Вспоминая знаменитого Штепселя (Народного артиста Украины Ефима Иосифовича Березина)
Александр КАНЕВСКИЙ
В 1992-м году он прилетел в Израиль вместе с женой Розитой. Они хотели повидаться с дочкой Анютой и со всеми нами, прилетели на месяц, но остались навсегда: на второй день после прилёта у Березина случился инфаркт. Через неделю его выпустили из больницы, разрешили, как потом восторженно рассказывал Ефим, даже плавать, даже бегать трусцой, даже выпивать пару рюмок коньяка (последнее его особенно удивило и порадовало). Но при этом категорически запретили летать, тем самым отрезав им путь домой в Киев. Они приняли израильское гражданство и стали жить в Тель-Авиве, к великой радости всех почитателей Тарапуньки и Штепселя (а это значит, всех выходцев из бывшего СССР).
В 1995-м году Березину исполнялось семьдесят пять лет. В Украине всегда широко отмечали юбилеи любимого артиста, и я видел, что, оторванный от своей среды, от своих Киевских друзей и коллег, он грустит. И тогда, переступив через свою нелюбовь к юбилеям, я решил устроить ему праздник: мы сняли зал «Синерама», вмещающий более тысячи зрителей, и во всех газетах и на Радио объявили о предстоящем событии. Мэр Тель-Авива Рони Мило, который материально помогал нам снять этот безумно дорогой зал, сперва был в шоке:
— Ты не соберёшь столько зрителей – у тебя же нет ни одного популярного гастролёра!
— Самый популярный гастролёр – это сам Березин, — объяснил ему я. – И ещё, кроме него, в Израиле сейчас живёт много наших артистов, которые очень популярны. Ты этого не знаешь, но будешь иметь возможность в этом убедиться!
И он убедился: ему и его заместителям мы оставили места в первом ряду, но они, как всегда, опоздали, и их места, конечно, были тут же заняты. Когда делегация из мэрии пришла – им негде было сесть, потому что зал был забит до отказа.
Я вёл этот вечер. Увидев, что они стоят в проходе, я, внутренне злорадствуя, а внешне, сочувствуя, спросил:
— Что, негде сесть?.. Ай, как нехорошо!.. Идите на сцену, я вас посажу рядом с юбиляром!
И они, поздравив Березина, отсидели рядом с ним всё первое отделение, созерцая со сцены зал, переполненный людьми, улыбками и аплодисментами. Праздник получился. Выступали все наши «звёзды»: Евгений Клячкин, Игорь Губерман, Ян Левинзон, Валентин Никулин, Леонид Хаит со своим театром «Люди и куклы»… Михаил Казаков и мой брат Лёня, которые в этот вечер были заняты в спектаклях, прислали отснятые киноролики и поздравили юбиляра с экрана. Поздравили его и посол Украины, и Русское радио, и все русскоязычные газеты…
Фима сидел нарядный, красивый, рядом со счастливой Розитой. В финале праздника две молодые актрисы вывели его на авансцену и он, остановив поток аплодисментов, произнёс:
— Перед отъездом в Израиль, в Киеве, у остановки троллейбуса, ко мне подошла женщина и спросила: «Скажите, вы – не Штепсель? – Штепсель, — ответил я. – Смотрите, вас ещё можно узнать!». – Когда в зале затих смех, он продолжил, — Спасибо за то, что вы меня узнали, за то, что вы меня помните, за то, что пришли на эту встречу!.. – И, перефразируя традиционное приветствие Тарапуньки, закончил: – Шаломаленьки булы!
А после вечера, за кулисами, обнял меня и сказал:
— Спасибо тебе за этот праздник, Сашенька… Спасибо!.. Это мой последний выход на сцену – больше я выступать не буду.
— Почему?
— Не хочу быть смешным, — грустно произнёс он, который всю свою жизнь потратил на то, чтобы быть смешным, чтобы смешить и веселить людей.
Его решение было понятным: болезнь Паркинсона выматывала силы, съедала память, нарушила координацию движений. Он с помощью Израильских врачей стоически боролся с этим страшным недугом и, благодаря заботе Ани и Лёни, прожил ещё десять лет. Последние годы уже не выходил на улицу, не принимал журналистов, не давал интервью и даже не подходил к телефону.
…Так мы с тобой, Фима, и не попрощались. Последний месяц Лёня не пускал меня к тебе: «Он тебя уже не узнает, а ты, увидев его в этом состоянии, ночь спать не будешь». Сначала я переживал, а потом подумал: а, может, это и правильно: я запомню тебя здоровым, весёлым, вечным тамадой на всех банкетах, энергичным, сильным, спортивным, на раз делавшим кульбит и легко стоящим на руках… Я запомню тебя на сцене вместе с Юрой Тимошенко, в лучах прожекторов, принимающих шквал аплодисментов благодарных зрителей, которым вы всю жизнь дарили смех, радость и надежду… Прощай, Фима! Спасибо тебе за то, что ты украсил мою жизнь своим талантом, своей мудростью, своей дружбой!..
Но заканчивать печально мне не хочется. Я закончу стихами, которые написал ему в день его пятидесятилетия, когда мы только начинали сотрудничать и были ещё "на вы".
Сегодня ночью триумфальным маршем
Выходят ваши годы на парад,
И вы их объезжаете, как маршал…
Да, целых пятьдесят!.. Всего лишь пятьдесят!
И пусть ваш волос – серебристого оттенка,
И в боковом кармане – люминал,
Но рядом с вами – сверстник Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
Прошу вас, улыбнитесь поскорей,
Для грусти, право слово, нет причины:
Ведь вы… Ведь вы – единственный еврей,
Которого так любит Украина!
Ещё для стойки сила есть в руках,
Ещё из зала строят глазки дамы,
Ещё вы привлекательны… И как!
Как фаршированная рыба вашей мамы
Ещё волнует женская коленка,
Ещё не утомляет полный зал:
По два спектакля вместе с Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
У вас великолепная семья,
Как звонкий стих, где строчка к строчке.
Люблю вас очень, очень я
И проявляю это чувство к вашей дочке!
Сегодня с вами каждый здесь любезен,
Но мне хвалить вас как-то не с руки,
А просто, скромно, в вашу честь, Березин,
Назвал я свой район – «Березняки»!
Вас любят и грузины и эвенки,
Вас с нетерпеньем ожидает зал…
Несите радость вместе с Тимошенко,
Который день рождения – зажал!
Примечание: на следующий же день Тимошенко вынужден был пригласить всех нас и отпраздновать "зажатый" им день рождения!
Фотографии из семейного архива
