Эфраим Меламед и тигр, которому не докладывают мяса

Юбилей — событие ответственное и в какой-то мере стрессовое, оно выдергивает человека из повседневности, вынуждает приостановить шаг, оглянуться. В этот день люди, даже не склонные ворошить прошлое и копаться в собственной душе, вглядываются в себя особо пристально. Известный на "русской" улице и не только на ней Эфраим Меламед недавно отметил 85-летие. Мы поздравляем его со знаменательной датой и желаем здоровья и долгой жизни

Инна СТЕССЕЛЬ

Фото автора

В солидность числа "85" верится с трудом: по части работоспособности, энергии, накалу страстей, да и внешне Эфраим не очень изменился за 30 израильских лет. "Меламед верен себе", — говорят окружающие. Кто-то доброжелательно, иные с неприязнью. Так уж сложилась репатриантская судьба Меламеда, что отношение к нему со стороны нашей общины весьма противоречивое — от горячей приверженности до пренебрежительного "баламут", "бузотер". А то и вовсе "криминальная личность"…

— Этот Меламед тот еще тип, — вещала группке репатриантов некая дама. — Он в Союзе срок отбывал! За убийство! Я точно знаю!

На чужой роток не накинешь платок. Тем более что жизненный путь Эфраима был достаточно извилист и порой так затейливо закручивался, что давал пищу для измышлений. Да и сам Меламед с необъяснимым упорством подставлялся под удары судьбы, словно искал приключения на свою голову.

Не знаю, удобно ли в юбилейный день задавать человеку нелицеприятные вопросы, но я все-таки спросила:

— Эфраим, для вас не секрет, что у многих наших соотечественников на лице появляется гримаса раздражения при одном упоминании вашего имени. Как думаете, почему?

— Потому что я раздражитель, — спокойно объяснил он. — Называю вещи своими именами. Говорю вору, что вор, бездельнику — что бездельник. К тому же я пытаюсь в меру сил что-то менять в нашем болоте, а это совсем уж ни в какие ворота!

— В прошлой жизни, при советском режиме вы тоже обличали тех, кого считали недостойными?

— А как же! И там был белой вороной. И здесь. Честно говоря, я не был готов к тому, что в Израиле окажусь той же птицей. Видно, правда везде напрягает.

— А вы уверены, что ваша правда и есть истина в последней инстанции?

— Не уверен, — легко признается Меламед. — Я говорю только о своем видении событий, людей и проблем. Если мне докажут, что я неправ, пересмотрю свою точку зрения. Но доказательства должны быть убедительными. С оппонентами дискуссий не получается: у нас цели разные. Их задача сохранять все, как есть, не давать Израилю даже шанса на перемены, я же приехал в страну, чтобы менять ее, делать более пригодной для нормальной, цивилизованной жизни. Как тут договоришься?

— Кто- то пошутил, что Меламед, вроде райкинского попугая, орущего дурным голосом: "В зоопарке тигру не докладывают мяса!" Вас это не обижает?

Меламед рассмеялся:

— Нет. А что делать, если тигру действительно не докладывают мясо? Молча смотреть? Молчальников много, должен же кто-то прокричать правду! Вот я и кричу и пишу об этом уже 30 лет. Более 400 моих публикаций были помещены в "Новостях недели". Реакция части читателей всегда одна и та же — брань! Она часто заменяет адекватные доводы.

— Эфраим, может быть, тон такому общению задаете вы — резкостью и безаппеляционностью критики? Не считаете, что вас иногда подводит несдержанность характера?

— Ну, не знаю… Мой характер формировался под влиянием деда Эли. Дед заменил мне отца, погибшего в начале войны. Он мой главный воспитатель.

— Ваш дед был педагогом?

— Он был столяром-мебельщиком, глубоко религиозным евреем, что, к слову сказать, не мешало ему своим трудом обеспечивать семью.

— Чему именно вас учил дед?

— Забивать гвозди, не плакать, когда молоток ударяет по пальцам. А также прямоте, бескорыстию, уважению к людям, умению не отступать ни перед чем, если знаешь, что прав. Мы жили в Проскурове — это небольшой городок на Украине, в глинобитном доме, расположенном в глубине многонаселенного двора. Хорошо помню свое окружение. Соседи, в основном евреи, были честными тружениками, простыми, добрыми, щедрыми людьми, всегда готовыми придти на помощь. Я хотел быть похожим на них. Долгое время жил в иллюзии, что евреи все такие.

— Как вы считаете, наука деда помогала или осложняла вам жизнь? Вы же сами говорите: прямолинейность порой дорого стоит.

— Наука деда только помогала. Я с детства на нее опираюсь. Помню, в школе, в восьмом классе был такой случай: на уроке математики учитель вызвал к доске моего друга Семена. Задача оказалась сложной, и Семен подал сигнал "SOS". Я быстро изготовил шпаргалку, она попала по адресу. Однако учитель посчитал решение неверным и поставил моему другу двойку. Но я-то знал, что решил все правильно! Вышел к доске и стал доказывать учителю его ошибку. Он возмутился наглостью ученика, в негодовании даже швырнул в меня стул… За "неподобающее поведение" меня исключили из школы на две недели. Но я был отличником, и наказание вскоре отменили. Когда я вернулся в школу, учитель к его чести признал, что был неправ, чего-то не досмотрел в моем решении. Тогда я впервые ощутил вкус рискованной, но победы! Эпизод с учителем стал определяющим в моей самооценке: я понял, что способен защищать свою правду! И когда моим противником был не школьный учитель, а могущественное КГБ, придерживался того же принципа.

— Как вы пересеклись с КГБ?

— Я работал главным энергетиком на крупном предприятии в Черновцах, жил своей жизнью и до поры до времени в круг внимания органов не попадал. Присматриваться ко мне стали с 1972 года, когда на Черновицком вокзале я устроил проводы семьи Саши Иванира в Израиль. Саша был очень близким мне человеком. В их дом, где жил его тесть, еврейский писатель Суркис, приходили ученые, артисты, писатели. Но когда стало известно об отъезде семьи, все забыли к ним дорогу. Это вызывало у меня возмущение. Я помогал семье упаковывать и отправлять во Львове багаж, у меня дома с Сашей прощались друзья. В день отъезда я организовал изготовление двух больших тортов, приготовил на вокзале тележки со стаканами и шампанским. Когда к вагону стали осторожненько подходить провожающие, мы выкатили тележки и позвали всех проводить Иваниров, как следует. Кстати, Саша уезжал с маленьким сыном Мариком. Теперь он знаменитый израильский артист Марк Иванир, принятый в Голливуде, снимавшийся в фильмах Спилберга. На следующий день после проводов меня вызвали в КГБ для дачи объяснений. Разговор был не особо приятным, однако я вновь почувствовал вкус рискованной, но все- таки победы!

Интерес ко мне КГБ усилился, когда я стал оказывать помощь черновицким евреям, ожидавшим разрешения на выезд. Этих людей увольняли с работы, лишали средств к существованию на неопределенное время. Используя служебные и дружеские связи, я трудоустраивал отказников. В ту пору я познакомился с Идой Нудель, сосланной в молдавский город Бендеры, а когда она уехала, связался с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Однажды поехал к нему домой, чтоб передать информацию и документы о евреях, отбывавших заключение за желание уехать в Израиль. Как оказалось, за мной следил приставленный ко мне сотрудник, так называемый "пастух". В "конторе" мне продемонстрировали фотографии моего визита и потребовали "доложить", о чем мы говорили с Сахаровым. Отвечать я не стал, пожимал плечами и улыбался.

— Такое вызывающее поведение сходило с рук?

— До определенного момента. Летом 1974 года наша семья возвращалась из отпуска. Ехали в собственной машине. Был летний вечер, выходной день, на улицах множество гуляющих людей. Передвигался я очень медленно и осторожно. Неожиданно меня резко обогнал милицейский автомобиль, и тут же раздался визг тормозов. В свете фар было видно, как что-то светлое упало на дорогу. Я остановился. На земле лежал ребенок. Сбившая его милицейская машина умчалась, но несколько человек запомнили ее номер. Ребенка — это была трехлетняя девочка — мы отвезли в областную больницу. На следующий день она умерла. В тот же вечер я давал показания следователю. Свидетели подтвердили мои слова, назвали номер машины, сбившей ребенка, и меня отпустили. А через месяц снова вызвали. Показания свидетелей, сообщили мне, не подтвердились, в милиции нет машины с указанным номером… Суд состоялся через год, в июле 1975-го. Два дня допрашивали свидетелей, выслушали оправдательное заключение эксперта из Киева, все было очевидно, но КГБ не упустило случая отправить меня за решетку — я получил 3,5 года лишения свободы в колонии общего режима.

— Как вы переносили заключение?

— В первую ночь, проведенную в камере бывшей турецкой тюрьмы, я был на грани психического срыва. Утром собрался духом. Когда в камеру, где находились 20 человек, вошел бравый старшина и зычным голосом приказал "Шпана! На работу!", зэки потянулись к выходу. А я вернулся к своей койке. Старшина что-то грубо сказал, я ответил: "В правилах поведения в тюрьме нет обращения "шпана". Поэтому на работу пойду только после извинения". За всем этим с любопытством наблюдали 19 моих сокамерников, столпившихся в дверях. Был вызван дежурный офицер, затем пришел начальник тюрьмы. Выслушал меня, закрыл дверь, чтоб сокамерники не заглядывали, и приказал старшине извиниться. Получив извинение, я величаво выразил согласие идти на работу. Когда меня выводили из камеры, раздался ехидный вопрос кого-то из зеков: "Ну, что, извинился?!" "Передо мной извинился, а перед вами — нет!", — ответил я. Неожиданно для охраны несколько зеков вбежали в открытую дверь камеры, за ними и остальные, на ходу выкрикивая: "Мы тоже не шпана!" Два часа совещаний — и в камеру явился тот самый старшина. С деланной улыбкой извинился, и все ушли в столярный цех работать. В обеденный перерыв, когда я вошел в общую столовую — там обедали до 200 человек одновременно, — меня приветствовали, стуча ложками по металлическим мискам.

— И опять вы ощутили рискованную победу?

— Да нет, тогда ничего такого я не почувствовал. Но было четкое осознание: достоинство можно отстаивать в любых условиях! Даже в тюрьме!

— Как долго вы отбывали наказание?

— В моем "деле" все настолько было шито белыми нитками, что через полгода меня выпустили.

— И вскоре вы уехали в Израиль?

— Какое там… Десять лет мы с сыном были в отказе. Прошли через аресты, обыски, суды, тюрьму. Даже в день выезда — в мае 1989 года — при пересечении границы с Румынией наш поезд "Москва-Бухарест" был задержан сотрудниками КГБ на пограничной станции Вадул-Сирет. 2,5 часа меня допрашивали — об оставленных связях, помощниках, даже о подпольной кассе для поддержки отказников. Все это время мои родные мучительно ждали в поезде…

В Израиле мы поселились в Кирьят-Яме, — рассказывал Меламед. — Там с 1979 года жили родители жены. Мне не терпелось немедленно заняться каким-то важным и полезным делом. Проблема жилья уже тогда вырисовывалась вполне четко: репатриантам приходилось либо снимать квартиры за безумные деньги, либо селиться в караванах, стоящих на открытых местах под жарящим солнцем. Я спросил себя: почему мы сами не обеспечиваем себя жильем? Идея лежала на поверхности: государственную землю нужно продавать или отдавать в аренду не строительным подрядчикам, а кооперативу. Тогда цену, качество, сроки строительства будут диктовать будущие жильцы! Обсудил это с грамотными ребятами, и мы решили создать амуту. Так появилась знаменитая "Эльфа цафон". Председателем стал я. В министерстве строительства, куда мы пришли со своим предложением и всеми необходимыми документами, нам отказали. В Израиле никогда подобного не было, и никто не собирался менять устоявшиеся порядки. На отказ мы ответили демонстрациями в Иерусалиме. Немалую роль сыграло и то, что нас поддерживал мэр Кирьят-Яма Шмуэль Сисо. В конечном счете общими усилиями и твердым решением не отступать мы добились того, что впервые в Израиле кооперативу предоставили право в приобретении участка земли! Выделенный нам участок представлял собой огромную мусорную свалку, где валялись поржавевшие остовы автомобилей и бегали крысы, но нам он уже виделся цветущим оазисом вокруг красивых коттеджей.

Но наши противники не сдавались. "Мы не дадим этим олим строить дома, похожие на виллы! Старожилы будут завидовать!" — такое заявление сделал в газетах тогдашний генеральный директор минстроя. И не давали. Для предъявления государственной комиссии был построен первый дом-образец. Накануне сдачи "неизвестные" разгромили его и сожгли. У амуты украли деньги, строительство искусственно стопорилось, были человеческие трагедии, о которых больно вспоминать. Ответственность валили на меня, хотя я возглавлял амуту два с половиной года — с 1991-го по 1993-й. Обвиняли в том, что полез, мол, в воду, не зная броду, должен был все предусмотреть, прежде чем вовлекать людей в строительство… Каюсь, я действительно не представлял, на что способны интересанты, не желающие допустить подобных кооперативов.

Позже, когда строительство развернулось на всей площади застройки, в амуту приехал тележурналист Хаим Явин с телеоператорами. Он спросил нашего подрядчика, почему цена коттеджей почти вдвое ниже, чем рыночная. Тот ответил: потому что между мной и амутой нет паразитов! Вечером того же дня это прозвучало на весь Израиль в передаче об "Эльфа цафон".

Эксперимент, с нас начавшись, на нас и закончился. Из миллионной алии больше никому повторить подобное не дали. Заслон пробили лишь 150 семей. И все же репатриантский городок, выросший на месте свалки, живет уже без малого тридцать лет. Дома обустроены разнообразно, по вкусу жильцов. Везде зелень, яркие цветы, у людей, которые были молодыми при начале строительства, уже растут внуки. Жизнь идет своим чередом.

— Эфраим, некоторые люди, испытывающие к вам добрые чувства, не перестают задаваться вопросом: зачем Меламеду, приехавшему в Израиль в возрасте за 50, работающему инженером в Электрической компании, человеку вполне устроенному нужно было постоянно развивать бурную деятельность? Ведь она ничего ему не давала, кроме шишек. То он строил дома и за свой энтузиазм заплатил онкологией, то боролся с полицейским беспределом, организовывал митинги и демонстрации, то участвовал в создании политических партий. Последние годы, уже находясь на заслуженном отдыхе, воюет за украинские пенсии. Чего ему неймется?

— Во-первых, онкология связана не столько с амутой, сколько с работой ликвидатором на Чернобыльской АЭС, — говорит Меламед. — Во-вторых, я боролся и борюсь не из любви к процессу, а потому, что хочу благополучия своей стране. Да, лично у меня в Израиле все сложилось хорошо. Когда я приехал, в Электрической компании работали мои бывшие сотрудники, которые знали меня как квалифицированного инженера с опытом работы на высоковольтном оборудовании и линиях без отключения напряжения. Компании потребовался такой специалист, и они порекомендовали мою кандидатуру. В Тель-Авиве состоялось заседание, где в течение часа меня экзаменовали. Так я получил работу в "Хеврат-хашмаль" и трудился в ней до 71 года, хотя обычно по достижении пенсионного возраста работников увольняют. Но у большинства репатриантов жизнь в Израиле складывалась иначе. Они не имели ни работы, ни жилья, ощущали себя в новой стране совершенно беззащитными. Я и мои единомышленники понимали: в Кнессете должны быть наши представители, только они смогут отстаивать интересы новых граждан. И у нас все получилось! Семь русскоязычных депутатов вошли в Кнессет! Ни одной из волн алии не удавался подобный прорыв! Иное дело, что избранные люди не оправдали наших надежд, но это уже тема для другого разговора.

Нет, я не считаю, что моя активность была бесполезной ни на каком участке общественной работы. Но если вы спросите, что я считаю наиболее важным из того, что делал за прошедшие 30 лет, скажу: организованный мной маршрут для отъезжающих в Израиль и создание ассоциации " Наша пенсия". Идея маршрута возникла в начале девяностых, когда отъезжающие в Израиль были вынуждены проходить все круги ада — подолгу ждать места в поезде, мириться с поборами носильщиков и проверяющих багаж, с грабежом при досмотрах… Я знал, что после аварии в Чернобыле в Украине и Молдавии простаивают десятки автобусов "Интуриста", и предложил вывозить семьи по путевкам этой организации в Бухарест, но без возврата в СССР. При помощи Иды Нудель и Иосифа Менделевича проект был принят Сохнутом и МИДом Израиля. Для отъезжающих оплачивали гостиницу в Кишиневе, возле нее сдавали багаж, автобусы без проблем доставляли людей в аэропорт Бухареста, оттуда они в тот же день улетали в Израиль. Многие тысячи репатриантов воспользовались этим удобным маршрутом. Для меня данный проект ценен еще и тем, что показал, как полезно бывает не придерживаться шаблонных рамок, искать нестандартные решения.

Ассоциация "Наша пенсия" была создана мной в 2004 году после того, как улетучились надежды на представителей официальных структур. К проблеме пенсий наши дважды соотечественники, облеченные высокими должностями, отнеслись так же, как к строительству социального жилья, — безразлично. Первые же заинтересованные шаги "Нашей пенсии" показали: стену можно пробить на основании украинской Конституции — через суды. Я обратился к официальным лицам в Израиле, занимавшимся пенсиями, предложил сотрудничество. Мне не отказали, но совместной работы не получилось. Не по моей вине. На сегодняшний день восстановлены пенсии шестисот репатриантов. Если кто-то захочет связаться с этими людьми, узнать подробности, я могу дать их имена, адреса, телефоны. Например, в прошлом научный работник Владимир Шлемович Гольдис из Хайфы благодаря нашей помощи уже несколько лет ежемесячно получает пенсию в размере 3730 гривен, а ретроспективно Украинский пенсионный фонд Украины Ворошиловского района города Донецка выплатил ему 86997 гривен. На очереди у ассоциации еще 2000 человек. И никаких адвокатов, сдирающих за свои услуги огромные суммы.

Меламед усмехнулся:

— Некоторые недоверчивые сограждане, прежде чем подать иск в суд (иски оформляю я), интересуются: "И сколько вы берете за работу?" Когда я отвечаю "нисколько", следует разочарованное: мол, ну тогда это несерьезно…

— Признайтесь, Эфраим, вы задумываете еще какие-то дела?

— Пока никаких. Пенсии занимают все мое время. Приходится не только помогать в оформлении исков, но и напрямую связываться с украинскими властями, когда Украина пытается обойти конституционный закон, где четко прописано: выплата пенсий полагается всем заработавшим ее гражданам, независимо от места проживания. Так что новые дела не планирую, а вот мечта у меня есть. Я хотел бы, чтоб внуки вспоминали обо мне с такой же благодарностью, как я своего деда Элю. Тогда моя жизнь со всеми ее передрягами будет прожита не зря…

"Новости недели"