Пустынные размышления не только о том, почему не размножаются израильские леопарды
За Мицпе-Рамон совсем пустая пустыня, лампочки не горят ни откуда, и поэтому можно видеть звёзды очень хорошо. И туда понаехало звездолюбов со всей страны, поставили палатки, открыли столики и кушают, пока не западало. А жара августовская, южная, и спальника я не взял, думал свитера хватит. И, когда звёзды западали, реально, но не интенсивно, примерно две крупные в минуту, стало ясно, как ночью будет холодно. И я понял, что заснуть на улице холод не даст, а в палатку, конечно, ночью попроситься получится, но как утром в глаза смотреть, и решил ходить до рассвета, тем более, что ночь короткая, а потом поспать. И пошёл гулять туда-сюда вокруг лагеря и подальше по дороге и думать про всякие приятные и сложные вещи, до которых всё руки не доходили.
В пустыне всегда здорово, и ночью тоже, я то уходил от лагеря, то возвращался, звёзды падали, я совсем не устал и не хотел спать, наоборот, чувствовал бодрость, и даже что-то помечал в блокнотике.
Вдруг по правую сторону дороги я услышал перебивчивый стук копытец. Или по левую. Стук был где-то впереди, такой застенчивый, вроде сколько-то оленей хотели перебежать дорогу, но сомневались. Я стал, подождал немного, олени (или газели?) перебежали, кажется, где-то впереди и затихли, я пошёл дальше. Но что?
Год назад в этих местах профессор зоологии рассказывал нам про вымирание негевских тигров. То есть, это были леопарды ("намерим"), в пятнах, а не в полосках, и я это знал, но всё равно почему-то представлял их, как тигров, наверное, потому что леопард это что-то совсем заграничное, а с тиграми я в одной стране уже жил. Оказывается, этих ребят осталось всего семеро. Их знают по именам (того, который приходил к кибуцнику в Эйн-Геди, зовут Джордж). И они могут вымереть, потому что не размножаются. Причём, если они вымрут, то насовсем, потому что все другие тигры, причём даже с такими же усами, это другие тигры, и если взять самого ближайшего соседа и родственника – заиорданского тигра, привезти его в Негев и намекнуть, то всё равно ничего не получится: наши негевские тигры на компромисс с чужими тиграми не идут, а только со своими.
А площадь пустыни Негев – 12 тысяч квадратных километров, а тигров всего семь, и они просто не могут встретить друг друга, а в лучшем случае встречают кибуцника из кибуца Эйн-Геди.
Это была такая классическая лекция, в конце которой все слушатели плачут и решают сейчас же отдать на организацию плодотворной встречи между незнакомыми им тиграми все деньги из карманов, а если не хватит, то в законодательном порядке забрать у харедим, левой профессуры и олигархов.
И вот, после того, как отстучали в стороне копытца каких-то косуль, я эту лекцию вдруг ни с того, ни с сего, вспомнил. Посреди пустыни, ночью, в темноте, один. Вдруг мне представился одинокий негевский тигр, вот он рыщет неугомонно себе в поисках близкой подруги по тысячам кв.км., и встречает меня. Понятно, что это для него не вариант, он вообще не такой, но вот эта, гораздо более нейтральная картина, как он выскочит из-за бархана и укусит меня за жопу, а в темноте даже не пойму, что случилось, а только очень удивлюсь, неожиданно сильно захватила моё воображение. Что-то в ней было неуместное, несправедливое, да и непоправимое тоже.
И я прервал своё ночное путешествие и с достоинством, но быстро, пошёл в сторону лагеря. Наши палатки стояли очень глубоко, со всех сторон отъезжали машины, звенели гитары, люди, несмотря на глубокую ночь, громко разговаривали, тигру ко мне подобраться было практически невозможно, и мы с другом А. почти сразу затеяли плодотворную дискуссию о правильности сначала некоторых, а потом и всех высказанных каждым из нас положений.
