"Бродячий раввин" Мотл Гордон: "Такой поляризации, как сегодня, практически не было в еврейской истории"
Майя ГЕЛЬФАНД
Мотл Гордон называет себя "бродячим раввином". Члены еврейской общины, которую он возглавлял, еще несколько лет назад жили в Москве и гордились своей независимостью от властей и от политической повестки. Но в феврале 2022 года стало ясно, что повестка, а вместе с ней и повестки, так или иначе их затронут, поэтому многие уехали из России и поселились в разных странах: кто в Израиле, кто в Европе, кто в Америке. Теперь раввин передвигается между континентами, читая лекции, изучая Тору и справляя праздники с теми, кому важно сохранить еврейское самосознание даже в изгнании.
Раввин Мотл Гордон родился в Санкт-Петербурге в светской семье. Папа – литератор, а мама происходит из династии врачей.
В пять лет он попал в еврейскую воскресную школу, где учили иврит, историю, традицию. Родители не только были не против, но и поощряли. Пятилетний Мотл стал самым "просвещенным" членом семьи.
— К двенадцати годам я уже был полностью погружен в эти "еврейские дела", — рассказывает Мотл. – И тогда же я решил, что хочу выучить идиш. Я считал, что невозможно понять еврейскую культуру без языка, на котором говорили бабушки и дедушки. И я его выучил. А в шестнадцать лет уже начал преподавать в воскресной школе.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Учился Мотл по самоучителю, по песням, по разговорам с пожилыми людьми, которых встречал в общине.
"В этом возрасте очень легко учиться", — объясняет он. И эта любовь к идишу многое определила в его жизни. Перед ним открылся целый мир – семинары, фестивали, дискуссионные встречи.
— Оказалось, что этот еврейский мир намного больше и разнообразнее, чем можно было предположить. Еврейская жизнь очень насыщенная, она очень разная. Она религиозная, светская, либеральная, консервативная, какая угодно. И так началась моя общинная жизнь. А после меня пригласили на летнюю программу преподавания идиша в Тель-Авивском университете. И с тех пор вот уже почти пятнадцать лет я там преподаю.
— А кому сегодня нужен идиш? – спрашиваю я.
— Студентам, которые приезжают из разных стран в Израиль специально, чтобы учить идиш.
— Я несколько лет назад написала роман, где некоторые персонажи говорили на идиш. Тогда я специально искала человека, который смог бы перевести мне какие-то фразы на с русского на идиш. Жаль, что мы тогда не были с вами знакомы. Но таких, как я, единицы. А кто все эти остальные люди?
— Как вы думаете, есть ли в университете Токио подобная программа по древнему японскому?
— Понимаю, куда вы клоните. Предположу, что есть. Но идиш – это, все-таки, не древний иврит и не арамейский. Это искусственный язык европейских евреев, который на сегодняшний день практически перестал существовать.
— Идиш – это не искусственный язык, и он не перестал существовать. Идиш – живой язык, он возник около тысячи лет назад. Возник он совершенно естественным путем, как смешение иврита и окружающих языков. Идиш, в отличие от современного иврита, никто не создавал и не инженерил. Люди стали разговаривать на таком языке, который бы с одной стороны отражал действительность, с другой удовлетворял потребностям его носителей. В итоге получился уникальный язык, на котором написана литература мирового класса, частично переведенная. Есть даже Нобелевский лауреат, Ицхак Башевис-Зингер. Язык мог бы умереть вместе с шестью миллионами его носителей. Но произошла странная вещь: ультраортодоксальные раввины решили, что в их общинах люди будут говорить на идиш. И это происходит до сих пор. Поэтому сейчас в мире есть чуть ли не миллион носителей идиша, и это количество растет.
— Поразительно.
— Да, по логике этого не должно было произойти, но это произошло. Совершенно удивительное явление. Поэтому интерес к идишу не только не спадает, а даже увеличивается.
— И это при том, что на заре создания государства Израиль сионисты очень активно боролись с идишем.
— И, тем не менее, сегодня Тель-Авивский университет входит в пятерку ведущих университетов по изучению языка идиш.
Так Мотл начал приезжать в Израиль, чтобы преподавать идиш во время летнего семестра. При этом центр его жизни оставался в России. В таком режиме он существовал двенадцать лет.
Особенно непросто было найти баланс между погружением в еврейскую традицию и светским образом жизни. Но, будучи в Израиле, он начал понимать, что эти две вещи можно вполне успешно совмещать. Так, постепенно, начался процесс "возврата к ответу".
— В Израиле оказалось, что религиозность и современная жизнь не противоречат друг другу. Особенно это заметно в Иерусалиме. Можно работать на обычной "светской" работе, платить налоги и при этом три раза в день успевать ходить в синагогу.
— Но это так же, как есть люди, которые успевают еще после работы в спортзал сбегать.
— Да, а есть такие, которые успевают и туда, и туда. То есть религиозность – это органичная часть образа жизни. И, будучи религиозным, можно вести человеческую жизнь.
— А что такое "человеческая жизнь"?
— Это значит работать на нормальной работе, платить налоги, служить в армии, давать детям образование, отправлять их в университеты. Тора – это, прежде всего, действие. И это важно подчеркнуть. Если ты действуешь по Торе, даже не зная об этом, то это вызывает уважение. А если ты изучил ее со всех сторон, но не смог претворить в жизнь, если для тебя Тора ограничивается тем, что ты носишь меховую шапку в сорокоградусную жару, — тогда совершенно неважно, сколько страниц ты прослюнявил.
— Вот насчет шапок – это вы задели очень болезненную тему. Сегодня, когда Израиль ведет такую страшную и тяжелую войну, существует определенная часть населения, которая считает, что ее это не касается. И имеет наглость это подчеркивать не только поведением, но и принятием соответствующих законов. Это не может не вызывать возмущение.
— Конечно. Но важно понимать, что это одна группа внутри иудаизма. Она очень дисциплинированная и имеет огромное политическое влияние. Но это вопрос не религии, а политики. Религия ничего подобного не говорит. И важно понимать: эта группа вообще не представляет весь иудаизм. Это политическая игра, в которой иудаизм используют, как инструмент.
— Что с этим делать?
— Это не вопрос к раввину, потому что это не вопрос религии. Это вопрос политики. Пока в обществе будет существовать мнение, что "религиозные не служат" и "религиозные не платят налоги", мы не сдвинемся с места. Нужно понимать, что религиозные люди – разные и живут они очень по-разному. Если мы научимся разговаривать, то станет ясно, что эти ребята находятся в меньшинстве. Они используют противоречия, чтобы рассорить разные части общества.
Обратившись к религии, Мотл много работал в еврейских общинах России, Украины, Беларуси. Читал лекции по еврейской культуре по всему бывшему Советскому Союзу. И с удивлением обнаружил, что существует довольно большое количество людей, которым эта тема интересна. Проблема в том, что мало тех, кто умеет об этом интересно рассказать.
— Главное – не пытаться навязывать, заставлять людей учить Тору и становиться "настоящими евреями". Это противоречит иудаизму. Главное – объяснить так, чтобы у людей загорелись глаза. И я тогда сумел найти такую правильную интонацию, и меня стали приглашать в разные города с лекциями, и я очень много ездил. Но в какой-то момент я почувствовал, что устал от этой кочевой жизни, и к тому же у нас родился старший ребенок, и я хотел больше времени проводить с ним. И в этот момент меня пригласили возглавить независимую московскую общину.
В Мишне написано, что человеку нужно "приобрести себе друга" и "сделать себе учителя". Имеется в виду, что дружба – это процесс взаимного обмена. Для того чтобы дружить, нужно научиться отдавать свое время, ресурсы, силы. Еврейская община – это сообщество людей, которые друг друга "приобрели". А что касается учителя, то смысл в том, что человек сам себе назначает учителя – того, у кого он может чему-то научиться. Соответственно, раввин – этот тот, кого его ученики назначили своим учителем.
— Что значит "независимая" община?
— Это значит, что она полностью себя финансирует, и люди сами определяют, какую программу они хотят изучать. Из своего бюджета, основанном на членских взносах, они платят зарплату раввину и устраивают мероприятия. Таким образом получается, что эта община максимально независимая, насколько вообще что-то может быть независимым в России. И так продолжалось до 2022 года. А потом мы проснулись с женой утром, посмотрели новости и поняли, что нам в России больше делать нечего. И в тот же день улетели в Израиль.
— Нам, людям, рожденным в СССР, объясняли, что ТАНАХ или Библия – это сборник сказок по примеру мифов Древней Греции. Поэтому и относиться к ним нужно соответственно. Мы с вами уже обсудили, кто учит идиш в современном мире. А теперь объясните мне, пожалуйста, кому нужна Тора?
— В первую очередь, те люди, которые нам это рассказывали, они нас сознательно обманули. Это была часть идеологической политики Советского Союза. И самый быстрый способ отдалить людей от еврейской традиции – это сказать, что Тора – это ненаучно, это пережиток прошлого и остаток старого мира. Это обычное промывание мозгов. От нас скрыли потрясающий текст, который на 80% состоит не из легенд. Это – способ структурирования и познания мира. Нас унижали, истребляли, пытались уничтожить на протяжении тысяч лет. А мы каким-то образом прорастали через асфальт. И это прорастание стало возможно, потому что в Торе заложена очень мощная программа выживания. Между прочим, "позитивная психология", развившаяся в конце двадцатого века и "тренинги личного роста", ставшие популярными в двадцать первом веке, черпают свои знания как раз из Торы. Только об этом мало кто говорит, потому что это не модно.
— Это восемьдесят процентов. А двадцать процентов?
— А двадцать процентов – это, действительно, разные истории. И тут я с вами согласен, что это литература. Нет никакого способа исторически доказать существование праотца Авраама. Но в Торе ничего не указано конкретно. То, что мы читаем в этой книге, это архетипы. Идеи, описанные в этой книге, важнее конкретных персонажей и событий. Скажем так, это поучительная литература. Это реально великая книга.
— Тогда у меня вопрос к вам, как к толкователю Торы. Мы люди светские, но еврейские праздники отмечаем. И вот во время пасхального седера, когда вся семья собралась за столом и начала читать Агаду, меня вдруг осенило: то, что там описано, абсолютно подходит под нашу сегодняшнюю реальность. Моисей пришел к фараону и сказал: "Отпусти мой народ!". Фараон заупрямился и ответил: "Ни за что!". Тогда на Египет посыпались казни: голод, тьма, град, кровь и все прочее. Сегодня происходит то же самое. Мы, государство Израиль, пытаемся вести переговоры с нынешним фараоном и требуем вернуть наших людей. Вместо этого получаем отказ. Может быть, эта война в Газе – это и есть "казни египетские" только в современном исполнении?
— Так и есть. Единственное, что мы не знаем, это то, какой будет десятая казнь, которая сломит волю фараона. Мы можем надеяться на хороший финал, но мы не знаем, чем эта история закончится. Но логика та же самая. Мы должны отдавать себе отчет в том, что это чудо, что нам удалось освободить столько людей.
— Во времена египетского пленения Бог был с еврейским народом и помог ему спастись. А сейчас?
— Тогда присутствие Творца было очевидно. А в наши дни, с точки зрения иудаизма, присутствие Творца скрыто. Одна из главных идей в Торе заключается в том, чтобы устанавливать партнерство между человеком и Творцом. То, что в русском языке называется "На Бога надейся, а сам не плошай". То есть мы должны определить, какие действия должны произвести мы сами, а в каких обстоятельствах остается надеяться на Божий промысел.
— Есть еще одно выражение "делай, что должно, и будь, что будет".
— Да-да, это все о том же.
— А почему Творец от нас отдалился?
— Существует версия, довольно неприятная для людей, что Творец отдалился от человека, чтобы дать ему возможность выбора. То есть это своего рода испытание. Нас погружают в неизвестную среду, в которой мы бултыхаемся. И все решения принимаются из веры, а не из знания. И таким образом получается, что Творец испытывает нас. И он как будто бы хочет, чтобы были среди нас и грешники, и преступники, и вероотступники. Поэтому это тоже норма, что мы разные.
— По этому поводу есть еще одна хорошая цитата: "По вере вашей воздастся".
— Я думаю, что в каждом человеке заложен потенциал верить. А то, что некоторые им не пользуются, это тоже факт. Эта "мышца" есть у всех, но пользоваться ею умеют немногие. И в этом тоже заключается красота Божьего замысла. Но никогда не бывало так, чтобы верили все. Это просто статистически невозможно.
— То есть, вы хотите сказать, что евреи всегда спорили и ругались между собой. И нечего удивляться тому, что происходит сегодня.
— Спасибо за вопрос. Да, евреи всегда сомневались и в вере, и в Боге, и друг в друге. Но такой поляризации, как сегодня, практически не было в еврейской истории. Это не нормально и это надо лечить.
— И в чем заключается лечение?
— В том, что светское и религиозное общество должны научиться друг с другом разговаривать. Причем говорить уважительно.
— Ну, кроме наших внутренних противоречий, всегда есть кто-то, кто мечтает нас уничтожить. Вы можете мне объяснить, почему еврейский народ вызывает столько эмоций?
— Мой ответ такой. Мы люди, как животные, управляемы двумя инстинктами: минимизировать боль и максимизировать удовольствие. Народы мира тоже руководствуются этими инстинктами. Евреям Тора предписывает жить "над" этими животными инстинктами. То есть делать вещи, которые с точки зрения выживания не необходимы и даже иногда контрпродуктивны. Например, у нас принято давать цдаку и содержать людей, которые не могут выжить без помощи. А в Спарте, например, их сбрасывали со скалы. С рациональной точки зрения правы спартанцы. А с точки зрения еврейской, так делать нельзя. Слабого члена общества нужно поддержать, и это правильно с точки зрения еврейской этики. Я думаю, что это очень сильного раздражает окружающих. Мы выглядим для них чужими, странными, непонятными и пугающими. Они воспринимают нас, как угрозу, и пытаются ее устранить.
— То есть как я понимаю, эта борьба будет вечная.
— Более того, эта борьба делает нас лучше.
— Каким образом Холокост и Седьмое октября делают нас лучше?
— Надо понимать, что антисемитизм ставит перед нами вызов и заставляет отвечать на вопрос: Кто мы? Какие мы? Как мы должны себя вести? И наличие этого вызова делает нас лучше. Увы, так устроен мир. Но хочется надеяться, что три тысячи лет выживания в галуте нас чему-то научили.
