Одной из главных сенсаций последнего времени стала публикация Идана Дершовица в научном издании "De Gruyter", в которой он убедительно доказывает, что так называемая "рукопись Шапира" — древний манускрипт Второзакония, фрагменты которого были обнаружены в пещерах у Мертвого моря в конце XIX века, является подлинной
Петр ЛЮКИМСОН
Ученый использует современные методы сравнительного анализа текстов и отмечает, что подлинность рукописи подтверждают как лингвистические, так и литературные свидетельства. Дершовиц называет ее "прощанием Моисея", а утрату свитков — огромной потерей для науки. Поставить точку в вопросе о подлинности манускрипта, сможет, разумеется, только его повторное обнаружение. Но сама статья историка невольно заставляет вновь вспомнить о трагической судьбе антиквара Мозеса Вильгельма Шапира, которая, безусловно, заслуживает отдельного рассказа.
Мозесом Вильгельмом он стал не сразу. Родился он в 1830 году в Каменец-Подольске и был назван Мойше. В 26 лет он решил отправиться в Эрец-Исраэль, но по дороге в Бухаресте сблизился с христианскими миссионерами и на землю Яффо ступил уже как член церкви мессианских евреев Мозес Вильгельм (Вильям) Шапира. Вскоре миссионеры поручили ему управлять принадлежавшим церкви небольшим магазином по продаже Библий, книг на библейскую тематику, икон и других религиозных аксессуаров. И вот тут-то Мозес Вильгельм сполна блеснул талантом бизнесмена, да и другими дарованиями. В течение короткого времени к своему знанию иврита, арамейского, польского и немецкого, который блестяще знал и раньше, он добавил финикийский и английский языки, а заодно изучил весь пласт существовавшей на то время литературы по библеистике. Его магазин стремительно расширялся, помимо роскошных изданий Библии в нем стали продаваться древние книги и рукописи, которые привлекли внимание коллекционеров всего мира.
Позже Шапира открыл собственный магазин и буквально за пару лет установил связи со всеми крупнейшими учеными и музеями Европы. И вскоре получил статус официального представителя и поставщика Британского музея на Святой земле.
Шапира начинает разъезжать по всей территории Османской империи, скупая древние еврейские рукописи, часто бывает то в Англии, то в Германии, то в США. В этот период он знакомится с сестрой милосердия Протестантского госпиталя в Иерусалиме Розеттой Йокель, и они сочетаются браком, в котором рождаются две дочери.
Напомним, что это была эпоха, когда во всем мире вспыхнул интерес к библейской истории и археологии Земли Израиля. В Британии создается Фонд исследования Палестины (PEF), от имени которого сюда приезжают различные археологические экспедиции. Именно в это время здесь появляются молодые археологии Чарльз Вильсон и Чарльз Уоррен, которые совершают в Иерусалиме поистине эпохальные открытия, доказывающие, что описываемые в ТАНАХе события эпохи царя Давида и Шломо, вероятнее всего, имели место в действительности. В научном мире начинается самая настоящая библейская лихорадка, и Германия с Францией, не желая отставать от Великобритании, направляют в Палестину свои экспедиции, а заодно открывают охоту на древние артефакты для своих музеев.
Французский дипломат и востоковед Шарль Клермон-Ганно сообщает, что приобрел у бедуинов, живущих в районе Мертвого моря, останки разбитой ими "Стеллы царя Меши", успел сделать до ее варварского уничтожения слепок стеллы из папье-маше и прочел выбитый на ней финикийским алфавитом текст на моавитском языке. В тексте царь моавитян Меша благодарит своего бога Кмоша за победу над царем Израиля Омри, что полностью подтверждает события, о которых рассказывается во второй "Книге царств".
Вокруг "иудейских древностей" начинается настоящий ажиотаж. Цена на артефакты библейского периода растет день ото дня, и Шапира бойко продает музеям черепки, глиняные таблички с письменами библейской эпохи, статуэтки и прочие сокровища, превращаясь в одного из самых богатых жителей турецкой Палестины. Часть из выставляемых им на европейских аукционах находок, безусловно, была подлинной. Но, видимо, в какой-то момент, почувствовав, что спрос превышает предложение, он вместе с бедуинами и местными умельцами, имена которых скрыты во мраке истории, решает создать настоящую индустрию подделок.
В 1872 году на аукционах появляется "моавитянская керамика", якобы найденная в Заиорданье: кувшины и статуэтки, датируемые периодом вхождения евреев в Землю Израиля и эпохой судей. Статуэтки и скульптурные композиции носят откровенно сексуальный характер, подтверждая рассказ Библии о верованиях и разнузданных нравах моавитян. PEF решает закупить эти артефакты для английских музеев, а в мировых СМИ одна за другой появляются статьи о новооткрытой "моавитянской культуре", сообщается, что скоро жители Европы смогут увидеть эти древности в экспозициях музеев, но при этом пикантно добавляется, что "дамам смотреть на это не рекомендуется".
За 1700 артефактов "моавитянской культуры" (или "идолов Моава") Британский музей выплачивает Мозесу Шапира 3300 фунтов стерлингов – весьма крупную сумму по тем временам. Однако перед самой выставкой упомянутый выше Клермон-Ганно публикует статью, в которой убедительно доказывает, что так называемые "артефакты моавитянской культуры" — не что иное, как жалкая подделка. Ученый обратил внимание на то, что надписи на проданных Шапира черепках и подделках, как и надпись на "Стелле Меши", сделаны финикийским алфавитом, вот только не на моавитском языке, а на… палеоиврите, чего не могло быть по определению. Более того, Клермон-Ганно даже выяснил, где именно были изготовлены все эти "произведения древнего искусства": в мастерской делового партнера Шапиры Селима аль-Кари.
Сказать, что грянул грандиозный скандал, значит, не сказать ничего. В мгновение ока Мозес Вильгельм Шапира утратил заработанный им у коллекционеров авторитет, а британские и немецкие ученые, доказывавшие подлинность артефактов, почувствовали себя посрамленными. Статуэтки из "моавитянской культуры" были переименованы в "фальшивки Шапира" и проданы на аукционе за пару десятков фунтов стерлингов. Самое интересное, что впоследствии они вызвали интерес коллекционеров древностей, и их цена стала стремительно расти. Сегодня каждый такой артефакт стоит десятки тысяч долларов, и антикварный рынок наводнен подделками под "фальшивки Шапира".
Многие историки выражают недоумение по поводу того, почему столь умный и опытный антиквар, как Шапира, так легко дал себя поймать. Что стоило ему, свободно владевшему финикийским и, возможно, моавитским языком, сфальсифицировать записи на подделках на одном из них, а не на иврите?! Однако и сегодня в Израиле и за его пределами есть немало сторонников "реабилитации Шапира": они убеждены, что "идолы Моава" все же были подлинными, и их продавца попросту оклеветали.
Любопытно, что даже после такой оглушительной компрометации Шапира сохранил репутацию у книготорговцев, продолжил торговать редкими еврейскими рукописями и предлагал европейским музеям приобрести у него свитки Торы и книги ТАНАХа, купленные в Йемене у местной еврейской общины и датируемые XII веком. Но тут снова вспыхивает скандал: духовные лидеры йеменских евреев заявляют, что бесценные рукописи добыты Шапира путем угроз и шантажа и, по сути, являются краденными. Шапира, по их утверждению, подкупил местного правителя, и тот направил в синагоги офицеров с небольшими группами солдат, которые попросту конфисковали реликвии. Антиквар это, разумеется, категорически отрицал и настаивал на том, что йеменские раввины попросту выдумали такую версию, чтобы оправдаться перед паствой и скрыть факт получения за свитки очень неплохих денег.
Наконец, в 1883 году Шапира сообщает всемирно известному английскому библеисту Кристиану Дэвиду Гинзбургу (как и он, крещеному еврею, в прошлом ученику иешивы), что в его руки попали древние свитки с текстом "Дварим" ("Второзаконие") — пятой книги Торы. Причем свитки почему-то написаны финикийским письмом. Шапира рассказал Гинзбургу, что в 1878 году гостил у шейха Махмуда аль-Араката, от которого узнал, что бедуины нашли в пещере в Вади-эль-Муджиб у восточного берега Мертвого моря какие-то старые "колдовские заклинания", завернутые в истлевшее полотно. Ему удалось выпросить у шейха несколько листков пергамента, в которых он распознал фрагменты "Второзакония", но без финальной части, повествующей о смерти Моше. Более того, Шапира предположил, что речь идет об оригинале — тексте, написанном рукой самого Моисея, и именно поэтому в свитках нет фрагмента, рассказывающего о его кончине. Рукописи в течение пяти лет пролежали в доме Шапиры, и только в 1883 году он представил их профессору Шрёдеру — немецкому консулу в Бейруте, который счел их подлинными. Однако экспертиза в Берлине у профессора Лепсиуса закончилась тем, что рукописи — три длинных кожаных полосы — были признаны "бесстыдной подделкой".
Гинзбург заинтересовывается, знакомится со свитками и приходит к выводу, что они — подлинные. Правда, по его мнению свитки датируются либо I в. до н.э., либо I в. н.э., но речь, так или иначе, идет о самом раннем из известных науке рукописных текстов Торы.
Уверившись в подлинности свитков, Гинзбург сообщает об их находке руководству Британского музея. Авторитет ученого в научном мире огромен, и директорат музея поручает ему начать с Шапира переговоры о покупке свитка. Шапира просит за него миллион фунтов стерлингов — немыслимую по тем временам сумму. Но так как все понимают, что речь идет о поистине бесценном сокровище, англичане начинают склоняться к тому, чтобы выложить эти деньги. Однако для начала выставляют два условия: Шапиро разрешит выставить два из пятнадцати оказавшихся в его распоряжении текстов и провести экспертизу подлинности остальных. И Мозес Вильгельм Шапира эти условия принимает — слишком уж большая сумма стоит на кону.
Когда свитки прибывают, главный библиотекарь Британского музея — пусть вас не обманывает скромное название этой должности, по сути, речь идет о главном ученом — знакомится с ними и приходит к тому же выводу, что и Гинзбург.
"Скорее всего, это подлинный артефакт эпохи раннего христианства, достойный быть представленным в экспозиции", — говорится в его заключении.
Появление в экспозиции музея "самых древних свитков Библии периода появления христианства" подается британской прессой как сенсация, в музей устремляются тысячи людей, выставку в числе прочих посещают коронованные особы и премьер-министр лорд Гладстон. Но через две недели комиссия по проверке подлинности свитков оглашает свой вердикт: подделка, жалкая подделка!
Мозес Вильгельм Шапира не может не понимать, что это — конец его карьеры торговца древностями. Окончательно его добивает опубликованная сначала в "Таймс", а затем перепечатанная многими другими изданиями статья одного из членов комиссии Лотоса Кондора, в которой тот объясняет, на каком основании он и его коллеги пришли к такому выводу.
Во-первых, пишет он, сомнительно, чтобы где-то в районе Мертвого моря могли быть найдены свитки такой давности. Хотя бы по той простой причине, что пергамент не может сохраняться, да еще в столь неплохом состоянии, на протяжении тысячелетий. Входивший в состав комиссии картограф К. Кондер, работавший в Моавской пустыне, полагал, что глинистые пещеры сырые и сохранность там пергамента невероятна. Еще большие сомнения вызвало сообщение Шапиры о том, что рукописи были обернуты в полотно.
Во-вторых, размер свитков – 80х20 сантиметров — наводит на размышления о том, что пергамент для подделки был взят со старых, отданных в генизу свитков Торы возрастом не старше 200 лет, которые искусственно попытались состарить и придать большую достоверность, обрезав и обтрепав края.
В-третьих, характер свитков дает основания предполагать, что они были изготовлены не одним человеком, а тремя разными людьми. И некоторые из них при переписке допустили существенные ошибки, в результате чего текст местами не совпадает с известным нам текстом книги "Дварим".
В-четвертых, с какой стати евреям должно было прийти в голову использовать для написания свитков финикийское письмо, а не родной алфавит?!
Завершалась статья саркастическим выводом:
"Не нужен мне миллион фунтов стерлингов. Заплатите мне в десять раз меньше, и я изготовлю вам фальшивки не хуже и в каком угодно количестве".
Шапира попытался найти последнюю защиту у Гинзбурга, который вроде бы признал подлинность свитков, но тот поспешил от него откреститься, заявив, что любой ученый может допустить ошибку.
После пережитого потрясения Мозес Вильгельм не вернулся в Иерусалим и даже перестал писать своей семье. Переезжая из города в город, он 9 марта 1884 года приехал в Роттердам и остановился в гостинице "Блоумендал". Спустя несколько дней портье, наконец, обратил внимание, что новый постоялец за все время ни разу не выходил из своей комнаты, и вызвал полицию. Когда в сопровождении полицейских портье открыл запасным ключом номер Шапира, тот лежал на полу в луже образовавшей вокруг его головы своеобразный нимб загустевшей крови. Тело было отправлено в местный морг, а когда спустя три дня никто не обратился, чтобы прояснить судьбу странного постояльца, захоронено на окраине кладбища без какой-либо церемонии и даже без таблички с указанием имени покойного.
* * *
На этом, собственно говоря, и заканчивается история жизни Вильгельма Мозеса Шапира. Но в мире до сих пор находится немало любителей древности, убежденных, что те 15 свитков с текстом книги "Дварим" были самые, что ни на есть, подлинные, и речь идет об одном из самых бесценных артефактов, каким когда-либо обладало человечество. Один из таких энтузиастов — известный израильских журналист, режиссер и продюсер Йорам Сабо. Он узнал об истории Мозеса Шапира несколько десятилетий назад и с тех пор пытается доказать, что при всей неоднозначности его личности британские эксперты в 1883 году допустили роковую ошибку. Сабо упорно идет по следам Шапира и пытается выяснить судьбу проданных за бесценок свитков. Итогами этих поисков стал снятый им в 2014 году документальный фильм "Шапира и я" и книга "Продавец свитков".
Йорам Сабо обращает внимание на то, что две недели — слишком малый срок для проведения экспертизы свитков даже при нынешнем развитии технологий, а ведь в 1880-х годах в руках экспертов не было и десятой доли средств точного анализа, которыми обладают их современные коллеги. Решающую роль в выводах комиссии, по мнению Сабо, сыграла личная предубежденность профессора Лотоса Кондора против Шапира, ведь именно Кондор попался на удочку сфальсифицированной "моавитянской культуры" и в свое время отвечал за закончившуюся позором покупку ее артефактов для Британского музея.
Кроме того, вскоре после обнаружения свитков Шапира решил в заверении их подлинности заручиться поддержкой немецкого ученого Константина Шлотмана. Но Шлотман был тем самым человеком, который с особой страстью доказывал подлинность "моавитянской культуры", за что едва не поплатился репутацией. Стоит ли удивляться, что он не только не захотел иметь новых дел с Шапира, но и разослал немецкому консулу в Палестине и своим коллегам в разных странах письма, в которых советовал воздержаться от каких-либо контактов "с этим проходимцем". Это письмо, безусловно, тоже сыграло роль в судьбе торговца древностями.
Между тем, подчеркивает Сабо, почти все утверждения экспертов комиссии Британского музея сегодня звучат смехотворно.
Как известно, в 1947 году мир потрясла находка "свитков Мертвого моря". За ней последовали и другие, и стало ясно, что именно в этом районе и следует искать памятники письменности эпохи Второго Храма, а также то, что в пещерах Иудейской пустыни с их уникальным климатом пергамент и выведенные на нем письмена прекрасно сохраняются на протяжении тысячелетий. Заметим в скобках, что пергамент и чернила для свитков в ту эпоху выделывался по специальной технологии, подробно описанной в талмудическом трактате "Мегилот" ("Свитки"), которая и обеспечила столь высокую их сохранность, а "талмудические чернила" действительно не выцветают даже через тысячелетия.
К тому же, прежде, чем показать свитки Гинзбургу, Шапира сам тщательно проверил их на подлинность. В том числе вымочил в спирте. Никакие чернила, созданные в последние 1000 лет, такой обработки бы не выдержали.
Смехотворным с точки зрения Сабо является и такое доказательство поддельности свитков, как найденные в них разночтения с нынешним текстом книги "Дварим". Если бы Шапира, утверждает он, действительно хотел изготовить фальшивку, он позаботился бы о полном совпадении "древнего" текста с современным, который прекрасно знал еще со времени учебы в иешиве. Разночтения как раз говорят о том, что свитки были подлинными, поскольку в ту эпоху, вероятно, окончательный канон Торы еще не сложился, и было несколько вариантов рукописных книг, отличающихся друг от друга теми или иными деталями.
Ну и, наконец, довод о том, что свитков размером 20х80 см не могло существовать, выглядит вообще несостоятельным: размер свитков мог быть каким угодно, и скорее всего нынешние стандарты размеров свитков Торы просто повторяют древние.
Остается, таким образом, лишь вопрос о финикийском шрифте. Но известно, что в тот период финикийское письмо часто использовалось евреями, и не исключено, что у переписчика свитка были свои резоны писать на нем. Скажем, он почему-то не желал, чтобы свиток был абсолютно "кошерным". Этим же мотивом могли быть продиктованы и расхождения с каноническим текстом.
Прояснил Сабо и судьбу потомков Шапира. Одна его дочь умерла бездетной, у второй был сын, но и он скончался, не оставив наследников. Младшая дочь Шапира Мария стала французской писательницей под псевдонимом Мириам Арри (1875-1958). В 1914 году она опубликовала автобиографический роман "Маленькая дщерь иерусалимская", где посвятила отцу немало страниц.
Пытаясь найти могилу Мозеса Вильгельма Шапира, Йорам Сабо решился на совершенно не подобающий для него как для светского человека поступок: обратился за помощью к известному в Англии медиуму. Та сразу же сказала, что Сабо одержим личностью давно умершего, а точнее, покончившего с собой человека, в имени которого, скорее всего, были буквы "М" и "Ш". Она не могла понять, был ли этот человек евреем, но каким-то образом он ее визитер был с ними тесно связан. А еще, добавила медиум, он также был тесно связан с ессеями.
Буквально на следующий день после визита к медиуму Йораму Сабо позвонил из Сиднея некий Мэтью Гамильтон. 50-летний евангелист, работающий библиотекарем, и страстный исследователь древних рукописей, он обратил внимание Сабо на то, что в архиве Британской библиотеки сохранилась заметка из газеты, в которой сообщалось: 8 марта 1889 года в небольшом городке Личфилд местный житель Филипп Брокс Саймон прочел лекцию о "фальшивой книге Библии, изготовленной Мозесом Шапира". Несмотря на то, что лекция проходила поздно вечером и в очень холодный день, отмечалось в заметке, она вызвала немалый интерес у горожан — особенно с учетом того факта, что Саймон продемонстрировал слушателям несколько изготовленных Шапира свитков. Так стало ясно, что 10 фунтов и 5 шиллингов заплатил на аукционе именно Филипп Саймон, и Сабо занялся выяснением его судьбы. Но, как оказалось, Саймон скончался в 1903 году, не оставив наследников, и в его завещании не было ни слова о свитках. И это уже действительно тупик.
Стоит заметить, что в "Википедии" приводится несколько иная версия судьбы пропавших свитков. "16 марта 1885 года рукописи Шапиры — в общей сложности 15 кожаных свитков — были проданы за 18 фунтов и 5 шиллингов (1720 фунтов по ценам 2013 года) торговцу древностями, который выставил их на англо-еврейской исторической выставке в Альберт-Холле в 1887 году. Далее они были перепроданы за 25 фунтов сэру Чарлзу Николсону, профессору Сиднейского университета. Далее следы свитков Шапиры теряются. По одной из версий, рукописи сгорели во время пожара в лондонском доме Николсона в 1899 году", — сообщается там.
Но, согласитесь, эти разночтения мало что меняют.
Не исключено, что свитки после смерти их последнего обладателя просто выкинули как ненужный, ничего не стоящий хлам. Но кто знает, может быть, они все же оказались в чьих-то бережливых руках, пусть и не представляющих себе их подлинной ценности. И тогда еще есть шанс на то, что они когда-нибудь всплывут в некой антикварной лавке. Только следует признать, что шансов на это остается все меньше и меньше, так как вряд ли пергаменту обеспечили должные условия хранения, хоть чем-то напоминающие сухой климат Иудеи.
[nn]
