Кончина одного из самых знаменитых президентов Франции неожиданно пробудила воспоминания о далекой юности автора
Лилиана БЛУШТЕЙН
За 86 лет жизни и шесть десятилетий политической карьеры Жак Рене Ширак неоднократно оказывался в центре скандалов. Чаще всего он выходил сухим из воды, но понервничать приходилось изрядно. Однажды даже его приговорили за финансовые нарушения к двум годам условного заключения и штрафу в размере… 1 евро.
Но об одном скандале, связанном с его именем, Ширак едва ли даже слышал. Потому что случился он в одной отдельно взятой ленинградской квартире, и не очень жаловавшие старого голлиста французские газеты не имели возможности узнать об этом.
Нашим читателям уже знаком отставной офицер Марий Евдокимович, которого я упоминала, например, в материале "Кто догнал тёщу генсека?". Человеком он был интересным, много на свете повидавшим, не дававшим спуску хамам и шовинистам. Но не менее интересными были его гости.
В один прекрасный день к дяде Маре пожаловал столь же седовласый и подтянутый товарищ, принесший с собой бутылку коньяка "Камю", палку финской колбасы и коробку французских конфет. Поскольку дело было будним днем и на кухне никого из соседей не было, испить рюмку чая Марий Евдокимович и его гость, если не ошибаюсь, Андрей Васильевич, решили в этом общественном месте. Алкоголик дядя Витя, труп которого спустя несколько лет после описываемых событий выловят из канала Грибоедова, попытался присоседиться, но был изгнан суровыми мужчинами.
Зато меня, только что пришедшую из школы и побежавшую на кухню заваривать чай, дяденьки пригласили к столу. Коньяк, правда, по малолетству не предложили, но колбаской угостили, а потом еще отсыпали из коробки половину невероятно вкусных конфет.
— Между прочим, Андрей Васильевич, ты можешь поупражняться во французском с этой барышней, — не без гордости сказал Марий Евдокимович. — Отличница в спецшколе, будущая звезда советской и международной журналистики — ее даже "Пионерская правда" печатает. Но главное — на французском чешет как на родном… хотя настоящий родной, кажется, не знает.
— Да, понимаю, какой у нее родной, — усмехнулся гость. — Древнефранцузский, да?
— Старофранцузский я еще не знаю, — не поняв намека, сказала я. — Но уверена, что буду его изучать факультативно в университете. Мечтаю читать в оригинале Рабле и Вийона…
— Похвальное желание, — кивнул гость. — Рабле, честно говорю, не осилил, а Вийона почитывал, да.
После этого он плавно перешел на французский и минут пятнадцать мы вели светскую беседу, в которой дядя Маря ничего не понял.
Часа через два отставники перебрались в комнату Мария Евдокимовича, который попросил меня сбегать в магазин за хлебом и маринованными огурчиками. Вернувшись и выложив покупки на стол, на котором уже появились две бутылки водки, я тихонечко присела на видавший виды кожаный диван — разговор шел о Франции, любая информация о которой была мне весьма интересна.
Не обращая на меня никакого внимания, Андрей Васильевич продолжал свой рассказ:
— Ты не представляешь, Марий, кто только с нами не работал!..
— Почему, представляю, — пожал плечами Марий Евдокимович. — Жорж Марше, например.
— Ну, Жорж Марше — его хоть не шерше, — расхохотался гость. — Бери повыше. Вот знаешь ли ты, дружище, кто такой Яшка Широков?
— Ну, мало ли кто…
— А ведь знаешь. Ну, подумай, у кого во Франции имя-фамилии похожи на эти.
— Неужто Жак Ширак? — присвистнул Марий Евдокимович.
— Вот именно. Наши взяли его в разработку еще безусым юнцом, когда он стучался в разные издательства со своим переводом "Евгения Онегина". Мы же всегда приглядываемся к тем иностранцам, кто изучает русский язык — особенно из спортивного интереса. Нюра наша — ну, я тебе рассказывал как-то про эту медовую-бедовую девку, — быстро его охмурила. Вроде как внучка белогвардейского офицера, а внушала ему совсем не белогвардейские идеи. Она была уверена: этот парнишка далеко пойдет. Но, видимо, перестаралась: вдруг Яша стал таким коммунистом, что хоть в КПСС без кандидатства принимай. Да еще в "Юманите" начал стучаться, просился хоть рабкором без содержания.
— Ну, радоваться надо — торжество идей марксизма-ленинизма, — Марий Евдокимович подлил себе и гостю еще водки. — Молодец Нюра.
— Никакая не молодец! — махнул рукой Андрей Васильевич. — Работа в "Юманите" скомпрометирует кого угодно. А нам нужен был свой человек среди голлистов. В общем, попросили мы товарищей не брать его даже во внештатники, предложили они ему по нашему совету распространять газету — но вскоре он спекся и вообще в коммунистах разочаровался. Тогда и карьера началась у него при Шарле де Голле. Когда я с ним начал работать, он уже был назначен Жоржем Помпиду министром сельского хозяйства. Мы были уверены — рано ли поздно наш Яша Широков станет президентом. Когда он стал премьером, до высшего поста оставался один шаг.
— Так я не понял — вы его завербовали или как?
— Не спеши с вопросами, Марий, там все гораздо интереснее обычной вербовки…
Неожиданно Андрей Васильевич обернулся и уставился на меня:
— Марий, а малявка-то нас внимательно слушала. Никак "Моссад" стал лолиточек в дело пускать.
— Лиля, нехорошо подслушивать, — покачал головой дядя Маря. — Да и мы, старые козлы, совсем бдительность потеряли. Забудь о том, что здесь услышала. И никому ни гу-гу об этом.
Покраснев до корней волос, я выскочила в общий коридор. Думала, что теперь Марий Евдокимович не захочет со мной общаться. Но нет, уже утром, когда я убегала в школу, он был приветлив и доброжелателен. Только уже у двери шепнул мне на ухо:
— Уговор дороже денег. Ни-ко-му!
Я дала честное комсомольское и упорхнула, не упомянув при этом, что за пару месяцев до описываемых событий вместе с лучшими подругами демонстративно сожгла комсомольский билет. А тем же вечером, распираемая тайным знанием, выдала все услышанное маме и брату.
— Конечно, у нас перестройка с гласностью, но здоровее будет забыть об этом, — сказала мама. — Это слишком опасные игры.
Брат поддержал ее. И я сочла за лучшее не вспоминать об этом разговоре. Вспомнила о нем лишь когда Жак Ширак стал президентом Пятой республики. Проверила его биографию — факты об "Евгении Онегине", симпатии к коммунистам и сотрудничестве с "Юманите" подтвердились. И русский он знал очень даже неплохо — выучил "великий и могучий" благодаря учителю-белоэмигранту.
Был ли "Яша Широков" агентом советских спецслужб? Помогли ли "товарищи в штатском" в его политической карьере? Или изрядно подвыпивший Андрей Васильевич попросту бахвалился по поводу своих мифических достижений, соединив реальные факты с вымыслом? На эти вопросы у меня ответа нет. Хотя я и склонна ныне воспринимать услышанное как байки ушедшего на покой сотрудника советской резидентуры.
Что же касается роли Жака Ширака в истории — он, несомненно, был незаурядной, хотя и весьма противоречивой личностью. Свет и тени свойственны любому человеку, а тем паче столь блистательному и целеустремленному. Пусть покоится с миром — теперь ему будут безразличны любые скандалы — реальные и вымышленные.
