К 110-летию со дня рождения Михаила Светлова
Семен КИПЕРМАН, Хайфа
В 1950-1960-е годы мне часто доводилось бывать в командировках в Москве. Каждую свободную минуту старался использовать для посещения театров, выставок, концертов. Одними из самых радостных воспоминаний о тех временах — литературные вечера и традиционные Дни поэзии с участием Михаила Светлова
В нынешнем году исполняется 110 лет со дня его рождения. Хотелось бы к этой памятной дате вспомнить некоторые малоизвестные страницы жизни поэта, о которых едва ли ведал он сам.
Вначале — из официальной биографии. Родился Михаил Аркадьевич Шейнкман (настоящая фамилия) 4 (17) июня 1903 года в Екатеринославе в семье ремесленника. "Отец — буржуа даже очень мелкий", — иронически добавлял Светлов.
В детские годы посещал хедер. В 1917-м окончил четырехклассное училище. В 16 лет вступил в комсомол, был редактором первого на Украине советского молодежного журнала "Юный пролетарий". Печатался с 1917-го. В 1920 году пошел добровольцем в Красную армию, принимал участие в гражданской войне.
В 1923-1925 годах вышли его первые поэтические сборники "Рельсы", "Стихи о ребе", "Корни" и другие. Романтическая природа дарования Светлова особенно проявилась в стихах о гражданской войне. Светловская "Гренада" была высоко оценена известными поэтами. Марина Цветаева писала из Парижа Борису Пастернаку: "Передай Светлову ("Молодая гвардия"), что его "Гренада" — мой — чуть не сказала: мой лучший — стих за все эти годы". Восторженно отзывался о стихотворении Владимир Маяковский, который на своих поэтических вечерах нередко читал светловскую "Гренаду" наизусть.
Когда в Испании разразилась гражданская война (1936-1939), "Гренада" стала одной из любимых песен Интернациональных бригад — боевых подразделений, состоявших из добровольцев разных стран, сражавшихся на стороне Народного фронта Испании. Спустя десятилетия эхо "Гренады" возвращалось из Китая, Франции, Польши, других стран. Стихотворение многократно было положено на музыку. В годы Второй мировой войны "Гренада" стала гимном узников концентрационного лагеря "Маутхаузен".
Светлов создал свою особую поэтику, наполненную добротой и сердечностью, которой претят громкие слова. В конце 1920-х в его стихах отражались тревога и смятенность эпохи нэпа. Революционная романтика сочеталась у него с иронией, шуткой, которая со временем стала особенностью его поэтической манеры.
В конце 1920-х — начала 1930-х годов лирика в произведениях Светлова несколько ушла на второй план. Теперь его волновали набирающая остроту борьба разных художественных течений, организаций, групп. Среди них выделялся РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), которая претендовала на идеологический и политический контроль над всей советской литературой. Но такое положение не отвечало целям набиравшего силу будущего "вождя народов", который намеревался ввести административно-командные методы и в культурной политике.
Принятое в апреле 1932-го постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций" было направлено на объединение всех литераторов в единый Союз советских писателей с коммунистической фракцией в ней, что означало установление партийной власти над умами, над проявлением свободной мысли. Немало писателей надеялось, что будет покончено "с кружковщиной и литературщиной" и будет создана творческая атмосфера. Светлов был в числе видных уже в то время поэтов, подписавшихся под письмом к секретарям ЦК ВКП(б) о поддержке ЦК "в направлении борьбы с вражескими течениями и влиянием на советскую литературу".
Более полутора лет шла подготовка к Первому съезду советских писателей. Дата начала работы переносилась с ведома Сталина, подчеркивавшего необходимость тщательной подготовки. На деле все сводилось к выявлению писательских настроений и взглядов. А такая информация поступала помимо идеологических чиновников и от "работников невидимого фронта", которые внедрялись в литературную среду, где было также много добровольных и завербованных осведомителей.
Много позже Евгений Евтушенко говорил, что Светлов рассказывал ему: его вызывали в ГПУ и предлагали быть стукачом под красивым предлогом, разумеется, спасения революции от врагов. Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайн. Из ГПУ он направился в ресторан, где предпринял все, чтоб напиться. С той поры он старался поддерживать эту репутацию.
Светлов участвовал в работе съезда, но не выступал. Имя его упоминалось в докладе Н.Бухарина, посвященном поэзии. После съезда Светлов писал стихи, обратился к драматургии. Одним из лучших его стихотворений того времени была "Песня о Каховке" (1935), к которой И.Дунаевский написал музыку. Песня получила широкую известность. Тогда же Светлов написал пьесу "Глубокая провинция" о жизни колхозников. Вскоре ее запретили…
Съезд не оправдал надежд многих писателей. Каверин в мемуарах "Эпилог" писал, что первый съезд можно смело назвать "съездом обманутых надежд". К тому времени сложилось отношение к советской власти и у Светлова. По молодости он, как многие, верил в обещанные светлые дни. Но — увы! — жизнь становилась все тяжелее, и у поэта появилась чувство, что "не получилось", и даже ощущение, что "обманули". Сказывался каждодневный личный страх от постоянных репрессий.
Занятый литературной работой Светлов не знал, что он, как и многие другие писатели, находится "под колпаком". На него собирали компромат и "разрабатывали". В мае 1937-го из отдела культпросветработы ЦК партии была направлена записка на имя Сталина, Кагановича, Андреева, Жданова и Ежова, в которой выражалась тревога за состояние руководства писательской организацией со стороны правления СП. Отмечалось отсутствие творческой обстановки, снижение писательской активности… В числе литераторов, которые бросили писать и "замкнулись в скорлупе", назывались Асеев и Светлов.
Продолжавшиеся склоки в писательском руководстве, письма некоторых членов правления СП в партийные инстанции, нередко являвшиеся прямым доносом. Они не только не вызывали тревогу в высших эшелонах, а, напротив, давали Сталину возможность выступать в роли харизматического арбитра и в литературных делах, и в судьбах тех или иных писателей, умело используя для этого метод кнута и пряника. Видимость внимания власти к состоянию литературы должно было подтвердить и награждение в мрачные 1937-1938 годы большой группы писателей. Список представленных к награждению был подготовлен в СП Фадеевым и Павленко, но подлежал проверке в партийных органах и НКВД.
Докладывая Сталину об итогах этой работы, секретарь ЦК ВКП(б) А.Андреев отметил: "Просмотрев совместно с тов. Берия эти материалы, считаю, что В.Инбер, А.Исаакян, Д.Бергельсон, М.Голодный и М.Светлов (Шейнкман) должны быть отведены из списка к награждению как по характеру компрометирующего материала, так и потому, что за последние годы их вес в советской литературе был совершенно незначительным".
Но, вероятно, этого компромата секретарю ЦК Андрееву и наркому Берия было недостаточно. Светлова продолжали "разрабатывать". 13 сентября 1938 ода была написана "Справка ГУГБ НКВД для И.В.Сталина о поэте М.А.Светлове". В ней буквально с первых строк поэт обвиняется в троцкизме и антисемитизме. Указывается, что еще в 1927-1928 годах Светлов вместе с Н.Дементьевым и М.Голодным ездили в Харьков для организации вечеров, сбор с которых использовался на нужды троцкистского нелегального "Красного креста".
Далее следовало "доказательство" антисоветской агитации Светлова в литературной среде: например, что в 1934 году по поводу съезда писателей он говорил: "Чепуха, ерунда. Созовут со всех концов Союза сотню-другую идиотов и начнут тягучую бузу. Им будут говорить рыбьи слова, а они хлопать. Ничего свежего от будущего союза, кроме пошлой официальщины, ждать нечего".
В отношении "врагов народа" он, как следует из доносов, говорил: "Что творится? Ведь всех берут, буквально всех. Делается что-то страшное. Аресты приняли гиперболические размеры. Наркомов и заместителей наркомов переселили на Лубянку. Но что смешно и трагично — это то, что мы ходим среди этих событий, ровно ничего не понимая. Зачем это, к чему? Чего они так испугались? Ведь никто не может ответить на этот вопрос. Я только понимаю, что произошла смена эпохи, что мы уже живем в новой эпохе, что мы лишь жалкие остатки той умершей эпохи, что прежней партии уже нет, есть новая партия, с новыми людьми. Нас сменили. Но что это за новая эпоха, для чего нас сменили те, кто нам на смену пришли, я ей-ей не знаю и не понимаю"…
Следует указать, что на имя Сталина тогда же были отправлены справки о поэтах М.Голодном и И.Уткине. Руководству Лубянки очень хотелось видеть в этих лицах "объединение для борьбы против режима." Неизвестно, дошли ли до Сталина, читал ли он эти казенно составленные литературными "стукачами" справки. Невольно задумываешься над тем, как могли указанные лица не попасть в мясорубку массового террора.
Вспоминаются утверждения И.Эренбурга из его воспоминаний о том, что в писательских репрессиях царил принцип страшной лотереи: одним выпадал билет с надписью "живи", другому — со знаком беды и смерти. Похоже, тогда фортуна улыбнулась М.Светлову, но он оставался "неарестованным арестантом эпохи".
В 1930-е он с интересом пробовал себя и в роли драматурга: написал романтическую пьесу "Сказка" (1939), вновь возвращался к событиям гражданской войны в пьесе "Двадцать лет спустя" (1940). Пьеса "Мыс желания" (1940) была предназначена для детей и юношества.
С первых дней Великой Отечественной войны М.Светлов был спецкором на фронтах. Главный редактор газеты" Красная Звезда" Д.Ортенберг вспоминал, что каждый день в газете печатались статьи М.Светлова.
И в годы войны Михаил Аркадьевич отдавал должное поэтической музе. Им был создан цикл стихов о Лизе Чайкиной. В 1942-м он создал поэму "Двадцать восемь". Широкое признание получило стихотворение "Итальянец" (1943), отразившее мотивы патриотизма, интернационализма и гуманизма.
Забавный случай произошел со Светловым в первые дни войны. Начальник политотдела армии терпеть не мог "штатских", считая всех ленивыми трусами. Он решил направить Светлова во время боя на командный пункт полка. Решив "себя доказать", поэт, минуя КП полка, направился на КП роты. Бой был жестокий, потери — большие, но он не струсил. О происшедшем доложили начальнику политотдела, который притворно сурово встретил Светлова и спросил, почему тот пошел на КП роты, куда не был послал. Последовал ответ в светловской манере: "Рота входит в состав этого полка. Таким образом, я приказа не нарушил". Начальник улыбнулся, заметив при этом: "Говорят, был такой огонь, что нельзя было голову поднять". В ответ он услышал: "Поднять голову можно было, но только отдельно от туловища". После такого ответа популярность штатского Светлова сразу возросла.
О другом случае рассказал участник войны, литературовед Борис Бялик. Поэт Михаил Светлов чтение стихов бойцам не прерывал, даже когда на него и его слушателей спикировали три бомбардировщика. В его присутствии забывали о войне, которая оставалась рядом.
Евгений Долматовский в своих фронтовых воспоминаниях приводил эпизоды из биографии Светлова: "Майор Светлов в составе танкового экипажа участвует в прорыве… Майор Светлов в дни Бобруйского "котла" столкнулся с группой немецких солдат во главе с генералом, взял их в плен и привел в штаб… С Девятым танковым корпусом он дошел до Берлина. За мужество, проявленное в годы войны, корреспондент М.Светлов награжден тремя орденами и медалями".
В послевоенные годы поэт находился в негласной опале, хотя в 1946 году была поставлена его пьеса "Бранденбургские вороты", изредка печатались его стихи. Ему не разрешали выезжать за границу, ссылаясь на то, что у него нет международного опыта, на что отвечал шуткой: мол, однажды уже бывал за границей — "вместе с Красной Армией дошел до Берлина".
Светлов стал преподавать в Литинституте и был одним из самых любимых профессоров. Опять вернулся к драматургии: "Чужое счастье" (1953), "С новым счастьем" (1956), пьеса-фантазия по мотивам Карло Гоцци "Любовь к трём апельсинам".
О многом говорит факт, приводимый историком А.Блюмом (Санкт-Петербург): при экзекуции поэмы М.Алигер "Твоя победа" в главе, посвященной еврейской теме, были удалены места, где речь идет об участии евреев в войне, о выдающихся представителях этой национальности и героизме, проявленном ими на фронте. Имя Светлова вместе с именами Эренбурга и Багрицкого, как и другие еврейские имена, были изъяты, и вся авторская строфа заменена беспомощными строчками.
В годы борьбы с космополитизмом, когда "вождь народов" решал еврейский вопрос, Светлов, не боясь, позволял себе публично шутить: заглядывая в свой постояннно тощий кошелек, говаривал — мол, опять "Джойнт" забыл перечислить деньги…
На еврейскую тематику поэт в основном писал стихи личного характера в 1920-е годы: "Стихи о Ребе" (1923), "Песня отца" (1925), "Письмо" (1929). Еврейская тема нашла отражение в короткой "Песне Моисея", написанной для пьесы "Сказка". Светлов также переводил на русский язык стихи еврейских поэтов З.Аксельрода, А.Вергелиса, Л.Квитко, И Фефера и других.
Только в 1954 году после II съезда писателей, на котором в защиту Светлова выступили Семен Кирсанов и Ольга Бергольц, стена молчания вокруг его имени была разрушена. Были изданы сборник стихов Светлова "Горизонт" (1959), "Охотничий домик" (1964).
Поэт надеялся, что после ХХ съезда партии и разоблачения культа личности Сталина наступят серьезные изменения в стране. В одном из стихотворений он писал:
Приветствуйте новый день,
Оставьте инерцию,
Оставьте террор позади,
Встречайте поэзию наряду
с эпохой высоких скоростей.
Полный вперед!
Вспоминая литературные вечера с участием Михаила Аркадьевича, вижу его улыбающееся лицо, слышу голос и раздающиеся шутки. Он всегда был искрометен в стихах и высказываниях.
К моему смешному языку
Ты не будь
Жестокой и придирчивой, —
Я ведь не профессор МГУ,
Я всего лишь
Скромный сын Бердичева.
К одному из таких вечеров вышли в свет неповторимые "Шаржи и эпиграмы" И.Игина и М.Светлова, которые, конечно, я тут же приобрел. В Хайфском университете имеется и другая книга этих авторов — "Музей друзей". Однажды, взглянув на свой шарж, Светлов отреагировал обращением к художнику:
Твоею кистью я отмечен,
Спасибо, рыцарь красоты,
За то, что изувековечил
Мои небесные черты
Шесть стихотворений М.Светлова вошли в антологию русской поэзии "Строфы века" (1995).
В начале нынешнего века в московском журнале "Знамя" были напечатаны "Рабочие тетради 60-х годов" А.Твардовского. В одной из записей, датированной маем 1963-го, говорится: "Пишу эти строки о Михаиле Светлове, который всегда при мне и во мне, как один из моих любимейших современных поэтов, как часть моего эстетического бытия, моих давнейших и неизменных привязанностей в поэзии".
Характерной особенностью творчества и личности Михаила Светлова был своеобразный, меткий юмор, нередко с элементами самоиронии. Ирония Михаила Светлова стала легендой еще при жизни поэта. Она и сегодня жива, пережив автора иронических и смешных реплик. Его юмор всегда был с подтекстом, радостным и добрым отношением к жизни. Он же сам, делясь с читателями, подчеркивал, что непреложным законом творчества является — накопление чувств. О чем не следует никогда забывать.
Светлов был автором запоминающихся афоризмов. На литературном вечере после чтения стихов Светлов отвечал на записки. Несколько записок он оставил без ответа. "Почему вы отвечаете не на все вопросы?", — раздался голос из зала. "Если бы я мог ответить на все вопросы, — сказал Светлов, — мне стало бы неинтересно жить".
М.Свердлова не стало 28 сентября 1964 года. Похоронен он на Новодевичьем кладбище. Поэту был шестьдесят один год.
Из Гренады, в которую Светлов так и не попал, Евгений Евтушенко в 1966 году привез в Москву горсть красноватой гренадской земли и положил на могилу поэта:
И без укоризны,
Угасший уже,
он умер с безвизной
Гренадой в душе.
И как там — не важно, —
его ученик,
я безынструктажно
в Гренаду проник.
Я, думая горько
о том, что вдали,
взял горстку
гренадской земли…
А в 1967 году Михаилу Светлову за стихи последних лет посмертно была присуждена Ленинская премия.
