Уходить было некуда…
Александр ГУТИН
Курить Марек начал в восемь лет. Веселый американец в форме капрала позвал его на ломанном немецком:
— Иди сюда, сынок!
Марек сразу не понял, что зовут именно его. Никто никогда не звал его сынком. Маму он помнил смутно, расплывчатым туманным пятном, отца не помнил вовсе.
Американца звали Джо. Он протянул Мареку сигарету и что-то сказал на английском.
Марек сигарету взял, улыбнулся и, прихрамывая, побежал прочь под громкий смех американца.
Зачем он дал Мареку сигарету, непонятно. Неделю, как в Миттельбау все изменилось. Немцы отсюда бежали, бросив концентрационный лагерь.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Пришли американцы, открыли бараки, объявили о том, что теперь все свободны. Но узники не спешили уходить. Уходить было некуда.
Марек сидел за барачным складом и курил. Рядом с ним Йежи. Марек думал, что они братья. Хотя Йежи рыжий, а Марек белобрысый. Но все дело в номерах, вытатуированных у них на руках. У Марека 92481, а у Йежи 92483. Значит они появились тут, в Миттельбау, одновременно.
Может, конечно, Йежи и не брат. Но Марек решил, что лучше будет, если они будут братья. У каждого человека должен быть хоть кто-то близкий.
Конечно, Джо теперь тоже не чужой, раз назвал Марека сынком. Но он пока не определился по отношению к американцу. Да и номера на руке у него нет.
-Дай мне, — попросил Йежи, протягивая руку.
Марек дал недокуренную сигарету.
Йежи смешно вытянул губы, схватил кончик окурка, втянул в себя едкий дым и закашлялся, сплевывая кровью.
У Йежи туберкулез. Так сказал американский фельдшер.
Марек не знает, выживает ли Йежи, но может быть ему повезет…
Когда-то Марек, сравнивая номера на своей руке и руке брата, думал о том, что между последними цифрами 1 и 3 должен был быть кто-то еще. Тот, у кого в конце номера двойка. Кто-то между.
Кто? Неизвестно. Йежи считает, что у них был еще один брат, но он умер. Может быть. Марек ничего об этом не знает, а Йежи тем более. Ему всего-то семь.
* * *
Фонтан на площади Дизенгоф в Тель-Авиве пусть небольшое, но спасение. Жара в июле стоит практически африканская. Голуби лениво бродят вокруг фонтана, дающего хоть какую-то прохладу.
Вчера Марек впервые приземлился на самолете рейса из Нью-Йорка, но такое ощущение, что он уже тут был. В кадках растут пыльные пальмы, с утра тут немноголюдно. Наглый тель-авивский кот с ужасно бандитской мордой развалился прямо под лавкой, на которой сидит какой-то старик в белой панаме.
Очень хочется курить.
В Пенсильвании, где живет Марек, все совершенно не так. Но после того, как он ушел на пенсию, стало нестерпимо скучно.
По ночам Мареку снились пожары, он в очередной раз бесстрашно входил в горящее здание в защитном костюме и шлеме. Много лет он прослужил пожарным в Гаррисберге, и выйдя на пенсию, не знал, что делать.
И вот, второй раз за последний год он сбежал от жены Мэррил и от детей с внуками.
Первый раз была Мексика. Там Мареку не понравилось. Слишком много шумных людей, слишком много солнца, слишком жарко…
И дернул же его черт во второй раз повторить ту же ошибку. Да, Тель-Авив не Мексика, но что это меняет?
Слишком много шумных людей, слишком много солнца, слишком жарко. Надо было ехать в Швецию.
Во всем виноват голос крови. Казалось бы, что связывало Марека со своими корнями? Ничего. Ну, да, кровь не водица, но он никогда не ходил в синагогу, у него никогда не было еврейских родственников., которых бы он помнил.
Марек просто знал, что он еврей. Так ему сказали американцы, которые увозили его и Йежи тогда, в сорок пятом из Миттельбау. Йежи, к слову, они этого не сказали. Но что мешало ему быть Мареку братом?
Йежи умер на корабле. Его маленькое тщедушное тело завернули в брезент и аккуратно спустили за борт. Океан не худшее место для могилы.
Очень хочется курить.
Марек присаживается на лавку. Наглый кот даже не шелохнулся.
Марек достал пачку "Кэмел", щелчком выбил сигарету, вставил ее в рот, зашарил по карманам в поисках зажигалки. Этого еще не хватало! Видимо, он забыл ее в номере.
— Извините, сэр, -обратился он по-английски к старику в белой панаме. — Не найдется ли у вас спичек или чего-то в этом роде?
— Вы тоже? — улыбнулся старик.
-Что я тоже? — не понял Марек.
— Курите. Мне врачи давно запретили. Если моя Шула узнает, что я курю, она меня пришибет, — старик придвинулся ближе к Мареку. — Но, вы знаете, я все равно курю!
— Слава богу! Я уж думал, что вы мне начнете читать лекцию о вреде курения!
— Боже упаси! Мне самому ее ежедневно читают, зачем мне портить настроение вам и себе? — старик в белой панаме вытащил из кармана брюк коробок спичек.
Поджег, поднес горящую спичку к сигарете Марека.
Но Марек не подкуривал, уставившись на руку старика в белой панаме.
Номер! На его руке был номер, который оканчивался на двойку! Тот самый номер…
Марек схватил руку старика, тот попытался выдернуть, но Марек вцепился в нее мертвой хваткой. Горящая спичка упала на землю и потухла.
— Что вы делаете? — старику в белой панаме удалось выдернуть руку. — Вы с ума сошли?
— Номер, — хрипло прошептал Марек. — Ваш номер…
Марек закатал рукав, показывая свой номер старику.
-Видите? 92481, а у вас на одну цифру больше…
— Вижу, — спокойно ответил старик- Только у меня 92402. У вас больше на восемьдесят.
— Извините меня, я не знаю, что сказать, — ответил Марек. — Просто я долго думал о том, кто был между мной и моим братом Йежи…
Старик молчал. Дребезжа, проехал рейсовый автобус. Мимо промчался мальчик на самокате, всколыхнув спящее голубиное царство, птицы с шумом разлетелись, усевшись на проводах.
— Между вами были все мы, — сказал старик. — Это только кажется, что ваша цифра больше на восемьдесят, на самом деле она больше на миллионы.
Начинался жаркий день. Жаркий июльский тель-авивский день. Мареку очень хотелось курить.
