Об изгибах человеческой психики
Ефим ЩЕРБА, Ашкелон
— Наум Яковлевич, я тебя по делу беспокою! – посетитель рывком распахнул дверь с табличкой «Н.Хаймович — председатель городского Союза ветеранов Великой Отечественной Войны», — знаю, знаю, ты скажешь, что тебе и с фронтовиками забот хватает, но дело уж очень тебя касается…
— Успокойся, Залман, отдышись, вот присядь, завари чайку, или кофейку организуй, а я пока письмо закончу, — оторвался от компьютера Хаймович, — а не хочешь пить, так причешись, вон как разлохматился…
Разменявший девятый десяток Залман Волчек машинально поднял руку, но на полдороге остановился. Какие к чёрту лохмы, если от уха к уху через блестящую лысину с трудом замечалась тропинка из волос, будто седая перегородка делила голый затылок на две неравные части.
Приятели, давно знакомые меж собой, немного посмеялись, и приступили к разговору.
— Наум, ты же знаешь, я живу в «Бейт-авоте…
— Так что же там, в вашем доме престарелых моих участников войны обижают? Вроде никто не жаловался…
— Ну что ты, какие жалобы! Конечно, есть у нас стервецы, кому всегда и везде хреново.
Я вот раньше тоже думал, как смолоду в Союзе привыкли — "богадельня для старья и больных ", и переволновался досыта, когда самому пришлось. А получилось, что детей своих пережил, так одному быть совсем невыносимо стало… Вот пятый год живу и доволен, всё-таки не зря наши заведения с иврита переводятся «дома отцов». Сам посуди, нас два человека в комнате, ванная, туалет, все чисто и симпатично даже, когда привыкнешь.
Да я пока и чувствую себя прилично, а вот друга у меня в "сиюдиим" перевели, это для уж очень пожилых людей, с потерей памяти и для полного ухода.
Так у них там и питание под присмотром, и подгузники для взрослых, и кресла-коляски хитрые, короче – вообще круто!
Я тебе, Наум, советую, посылай ты всяких этих недовольников подальше, пусть чаще вспоминают, как там жить бы пришлось.
— Залмик, ну, ты прям райскую жизнь расписываешь, а у нас и здесь бардака хватает… Ладно, так какое дело-то, говори.
— Ты меня не торопи, сейчас расскажу…
Я же не зря про друга вспомнил, пришел позавчера навестить, смотрю, а в комнате его сосед за столом сидит и чего-то пишет…
— Ну, и чего тут удивительного, ну письмо кому, ну дела записывает, ну мемуары строчит, мало ли…
— А то удивительно, что он годков на 5-6 постарше нас с тобой будет, у него и диагноз не просто склероз-Альцгеймер, а «дегенеративные изменения в мозгах», я записал, спрашивал — слабоумие проще.
Я же, когда прошлые разы приходил, видел, что он совсем беспамятным был, даже нянечку что его с ложечки кормила, не узнавал. Лежал всё время, до туалета без помощи дойти не мог.
А тут смотрю, голова ходуном ходит, а сидит он нормально. Так это ладно бы…
Но понимаешь, на столе перед ним газетка, а там картинка – монтаж из трех снимков… Значит так: — типовой плакат «Верной дорогой идете товарищи» с указующей рукой Ленина, рядом парадный снимок Гитлера с поднятой в нацистском приветствии клешнёй, и фото Сталина на трибуне, приветствующего «напутственным жестом» ликующие массы трудящихся, как раньше говорили. Сам знаешь, как стало в последние годы модным ставить всех на одну доску.
Да вот только газета у него так сложена, что Адольф-фюрер на самом виду! Прямо посреди стола портретик выставил, мухомор старый! И ведь даже не прячется.
Ну, я поздоровался, он молчит, вроде как не слышит. Трясёт его всего, так он правую свою руку левой лапкой поддерживает, но пишет.
Глянул через плечо – там у него почти весь лист исписан, имена-фамилии какие-то.
Задумался я… Ты телевизор российский смотришь? На последнюю годовщину Победы включал, «бессмертный полк» глядел? Так обратил внимание, как диктор о всяких самозванцах говорил. Их там много развелось, наград понакупили, документы выправили, ветеранами притворяются. Там одна тётка каждый год в новом звании на трибунах появляется, кадры показывали…
А в интернете целый список этих сволочей размещен, пенсии ветеранские получают, а судили из них кого, не пишут даже.
Вот я подумал, а вдруг и этот симулянт из таких? Приобрел ещё в Союзе бумажки нужные, переехал к нам, всеми льготами пользуется, а сам…
А вдруг этот старый субчик еще к тому же фашист недобитый, или полицай бывший? Кто, кроме таких, еще будет портрет Гитлера, чуть не как икону перед собой ставить?
Короче, я вчерашний день, и ночь почти, не мог из головы выбросить, скандальная карусель получается… Вот и решил тебя рассказать.
— Да, история с географией! Не верится даже… Ну, а ко мне-то зачем, кто он такой, тип этот?
— А к тебе я пришел, потому что у тебя его портрет на стенде героев-фронтовиков висит! Вставай, идем, покажу о ком толкую.
— Этот? Залман?! Ты сам-то ещё не тронулся? О ком говоришь? Кого подозреваешь?!
Это же Ян Лозинский, Яков Алтерович, гордость наша! Ты прочитай описание боевого пути его! Он же морским пехотинцем воевал, их немцы «черной смертью» звали! Он же всю войну прошел, ему уже за девяносто перевалило. Да у него только орденов на целый взвод наберется, а для медалей и места нет! Ну, ты вообще!..
— Чего вообще, чего вообще? Не шуми ты, не возмущайся. Я и сам сомневался, а теперь тем более… Вроде бы и надо проверить на всякий случай, а сейчас уже и не знаю. Только, может состояние здоровья вдруг улучшилось, это ладно бы, а вот как этот чёртов портретик объяснить?
Короче, не знаю я! Вот, доложился, а решать тебе. Бывай здоров!
Следующую встречу, примерно через месяц, телефонным звонком назначил Наум.
— Ну, Залман, и задачку ты задал! В порядке всё, никаких недоверий! Я хоть и не сомневался, а чтоб успокоиться, Центральный архив Министерства обороны запросил. Вот, вчера, ответ из Москвы пришел. Так они не только всю его военную биографию подтверждают, но и даже копию снимка 43-го года прислали, вот смотри… Не узнаешь?
А вот же он, в тельнике, шинель распахнута, с краю стоит! Это их с друзьями для фронтовой газеты сфотографировали.
Так что в геройстве его всё точно, всё заслужено!
А вот насчет картинки с Гитлером еще раньше разобрались. Знаешь, кто раскусил? Тоже фронтовик наш, ветеран, военврач бывший, а потом – гипнолог. Он несколько раз к Лозинскому приходил, и как-то уж достучался до памяти Яшиной, хотя опять старикана накрыл этот Альцгеймер.
В общем, история вот такая была.
Брал батальон морпехов деревеньку одну, немцы там уцепились прочно, и сопротивлялись серьезно. Так под огнем сильным добрались наши до укреплений, блиндаж один гранатами забросали, ворвались внутрь. Там и добивать некого, только покойнички валяются, огляделся Ян, и на стенке открыточку с Гитлером увидел. Ну, содрал, растоптал, выскочил, дальше побежал.
А тут снаряд или мину рядом рвануло, так он рану в ногу получил, и контузию сильную. Потом госпиталь, подлечился, дальше воевал, до Победы еще пару ранений заработал.
Ну, а дальше всё, как у всех…
Жил, работал, семью имел, сюда репатриировался, состарился, заболел. Ты же сам видел, совсем уже плохой он был. Редко когда просветление случалось.
И вот тут совпадение вообще редкое, и ему полегчало, и газетенка эта самая на глаза попалась. Тут и увидел Яков портретик, что в блиндаже, перед самой контузией, семь десятков лет назад…
Доктор сказал, с изгибами человеческой психики много чего происходит, в самых сумеречных сознаниях вдруг что-то щёлкает и прояснение наступает…
И зачем Яков разные фамилии, имена, прозвища, места всякие записывать принялся, врач тоже мне пояснил, по-научному. Наш брат-ветеран почему мемуары пишет? Годы проходят, люди уходят из жизни и исчезают из наших мыслей. Вот и хочется, подсознательно даже, оставить приходящему поколению память о прошедшем времени.
А вот каким образом такой больной человек сообразил, что портрет ему вспоминать помогает, доктор и сам не понимает… Так-то.
Залман, стараясь не встретиться взглядом, невнятно забормотал:
— Ох, Нёма, провалиться бы мне на месте, что ли… О таком человеке, такую пакость выдумал! Осёл, мешугенер! Хоть ты меня прости, пожалуйста, а я прямо сейчас пойду к нему. Куплю чего вкусного, и пойду. Извиняться пойду… Может в сознании он, Яков Алтерович, поймет, простит, дурака старого… И как мне теперь в глаза тебе-то смотреть…
— Да, кончай ты, не извиняйся, я сам не лучше… И к Яну не спеши, в больнице он, вторая неделя уже.
Я вот что удумал, снимка этого фронтового он сам, скорее всего и не видел, не всегда газета до бойцов доходила. Так я отдам эту копию в ателье, пусть увеличат, на плотном картоне и с глянцем. Сегодня же и отнесу. Они быстро делают, как готово будет, тогда в больницу и пойдем вместе. Навестим, снимок отдадим, может, и узнает… Я тебе через пару дней звякну, конкретно условимся.
Договорились, разошлись, но телефонный звонок получил Залман уже на следующее утро.
— Опоздали мы с тобой, старина… Умер вчера Яков Лозинский. Днём умер. Примерно когда мы с тобой говорили, и умер. Похороны сегодня в четыре.
И еще: фотография-то через пару часов уже готова будет, упросил я… На могилку положим.
https://www.isrageo.com/2018/01/27/alzgeimervnasledstvo/
