Сексуально-лингвистический конфуз ученой дамы с непредсказуемыми последствиями
Вэл ЭЛЕНС
На юбилей Надежды Н., дамы приятной во всех отношениях и весьма ученой, собралась чуть ли не вся элита университета, в котором она имеет честь преподавать. Естественно, и банкетный зал был выбрал не захудалый, а весьма и весьма престижный. А поскольку народа было очень много, и виновница торжества пожелала общаться со всеми, не напрягая голос, к лацкану ее элегантного пиджака был прикреплен микрофон.
Элитарная публика вела элитарные разговоры о судьбах человечества и приоритетах израильской науки. Как водится, в какой-то момент на первый план вышла политическая тематика.
Поскольку в данном учебном заведении считается великим грехом придерживаться правых взглядов, сама Надежда и другие ее русскоязычные коллеги предпочитали помалкивать. Но дружественная обстановка в сочетании с отличным коньяком подействовали на них, как швейцарский пьянящий воздух свободы на профессора Плейшнера. И в ответ на тирады "ивритоголовых" (так Надя обзывает левых интеллектуалов, переделав слово "яйцеголовый") русскоизъясняющиеся стали приводить свои контрдоводы.
Такое сопротивление материала очень не понравилось профессору Шломо С., который любую свою лекцию перед студентами превращает в политический диспут. При этом, следует заметить, научная специализация его от политики весьма далека, и студенты не раз жаловались университетскому руководству на то, что он вместо передачи знаний занимается промывкой мозгов. Но у С. — непререкаемый авторитет среди властителей дум. К тому же он ведет персональную колонку в солидной газете, да еще и выпустил книгу о вечной вине еврейского народа перед человечеством (при этом список еврейских прегрешений начинается с древнеегипетского периода — оказывается, иудейский бунт, бессмысленный и беспощадный, отбросил просвещенное царствование фараонов на много столетий назад). И, что немаловажно, отличается скандальным характером. Посему жалобы студентов спускали на тормозах.
Так вот, Шломо С., возмущенный неожиданным саморазоблачением русскоязычных коллег, заявил: не думал, не гадал он, никак не ожидал он, что в цитадели нравственности могут окопаться примитивные фашисты-большевики (да-да, именно так). Получается, нет "русского" без нацистской и коммунистической гнильцы!
— Мы, наиболее высокоорганизованные представители народа, принесшего неисчислимые беды человечеству на протяжении всей своей истории, а ныне угнетающие мусульманское меньшинство во всем мире (ну да, 1.6 миллиарда мусульман — ничтожная цифра по сравнению с количеством евреев — В.Э.), должны быть чище в своих устремлениях, чем все остальные, — принялся он разглагольствовать. — А вы, приехавшие из страны, в которой "большевиким вэ-нацистим" правили 120 лет (да-да, оказывается, Великая Октябрьская соцреволюция по данным профессора свершилась на полвека раньше, чем на самом деле! — В.Э.) — вы должны быть еще чище, чем мы, родившиеся в свободном мире!
Господин С., очевидно, считал свою речь образцом интеллигентности, но Надя, восприняла ее как довольно хамский выпад. Она попыталась поспорить с ним, но профессор слушать ответ не пожелал. И, наконец, добрался до квинтэссенции своего выступления:
— В ближайшее же воскресенье я поставлю перед руководством университета вопрос о переаттестации всех русим с проверкой, не являются ли они латентными фашистами! Я уверен, что не все, присутствующие здесь, сохранят свои места!
— Маккартизм и охота на ведьм — не наш стиль, — попытался охладить пыл явно перебравшего коллеги другой профессор — тоже левый интеллектуал, но обладающий куда более взвешенным характером. — Каждый человек имеет право на свои политические взгляды. К тому же здесь дружеская встреча, а не митинг. Уважаемый Шломо, не будем омрачать юбилей столь очаровательной дамы скандалом!
— Фашизм в нашем университете не пройдет! — взвизгнул С. Наверное, если бы у него под рукой оказался плакат "No pasaran!", он бы поднял его над головой. — Я это так не оставлю!
Надежда на правах виновницы торжества просто была обязана дать отповедь разбушевавшемуся профессору. Но сделать это решила красиво, с привлечением цитат из классиков. Первым на ум почему-то пришел Владимир Маяковский со своим знаменитым обращением к профессору из поэмы "Во весь голос". Но коньячок сыграл с Надей злую шутку, и она воскликнула:
— Профессор, снимите штаны-велосипед!
Да-да, она, прекрасно владеющая ивритом, на сей раз словно свеженькая репатриантка, позорно перепутала "мишкафаим" (очки) и "михнасаим" (брюки).
Поскольку это было объявлено во всеуслышание (микрофон работал исправно), весь зал на мгновение умолк. А следом столь же единодушно расхохотался. Требование к профессору снять штаны (да еще с намеком на велосипед — видимо, потому что старый холостяк всегда ходил в мятых штанах, похожих на спущенные велосипедные колеса; да тут еще почувствовали и тонкую связь с нетрадиционной сексуальной ориентацией С.) развеселило публику. Но не самого Шломо С. С возмущением выбегая из зала, он на прощание прокричал:
— Я добьюсь, чтобы тебя, русская проститутка, выгнали из университета!
Довольная произведенным эффектом, Надежда села на место. И только в этот момент сообразила, как опозорилась. Но если русскоязычные коллеги это поняли, то "ивритяне" сочли ее заявление верхом остроумия и проявлением истинного феминизма.
Протрезвев, Надежда решила, что надо извиниться перед профессором. Приготовила небольшую лекцию о творчестве Маяковского, прозаическое изложение поэмы "Во весь голос", а главное — объяснение словосочетания "очки-велосипед". Хотя, если разобраться, по-настоящему оскорбил ее Шломо С., но Надя вспомнила, как в первые годы занималась поломойством, и предпочла прогнуться под переменчивый мир, в котором авторитета у С. несоизмеримо больше, чем у нее.
И вот, переминаясь с ноги на ногу, она наконец-то дождалась появления глашатая еврейской самоненависти. Сделала шаг к нему — и вдруг услышала то, чего никак не ожидала услышать:
— Гверет Надия, простите меня! Я был неправ! Я был пьян и не отдавал отчета собственным словам!
У Надежды хватило благоразумия, чтобы не выдать встречные извинения. Постаравшись изобразить на своем лице кремень, она холодно ответила:
— Хорошо, профессор, на этот раз я вас прощаю. Но надеюсь, что вы пересмотрите ваши взгляды на коллег-женщин и прекратите заниматься политической пропагандой в стенах университета.
Позднее выяснилось, что жалобу на Надежду профессор всё-таки накатал. И послал руководству университета. Но почту проверяет секретарша Ора, которая и решает, давать ли ход тому или иному письму. А эта самая делопроизводительница всегда с симпатией относилась к своей дважды землячке и с глубокой антипатией — к Шломо С. И во время юбилея снимала сцену перепалки на мобильник. И,Прочитав его кляузу, позвонила профессору, сообщив, что Надежда уже передала своему адвокату запись, а тот посоветовал ей обратиться в полицию, обвинив властителя дум в угрозах, расизме и сексуальных домогательствах. Но Ора попросила ее пока что не давать хода ее жалобе.
— Но ведь это же она потребовала, чтобы я снял штаны! — возмутился профессор.
— Лингвистическая экспертиза подтвердит, что она всего лишь ошиблась. А вот вы обозвали ее вполне конкретно. Так что подумайте, стоит ли мне передавать ваше письмо начальству.
— Я должен подумать… Нет, не надо, пожалуйста, сотри его.
— А вы обязательно извинитесь перед Надей. Я постараюсь уговорить ее, чтобы она пошла на примирение.
— Да-да, конечно!
С тех пор прошло несколько месяцев. Шломо С. старается избегать встреч с грозной феминисткой, возжелавшей снять с него штаны, но если столкновение неизбежно, изображает чуть ли не книксен. А Надежда пришла к выводу, что в нашем мире никогда не стоит первым пригибать голову — порой гораздо полезнее встать в позу.
P.S.
Само собой, имена и кое-какие реалии изменены. А возможные совпадения просим считать совершенно случайными.
