Изысканные прелести французского вина
Эдуард РЕЗНИК
В винах я не разбираюсь. За меня с ними разбирается мой организм.
Желудок определяет РН, мозг – градусы. Рту только и остаётся что глотать, а кого — ему не важно. Шабли, Пино, Рено, Пежо – и ему едино, и мне всё равно.
Но вот однажды…
Однажды жена привезла из Франции какой-то «Бордеаукс» и, обозвав его почему-то «Бордо», грохнула передо мной выкаченную за сей пузырь цену.
А в этом я как раз разбираюсь. Потому что деньги не надо перекатывать во рту, не надо, взбалтывая, обнюхивать. Их нужно считать! Чего жена категорически не делает.
Она из тех, что перекатывают – из дохода в расход, из плюса в минус, превращая их, как она утверждает, в эмоции.
Вот эти самые эмоции из меня шквалом и попёрли:
«Сколько-сколько?!.. За бочку или за пузырь?!.. Ах, лишь за пузырь?!!..»
Ну вы понимаете… Для таких эмоций нужна водка. А у нас только этот «Бордеаукс», который хочется разбить, но приходиться перекатывать. Потому что жена к тому моменту уже уложила троих детей и выставила бокалы.
Откупорив, я, разумеется, подал пробку «на обнюх» даме, как видел в кино.
Дама, прикрыв глаза, как в кино, покачнулась. Затем передала «на обнюх» мне.
— Ну? – спрашивает.
— Да! – отвечаю.
Она:
— Что «да»?
Я:
— Пахнет.
— Чем?
— Фиолетовым…
— А на вкус?
Я надкусил…
— Упругая… — говорю, — и крошится…
Она:
— Ясно с тобой всё. Наливай.
Ну я налил, выпил…
И она:
— Ты что?! – завелась. — А покатать?!
И давай показательно: нюхать, вращать, отпивать, перекатывать, жестами приглашая меня за ней проследовать.
Проследовав, я тоже начал чего-то там катать, клевать в бокал носом, цедить, полоскать, перхать…
Жена спрашивает:
— И как тебе?
— Полный "Бордеаукс"! — говорю.
И пытка продолжилась.
После каждого глотка она вкладывала мне в рот, привезённый из той же Франции, сыр — мизерными кусочками. За сыром — местную виноградину. За виноградиной — инжир.
И всё допытывалась:
— Ну?.. Ну?..
А я ей отвечал: «Ага!», «Угу!» и «Ого!» — строгим чередованием.
На что она, одобрительно кивая, заключала:
— То-то же!
А что «то-то же»? Где того «то-то же»?..
В итоге, допив и облизав у бутылки горлышко, я сказал:
— А почему в башке-то ни черта? В желудке РН чувствуется, а в голове – прозрачно, как в вымытом стакане.
— Так на то оно и "Бордо"! – слышу.
— За такие деньги, — говорю, — мы месяц могли шмурдяком упиваться, детей под собой не чуя!
И жена вдруг:
— О! Кстати! Дети!
— Вот уж вообще, — говорю, — не кстати.
И она мне:
— Иди, проверь!
Тут-то этот самый «Бордеаукс» перед нами, как ночной тать, и выскочил…
Только я начал вставать, чувствую, а вставать-то мне и не на что. То есть материально ноги вроде как присутствуют, а сенсорно – ушли куда-то, не то по делам, не то проветриться.
— Я ног, — говорю, — не чувствую!
Жена:
— Не смешно!
И, попытавшись подняться, тоже на культяпках зависла.
Я говорю:
— Ну?
Она говорит:
— Звиздец!
— А что нам в морге отвечать? – спрашиваю. – Они же наверняка там поинтересуются, чем ты нас так уделала?
И она отвечает:
— Не смешно! Делать-то что будем?
— Сидеть, — говорю, — ждать. Либо отпустит… Либо твой «Бордеаукс» на энцефалитном клеще настоянный.
— Но у нас же, — слышу, — дети!
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
— Предлагаешь их разбудить, чтобы они доволокли нас до приёмного?!
— За мной, давай, клоун!
И мы: вкривь-вкось, бочком, по столу, по стеночке, точно два слизняка, двинулись, перебирая ручками, через прихожую и коридор, прямиком в спаленку…
Часто я потом ещё вспоминал тот «Бордеаукс» паралитический. Особенно, когда детки носились, как скаженные.
«Вот бы, — думалось мне, — сейчас им того напитка по стопочке!»
Но очень уж лень было переться за ним в ту Францию.
