Израиль, похоже, даже не заметил, что пропустил 120-летие со дня рождения Голды Меир – то ли потому, что было слишком много других, куда более важных событий, то ли со временем образ этой великой женщины все больше тускнеет в национальной памяти. Где действительно вспомнили о Голде, так это в ее родном Киеве, да и то тоже скорее так, мельком…
Петр ЛЮКИМСОН
На доме по улице Бассейной, 5, в котором в мае 1898 года родилась Голда Мабович, еще двадцать лет назад была установлена мемориальная табличка. Но если вы спросите спешащих мимо прохожих, знают ли они, что это за женщина, чей анфас выбит на сером граните, они только недоуменно пожмут плечами и побегут дальше. Впрочем, экскурсоводы, политики и киевские евреи хорошо помнят, кто такая Голда Меир.
Некоторые украинские политики характеризуют ее не иначе как коренной киевлянкой и говорят, что немалому научились у нее и продолжают учиться тому, как строить государство и относиться к друзьям и врагам. Слова Голды Меир "Мир между нами и арабами настанет, когда они научатся любить своих детей больше, чем ненавидят нас" и "Мир не меняют на территории, мир получают в обмен на мир" считают в Украине крылатыми и иногда к месту, а иногда не к месту цитируют их, когда речь заходит об отношениях с Россией.
Но вот попытки представить годы жизни Голды в Киеве как период ее счастливого детства – это уже явный перебор. Киев остался в памяти будущего премьер-министра Израиля городом страха, голода и лишений. Да и не могло быть иначе, если учесть, что Голда родилась в крохотной квартирке в семье работающего по найму плотника Мойше-Ицхока Мабовича. Правда, позднее она со свойственным ей юмором говорила, что с ее такой замечательной родословной не стыдно появиться в Ватикане, – намекая на то, что ее отец имел ту же профессию, что и Иосиф из Нового Завета.
Еврейских погромов в Киеве Голда не помнила, но зато в ее памяти хорошо запечатлелся заставлявший цепенеть страх перед погромами. До конца жизни она вспоминала, как отец закладывал дверь шкафом и стульями в надежде, что это остановит погромщиков.
"Бедный папа! – думала она тогда. – Больше он никак нас защитить не может!"
В надежде спастись от страха и нищеты Мойше Мабович и направился в 1903 году в Америку, предварительно перевезя семью к родителями в Пинск, а через три года забрал ее в "голдэнэ мединэ", как тогда евреи называли США. Так что в Киеве будущий премьер-министр Израиля прожила, по сути, до пяти, а не до восьми лет, как думают некоторые киевляне. Все время, пока Мойше пытался встать на ноги в далекой Америке, обитатели дома в Пинске — мать Голды, ее бабушка, две ее сестры и сама Голда (пятеро остальных детей, родившихся у Мойше и Блюмы Мабович, умерли еще в младенчестве) — бесконечно и шумно скандалили. Так что никаких сантиментов ни к Киеву, ни к Пинску Голда не испытывала, и никто ни разу не слышал от нее слов о тоске по детству.
Читайте в тему:
Иное дело – Америка. Там Голда впервые пошла в школу и начала хоть чему-то учиться. Первый год она сидела за партой с такой же, как она, маленькой эмигранткой по имени Эмма, и обе они ни слова не понимали по-английски, поэтому все уроки обсуждали соучеников и учительницу. На их счастье больше никто в классе не понимал идиш, иначе бы началось такое… Но уже к десяти годам Голда была признанным лидером класса. Она организовала среди учеников школы сбор средств в пользу малоимущих семей и передала собранную довольно крупную сумму в благотворительное общество. Об этом написали в газетах, и Голда, как говорится, проснулась знаменитой.
Историки считают, что наибольшее влияние на формирование личности Голды Меир оказала ее старшая сестра Шейна (1889-1972). Совсем девочкой Шейна увлеклась сионизмом, и в крохотной квартире Мабовичей уже в 1903 году проходили собрания сионистски настроенных еврейских подростков. Видимо, именно Шейна привела Голду на собрания сионистов, где выступали гости из Эрец-Исраэль, а решение об отъезде в Палестину в 1921 году сестры приняли вместе. Мужьям оставалось лишь за ними последовать – у обеих был очень властный характер.
Дальнейшее, в общем-то, известно, и нет смысла пересказывать биографию Голды Меир.
Безусловно, ее личность зачастую идеализируется. Ошибок Голда Меир допускала не меньше других политиков, безжалостно расправлялась со всеми, кто смел усомниться в ее правоте, включая журналистов, едва ли не открыто демонстрировала презрение к сефардским евреям. Даже с соратниками у нее зачастую были отвратительные отношения. Не случайно Моше Шарет иначе, как клопом и ведьмой, ее не называл.
Читайте в тему:
Но если на одну чашу весов положить ее ошибки, а на другую – заслуги перед народом, то последние, безусловно, перевесят. И, конечно, в народной памяти она осталась множеством едких и точных фраз, часть из которых мы решили здесь привести.
"Пессимизм – это роскошь, которую евреи не могут себе позволить".
"Когда я приехала в Эрец-Исраэль, не было такого понятия – "палестинский народ". Когда это "палестинский народ" жил в своем суверенном государстве Палестина?!"
"Мы можем простить арабам то, что они убивают наших детей. Но мы никогда не простим им того, что они вынуждают нас убивать их детей".
"Если бы у моей бабушки были колеса, она была бы телегой!" (в ответ на вопрос о том, может ли Ясер Арафат когда-нибудь признать право Израиля на существование).
"Как я могу вернуть контролируемые территории? Мне некому их возвращать!"
"После того, как весь мир узнал, что с нами сделали, у нас есть право делать то, что мы считаем нужным, и никто не смеет нас критиковать".
"С моей точки зрения каждого ассимилированного еврея можно прибавить к списку шести миллионов (жертв Катастрофы – Ред.)".
"Уважаемый господин! А вы когда-нибудь слышали о погромах в Киеве?!" (в ответ на просьбу папы римского "понять страдания палестинского народа").
"Быть некрасивой – вот настоящее благословение! Отсутствие внешней красоты заставило меня раскрыть свои внутренние резервы. У красивой девушки всегда есть проблема с тем, чтобы преодолеть свою красоту".
"Не надо так скромничать – ты для этого не настолько красив!" (одному иностранному дипломату).
"Тот, кто теряет стыд, теряет все!".
"Нельзя зачеркивать свое прошлое только потому, что оно не подходит к твоему видению настоящего".
