
Всё в мире получилось бы без вас»,
Чтоб через много лет исполнить просьбу,
А остальному выполнить приказ.
Пусть место, где меня назвали Женей,
Меняется под каждую из тем.
И жизнь мою возьми для подтвержденья.
А если нет – возьми её совсем.
***
Я не был осенён, и не был переделан,
Родившись от судьбы, подобранный тобой,
Как всякий человек, не ангел и не демон,
Но только боль свою верша над головой.
Потомок Рождества, в невинности зачатый.
Единственный для всех священник Аарон…
И муза, что в груди, и песня, и читатель –
Вот триединства миг, и обладанья трон.
Там лишний шаг – секрет, добавленного чувства.
И он записан тем, кто наизусть творит,
От сердца твоего передавая пульс твой.
Но слышит только тот, кто сам не говорит.
