Давид Самойлов и Светлана Аллилуева: бурный и мучительный роман с продолжением
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Михаил ДЕГТЯРЬ
Сегодня мало кто помнит о бурном романе между великим поэтом и дочерью Сталина.
Но воспоминаний об этом осталось достаточно — самое, быть может, яркое в книге мемуаров писателя Бориса Грибанова, того самого, который придумал и осуществил издание двухсот томов “Библиотеки Всемирной литературы”.
Дезик (так, как известно, называли Самойлова друзья) был большим ценителем, знатоком, любителем и почитателем всех женщин Советского Союза.
Однажды Грибанов привёл Самойлова в знаменитый «Дом на набережной» на день рождения кого-то из семьи Анастаса Микояна, бывшего в то время председателем Верховного Совета СССР, то есть, по сути, главой государства.
Совершенно случайно Дезика посадили за огромным столом рядом с рыжеватой женщиной с умным и чувственным лицом. Это и была Светлана Сталина, которая к тому времени уже взяла себе фамилию своей матери — Аллилуева.
Уникальность той встречи стала понятна всем — не обращая внимания ни на кого, даже на сидевшего во главе стола самого Анастаса Ивановича Микояна, уже через пятнадцать минут Дезик и Светлана начали целоваться взасос.
На следующий день Самойлов позвонил Грибанову на работу и сказал великую фразу:
«Боря, мы его вы@бали».
Грибанов попытался откреститься, говоря, что он здесь ни при чем, но Самойлов ответил ему буквально:
«Нет, нет, не спорь, я это сделал от имени нас обоих!»
Судя по рассказам Самойлова, Светлана очень любила это дело — однажды поэт рассказал Грибанову, что «у Светланы есть манера сбрасывать с себя всю одежду, едва она переступает порог спальни».
Роман был бурным, тяжелым и долгим.
Светлана очень хотела выйти замуж за Самойлова, но он отказывал ей в этом простом женском желании.
Однажды она ворвалась в ресторан ЦДЛ, где Самойлов выпивал вместе с Грибановым и поэтом Михаилом Светловым.
Светлана была не в духе в тот день и начала осыпать Самойлова всяческими обвинениями — что-то он не сделал из того, что обещал…
После этого она также стремительно выбежала из ресторана.
Светлов отреагировал гениально, мгновенно родив эпиграмму:
Трудно любить принцесс,
Ужасно мучительный процесс.
Через какое-то время роман Самойлова и Светланы пришёл к финалу — чувства угасли.
Светлана вышла замуж один раз, потом другой, потом оказалась в США…
И однажды Грибанов услышал, как по Би-Би-Си Светлана Аллилуева читала очередную главу из своей книги “Двадцать писем к другу”, в которой она рассказывала об эвакуации во время войны в один из российских городов и как из окна вагона Светлана увидела тогда разоренную войной Россию.
И Светлана процитировала строфу из одного самого, наверно, известного стихотворения Самойлова, буквально сказав:
— Как писал один замечательный поэт, “Война гуляет по России, а мы такие молодые”.
Не назвав его имени, Светлана все же так передала привет своему любовнику и несостоявшемуся мужу Великому поэту Давиду Самойлову.
Автор — советский и российский телерепортёр, режиссёр документального кино. Руководитель студии «Репортёр», кинопродюсер, писатель. Заслуженный работник культуры Российской Федерации (2005).
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
ОТ РЕДАКЦИИ
В "Новой газете", ныне захлопнутой российскими властями, в январе 2019 года были опубликованы письма Светланы Аллилуевой Давиду Самойлову, сохраненные и предоставленные журналистам вдовой поэта Галиной Медведевой. Сохранены авторские стиль и орфография.
* * *
3800692 Тбилиси ГССР
Проспект И. Чавчавадзе
д. 75 кв. 5
10.XII.85
Милый, милый Дезя!
Я написала тебе письмо немедленно же, после того, как увидела тебя (неузнаваемого) на экране в телевизионной программе прошлой зимой. Это были гл.[авным] обр[азом] фронтовые стихи — знакомые мне давно — и голос твой был такой же, как всегда. Увы — посланное в адрес телередакции, письмо не дошло до тебя. И я так огорчалась этим.
Сегодня Зяма Гердт сказал мне, что ты меня помнишь, и я осмелела, и опять пишу тебе, после стольких лет. Знаешь, Дезя, я помню каждое твое слово, шутки твои, интонации. Годы стирают из памяти очень многое, то, что неважно и ненужно, а в особенности — годы, прожитые в иных странах. Это так полезно всем — пожить долго в иных странах, узнать о другом, сопоставить, сравнить. А после — приехать домой и насладиться горьким дымом отечества. И во всем этом долгом отсутствии мне помнились твои живые слова, а также твои строки, строфы (хотя книг под рукой не было). Многое, многое стерлось и ушло за эти годы — но не ты, не твои стихи, не твой голос.
Я так сильно всегда желала тебе успеха, славы, признания — которых ты так достоин. И вот — ты все это имеешь (сохранился ли у тебя красный однотомник Пушкина, толстый такой?.). Я видела недавно кое-что из твоих новых стихов: сборники «Залив», стихи в Дне поэзии 1982 г. (чудесное «Была туманная весна» 1969 года). Хотелось бы иметь в руках всё…
Ах, Дезя, милый, что за жизнь мы живем. Мне было очень трудно там. Одно время — всерьез. Начала пить (в годы 1972–79). Потом — бросила, теперь все это позади. Выбралась оттуда — просто чудом, не иначе. И — счастлива в Грузии, хотя здесь азиатские нравы, и многое не по нутру мне. Но Грузия — страна поэтическая, прекрасная, а это очень важно, важнее многого. Читал ли ты мои «Двадцать писем к другу», [книгу], написанную в Жуковке (за другую книгу я не отвечаю, это работа «коллектива»).
Напиши мне, Дезя, — я буду так счастлива!
Обнимаю тебя, дорогой мой.
Всегда твоя Светлана
* * *
Января 17-го 1986
Тбилиси
Милый Дезя! (Прежде всего не болей! Как твое здоровье сейчас?)
Ужасно обрадовалась твоей открыточке. Может быть, когда-нибудь, напишешь и побольше. Хотя — в твоих стихах очень многое читается и о тебе самом. Зяма Гердт говорил о тебе, а давным-давно также писатель Максимов, которого я однажды видела там. Приятного впечатления он на меня не произвел.
Одна из твоих поэм заканчивается так:
«…Послевоенная эпоха, Быть может, нам была трудней, Чем раскаленная опока Смертельных и победных дней… После обязанностей права Хотели мы [хочется даже: «взалкали мы»]. Но мысля здраво — Обязанности выше прав. Скажите, разве я не прав?..»
Я беру последние четыре строки всерьез — не думаю, что ты шутил. Именно так: «взалкали» права все, в том числе и я. Куда меня это завело и привело — сам знаешь. А ты — солдат — при своих обязанностях, сберег и свою честь. (Как видишь, я беру твои строки серьезно и буквально. Может быть, я неправа?)
Я очень рада была вернуться домой и глотать дым отечества, которого пока что все еще куда больше вокруг, чем свежего воздуха. Когда-то, давно, давно, — когда мы с тобою еще не встретились, — я была хорошей девочкой и чистой душой. Теперь мне жутко на себя посмотреть, я имею в виду — изнутри. Скоро 60 — каковы итоги?..
Моей Оле здесь очень трудно. Характер у нее сильный, упрямый. Она взрослее своих 14 лет, а мы ее в школу все запихиваем…
Она существо нестандартное, опыт жизни у нее уже большой, и ей с детьми скучно. По совести — надо бы ее отправить назад, куда она очень хочет… Не знаю, дадут или нет, но буду пытаться. Здесь она зачахнет, особенно в этой азиатской Грузии, где ей кланяются и балуют ее нещадно. Этого она совсем уже не может понять!.. Мне тоже трудновато привыкать к Азии после 2-х лет в очень либеральной, космополитической, эгалитарной Англии, а также после 15ти лет Америки, с ее глубоко демократическим, плюралистическим обществом. (Плюрализм — это то, что было и здесь до революции). Видишь — после 17ти лет там немного трудновато мне тут. Вот я и возвращаюсь к твоим строкам об «обязанностях», и вижу, что в юности моей я думала, именно так. А теперь что-то у меня все съехало с рельс, и никак я опять на эти самые рельсы не встану.
Мой сыночек Ося [Ося, Катя — старшие дети С. Аллилуевой – прим. ред.] вырос в большое говно (извини), с нами у него ничего общего; то же и моя Катя — хотя назвать ее этим словом я не могу. Мы им абсолютно не нужны. Оля никому не нужна, бедная девочка… Вот и попробуй иметь душевный покой, однако не перестаю пытаться.
Обнимаю тебя, дорогой соловушка. Как хорошо, что ты меня не забыл. Твоя Светлана.
P.S.
P.S. Читал ли ты мои «20 писем»? Так хотелось бы издать их здесь, у нас, где они и написаны, и где они принадлежат по праву (нрзб). Но не знаю, как это сделать.
* * *
21 февраля 1986
Тбилиси
Дорогой Дезя!
Я вернулась из поездки в Москву и нашла дома твою книгу стихов. Седьмую (Почему ты ее так и не назвал? Звучит очень хорошо, что-то роковое всегда есть в числе 7, заключительное, наиважнейшее).
Как это славно, что ты ее надписал мне. Нет мне лучшего подарка и быть не может (завтра стукнет шесть десятков). Спасибо и за твое теплое письмо.
Безумно хороши стихи; читаю и перечитываю их. Как хорошо, что ты уединился на свой Залив! Писать и думать в Москве невозможно. Я вот уже который раз, возвращаясь в Тбилиси, испытываю блаженство успокоения здесь. И чувствую себя — дома. Это — даже странно. А моя Оля — уже говорит, пишет, читает, поет и танцует — по-грузински! В этой капиталистической девочке вдруг заговорило нечто очень старое, «азиатское» — она преображается здесь. Но — все же уедет кончать школу в Англии, нам это как будто разрешили. Обещает вернуться сюда и будет приезжать на каникулы.
В Москву я езжу по делам, их много, они неинтересны. Старых друзей мало — и ужасно устаю от них. Устаю от разговоров. Так хочется часто хорошо помолчать. Здесь суетно — но всегда можно найти место для уединения. И такая красота здесь везде — лишь выехать из города.
Дезя, одна строка твоей книги меня поразила, так как это то, что чувствовала и я.
«Отвези меня в Грузию! Здесь я могу умереть, Здесь, с друзьями, окончится вдруг ощущенье чужбины!»
Ведь я приехала в Грузию именно «умереть». (Не завтра, не скоро — но именно — чтобы здесь умереть).
Мои московские друзья этого неспособны понять. А простые люди здесь понимают это очень хорошо, глубоко; молча кивают головой, когда скажешь.
Ну хорошо, у меня и у Ольги это — «в костях». А у тебя откуда?.. А вот откуда: ты понял, ты понял, мой дорогой, что Грузия — это не экзотика и не застолья…
Грузия это очень сдержанная сила духа, древняя сила изнутри, с которой этот народ остается самим собой, несмотря ни на что. На фресках VI–IX веков — те же лица, что и на улицах сегодня! Ты — понял эту силу, и она тебя тянет к себе. Как это хорошо.
Обнимаю тебя. (Еще напишу о других твоих стихах). Всегда твоя Светлана.
P.S.
Может быть, и не надо встречаться, Дезя. Давай лучше будем письма писать. Ведь мы уже встречались давно, давно, и это было так хорошо тогда!
