Как два израильских доктора в город, прославленный бравым солдатом Швейком, без аусвайсов ездили
Вадим КАПЕЛЯН
Евреям хорошо в дороге. Почему — никто не знает, но все уверены в этом.
То ли это эффект генетической закалки после двух тысяч лет чемоданного настроения, то ли просто потому, что в пути можно есть чужие орешки в самолёте и не платить за воду.
Ещё один древний постулат гласит:
«Хорошо там, где нас нет».
И, разумеется, мы с моим сотоварищем решили, что это — полная чепуха.
Мы ведь везде — следовательно, хорошо может быть где угодно. Особенно, если там дешёвое пиво и красивая архитектура.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
И вот летом 2001 года, вооружившись голым энтузиазмом, бизнес-планом на салфетке и полным отсутствием знаний местных реалий, мы решили открыть клинику за границей.
И не где-нибудь, а в Праге — городе, где даже почтовые ящики выглядят так, будто их рисовал художник-модернист после стакана абсента.
Прага — это как европейская сказка, только без драконов, но с очень дисциплинированными пенсионерами и транспортом, который всегда приходит вовремя.
Замечательный красивейший город с великолепной архитектурой, населенный дружелюбными людьми, в самом центре Европы – что может быть лучше?
Мы, как настоящие люди дела (а точнее — два слегка наивных энтузиаста с мечтой в карманах), недолго думая, заказали билеты в Прагу.
Вторым этапом был набор в Google чего-то вроде «чехия бизнес открытие дешево без напряга», благодаря чему мы нашли компанию, которая обещала оформить всё — кроме счастья в личной жизни.
Дело было, как говорят в народе, "на мази". Бумаги — почти готовы, а чемоданы — почти собраны…
Но тут вмешалась… Судьба.
А у Судьбы, как известно, очень своеобразное чувство юмора.
11 сентября 2001 года.
Самолёты врезаются в башни-близнецы. Мир замирает. Биржи рушатся. Интернет трещит от новостей. Люди пересматривают приоритеты.
А мы, сидя с чемоданами и слегка охренев от происходящего, смотрим друг на друга и произносим сакраментальное:
— Ну, как бы… всё равно летим?
Потому что если еврей что-то задумал — никакая мировая геополитика его не остановит.
Упертость — это не черта характера, это система навигации.
Итак, 13 сентября наш "Боинг", перевозивший в себе кроме пассажиров хороший густой кусок израильского хамсина, приземлился в Праге.
Дата важна: вся Европа стояла на дыбах, ожидая то ли апокалипсиса, то ли второй части "Мерлезонского балета".
А мы?
А мы вышли из самолёта — бодрые, слегка помятые, но с чёткой картиной приближающегося светлого будущего.
И с первых же минут поняли: у чешского языка — своя логика, у чешской погоды — свои приколы, а у чешской полиции — своеобразное чувство юмора.
Но начнем по порядку.
Первым делом по прибытии в Прагу, мы с Иланом сделали то, что делает любой уважающий себя предприниматель в чужой стране: отправились в ближайший книжный магазин и купили русско-чешский разговорник.
Развалившись на кроватях в нашем номере и попивая беспошлинный "Мартель", я и мой товарищ Илан принялись открывать для себя все прелести нового языка.
— А ты знаешь, как будет по-чешски "самолёт"? — лениво закинул Илан, попивая свой коньячок.
Я, естественно, не знал. Вопрос звучал как из раздела «угадай мелодию и получишь "Сникерс"».
— "Летадло"! — радостно выпалил он, как будто нашёл в этом смысл жизни.
— "Мыло" — это "мыдло", а "нога" — "ходидло"! — Илан сиял так, как будто мы выиграли главный приз в национальной лотерее.
На волне эйфории мы пришли к гениальному и безосновательному выводу, что чешский язык нам уже практически известен, и начали немедленно на нём общаться.
— Иланидло, а не закуридло ли нам по сигаредло? – светским тоном осведомлялся я.
— Не видло причидло для не закуридло! – серьёзно отвечал он, словно мы обсуждали философию Кафки, а не отсутствие зажигалки.
На ближайшие несколько дней наш стиль общения оставался таким — гибрид славянской лингвистики, коньячного вдохновения и полного отсутствия здравого смысла.
Прохожие шарахались, официанты нервно улыбались, а одна уборщица даже перекрестилась.
Следующей вехой на нашем славном пути к мечте стало общение с… Конторой (именно так, с большой буквы).
Первый контакт был по телефону.
— О, ребята, как здорово, что вы уже в Праге! А теперь — быстренько приезжайте к нам! — с неподдельным энтузиазмом воскликнул бодрый женский голос, звучавший так, будто она одновременно прихлебывала кофе и заводила динамо-машину.
Мы, вдохновлённые столь тёплым приёмом, уточнили адрес.
"К ним" оказалось не просто "на другой конец города", а в совершенно другую географическую реальность — в город Ческе-Будеёвице.
Если Прага — это сердце Чехии, то Будеёвице — это… ну, скажем, левый ботинок. Причём ближе к Австрии, чем к здравому смыслу.
— Поездло! — решили мы, и даже не вздрогнули.
Подумаешь — кататься по Восточной Европе без знания языка и с чемоданом, в котором валяются разговорник и почти пустая бутылка «Мартеля».
Сознание того, что мир слегка сошёл с ума, к нам ещё не пришло.
А между тем вся Европа продолжала тревожно дышать, сверяться с календарём Майя и скупать на всякий случай бобы и тушёнку.
Не дуя в ус, мы ехали, как персонажи из романа Гашека, только веселее и пьянее.
Атмосфера в поезде была дружелюбной и спокойной, мы приближались к середине пути, когда вдруг в наш вагон зашел патруль дорожной полиции.
Вид они имели самый устрашающий, в черной униформе, черных беретах, черных высоких ботинках и с автоматами наперевес. Нечто среднее между Имперской гвардией из "Звездных войн" и отрядом карателей дивизии СС.
Мы с Иланом даже не подозревали, что над нашими забубенными головушками сгущаются тучи.… Каждый читал свою книжку, двое интеллигентных израильских докторов на законном отдыхе.
Патруль тем временем резво продвигался по вагону, на секунду заглядывая в каждое купе.
Проскочив на автомате наш отсек, троица внезапно дала задний ход. Краем зрения я это увидел.
Старшего из них (как потом выяснилось, в звании капитана) явно смутила моя ярко выраженная семитская внешность.
— Papiere, prosim! – с подозрением сказал он.
И хотя смысл вопроса до меня дошёл мгновенно и полностью, меня тотчас бросило в жар.
Как удар молнии — я вспомнил, что по совету всезнающего портье мы оставили паспорта в сейфе гостиницы, чтобы "не дай Бог не потерять".
У нас не было при себе ни одного документа.
— Do you speak English? — с надеждой спросил я его (так и хотелось заискивающе добавить "Начальник").
И дальше началось то, что в русском фольклоре называется "Кино и немцы".
— Аусвайс! – дав петуха от волнения и негодования, заорал черный капитан. Он перешел на язык запугивания на генетическом уровне.
Я начал судорожно лепетать на английском, объясняя, что мы — туристы, врачи, хорошие люди, просто забыли документы…
Капитан также визгливо попытался выяснить, откуда я вообще взялся, и чудом я понял его вопрос.
— Израэл! – ответил я с гордостью. Я уже не хотел клинику в Праге, я хотел домой…
Реле в голове капитана окончательно заискрило и сдохло.
— Палестайне!!! – крайне истерично завопил он, караул схватился за автоматы, направив их на меня, а в соседнем купе истошно заплакал и, возможно, обмочился ребенок…
— Хенде хох!!! – в моем воображении на заднем плане загавкали немецкие овчарки и раздались автоматные очереди. Подручные капитана кинулись ко мне и начали меня "шмонать" как в кино о партизанах.
Затем, убедившись, что на мне нет пояса смертника, меня начали выталкивать из купе, естественно сопровождая, для подлинной аутентичности, криками:
"Шнель, шнель!"…
Вся присутствовавшая публика замерла в испуге – у них на глазах словили агента "Аль-Каиды".
И тут вдруг… проснулся Илан.
Оторвав наконец-то голову от книжки и обозрев живописную картину карателей и меня с поднятыми вверх руками, он с крайне офигевшим лицом осведомился:
— А что за хрень тут, собственно говоря, происходит?
Данную фразу, на наше везение, он произнес на иврите (что прозвучало как "Ма зэ ахара азэ бихляль?"), чем окончательно убедил собравшихся в том, что перед ними арабские террористы. Для них это, видимо, прозвучало как "Аллах Акбар"…
И всё. Финиш. Гейм овер.
Капитан просто подпрыгнул, то ли от радости, то ли от испуга (террорист оказался не одиночкой, а с подельником) и Илан получил свою порцию "Аусвайс", "Хенде хох" и "Шнеля".
Затем, подталкиваемые прикладами и воплями на немецком, мы были выведены из вагона на перрон, где на глазах у всего состава нас обыскали вторично.
Я поднял голову.
Перед глазами была чётко выведенная надпись на вокзальной табличке:
"Čerčany".
Черчаны.
"Символичненько, — подумал я меланхолично. — Хотели клинику в Европе, а получили околоток в Черчанах".
Мечта встретилась с реальностью и тихо ушла курить за угол.
А нас под конвоем "ушли" в полицейский участок, где меня разместили с плененными в том же поезде украинскими гастарбайтерами, а Илана сразу увели на допрос. Он явно больше понравился капитану.
Где-то через полтора часа я стал нервничать. В моем воспаленном воображении Илан висел на дыбе, а обнаженный по пояс и потный капитан стегал его связкой чешских сосисок по спине с воплями:
"Пароли… Явки… Ты мне все расскажешь, швайне!".
Еще через полчаса я начал качать права.
Со всей мощью израильской харизмы:
— Антисемиты, варвары, — кричал я, — Требую вызвать израильского консула! Вы не имеете права! Мы честные граждане и уважаемые доктора в пределах нашего купат холима!..
Мои вопли всполошили весь участок, мне вежливо принесли стакан воды, а затем, не менее вежливо, повели куда-то…
Спокойно. Без прикладов. Даже улыбались. Стало ещё страшнее.
— Ну вот и всё, — обречённо подумал я. — Допи…ся. Сейчас начнётся.
Меня ввели в просторный, светлый кабинет, где обнаружились капитан (он снял берет и оказался абсолютно лысым) и Илан, собственными персонами.
Илан, против ожиданий, на дыбе не висел, а очень даже довольный, но слегка обалдевший, восседал на продавленном диванчике и попивал чаек с бутербродом вприкуску.
Капитан сидел на колченогой табуретке за не менее колченогим столом и браво печатал что-то одним пальцем на допотопной машинке. Он радостно скалился и вещал на смеси нескольких языков. Это были венгерский, польский, чешский и немецкий, как оказалось, единственные языки, на которых он мог общаться.
Капитан не знал ни русского, ни английского, об иврите, естественно, речь не шла.
В каждом втором предложении с уважением обращался к нам:
— Пане жидове! — и при этом буквально светился.
Он говорил это не со злобой, а с восхищением, как будто нашёл редкий гриб в лесу.
Мы с Иланом при этом кривились, как от стрихнина на языке.
— Зажидил уже по полной… — сквозь зубы прошипел Илан, откусывая бутерброд так, словно хотел в нём утопиться.
Я опустился рядом, осторожно, как будто садился на минное поле.
— А что вообще происходит? — прошептал я, оглядываясь, нет ли здесь скрытой камеры и в ожидании, что сейчас выскочит режиссер и объявит о розыгрыше.
— Он печатает протокол… — так же шёпотом, но с отчаянием доктора, потерявшего пациента в регистратуре, сообщил Илан.
— На каждого из нас. В трёх экземплярах.
— Ну, так и что? — не понял я.
— У него только три пальца на правой руке… и он печатает одним. Одним, Карл!
— И что, у них нет копирки?
— Нет. Даже бумага у него, по-моему, домашняя — со старых афиш. Я видел, сзади у меня на протоколе написано: "Пивной фестиваль 1997".
Я от ужаса сглотнул.
— А что, компьютера у них нет?
Илан многозначительно кивнул на стену.
Там висел плакат, на котором был изображён компьютер.
Старенький, пузатый монитор, под ним мышка с шариком, и заголовок по-чешски:
«К 2005 году — в каждом участке компьютер!»
— Видишь? — мрачно кивнул Илан. — Компьютера у них нет, зато есть мечта.
Капитан, между тем, продолжал весело общаться как бы с нами и бойко печатать на своем "ундервуде".
— Надо дать ему "на лапу"! – с ужасом посмотрев на часы, пришел я к правильному выводу.
— Что? — уставился Илан на меня с выражением человека, впервые увидевшего, как верблюд играет на баяне. — Ты с ума сошёл? Как ты это ему объяснишь?!
Но я уже встал. И пошёл. Бочком. Медленно.
С видом кота, который крадётся к селёдке… и знает, что его могут застрелить.
Подойдя к капитану, я изобразил самую обворожительную улыбку, на какую была способна моя перекошенная физиономия.
— Пан начальник… Босс… точнее, Биг Босс… — я старательно кивал при каждом новом титуле, надеясь угадать нужный.
— Мэйби… возможно… как насчёт маленького штрафа? Маленький… штрафчик… штерн штраф? Платёжка? Файн фо ю, плиз?
Капитан радостно заржал, он, видимо, ничего не понял, но ему очень понравилась моя подобострастная поза.
Он хлопнул меня по плечу (я подпрыгнул) и сказал что-то весёлое, из чего я понял только слово "Жидове", на что я снова скривился.
Выручил меня внезапно зашедший в комнату сотрудник полиции, о чудо, говоривший на плохом русском.
Дело сдвинулось с мертвой точки. Переводчик спросил, может ли кто-нибудь сгонять в гостиницу и привезти в участок наши паспорта.
На это я резонно заметил, что можно позвонить в гостиницу и попросить прислать копии паспортов по факсу.
При слове "факс" полицейские радостно заржали и долго не могли успокоиться, хлопая друг друга по плечам и вытирая слезы.
Оказалось, факса у них не было. Вообще. Даже в теории. Зато был плакат на стене с картинкой принтера, компьютера и надписью что-то вроде "Техника — это будущее".
Затем мы предложили позвонить в гостиницу с целью подтверждения наших личностей… по телефону.
Переглянувшись, полицейские согласились.
В последовавшей получасовой беседе с нашим портье, где сверялись наши приметы и подтверждались наши личности, все очень веселились и смеялись.
Портье в гостинице оказался на высоте. Подробно рассказал, как мы выглядим, как зовут, сколько пили, какой номер. Уточнил, что да, паспорта у него, и вообще — ребята порядочные, просто слегка… растерянные.
Он их убедил. Капитан достал из стола квитанционную книжку, а переводчик сообщил, что хоть им искренне жаль, но придется заплатить штраф.
— Сука… — прошипели мы с Иланом.
Платить мы были готовы ещё утром, когда нас выдворяли с поезда. Сейчас бы уже в Будеёвице кофе пили…
Штраф составил на наши деньги что-то около 50 шекелей на каждого, но самым забавным оказалось то, что у капитана закончились квитанции, их не хватило на всю сумму, и он предложил подождать пока привезут новые… из другого районного центра.
— Найн! — взвыли мы хором.
Мы объяснили, как могли, что квитанции нам вообще не нужны. Никогда. Ни одной. И если кто-то сейчас попробует нас оставить ещё на час — у нас может случиться истерика и понос.
Капитан растрогано обнял нас, каждого по очереди и произнес краткий спич на тему вечной и нерушимой дружбы жидов и славян.
На станцию нас провожали всем отделением, чуть ли не с оркестром и цветами.
Капитан лично посадил нас на поезд в Прагу, объяснив проводнику, что билеты у нас спрашивать не нужно, а нам по отечески велев больше без документов не путешествовать.
В заключение, когда поезд уже тронулся, все закричали нам что-то вроде "Приезжайте к нам еще!", на что мы, с фальшивыми улыбками на лицах, ответили: "Лучше вы к нам!"…
А с клиникой так и не сложилось…
Но это уже совсем другая история.
Мораль в этой истории проста, как расписание чешских электричек.
Хочешь увидеть Европу — не забудь паспорт.
Хочешь заиметь клинику — сначала не попади в околоток.
А ещё — хорошо иметь рядом друга, который вовремя проснётся.
В остальном — всё это было, конечно, немного страшно, немного смешно, и, пожалуй, даже полезно.
И да — в Черчаны мы больше не ездим. Даже транзитом.
* Город Ческе-Будеёвице упоминается в романе Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» как место дислокации маршевого батальона, в который герой романа шёл не самой короткой дорогой (так называемый «Будеёвицкий анабасис Швейка»).
