Идеология, в которую он верил, омрачила его душу, вино истерзало и доконало тело. Но он не сдается. Чем больше его отлучали, тем сильнее развивалось его самомнение… Он не забывал благосклонности к нему таких людей, как великий Бялик, как безмерно уважаемый им самим Александр Зайд. Ему приписывают фразу: "Рано или поздно, вы будете меня обожествлять!" Всерьез произнес или в запальчивости? В случае Пэнна надо понимать и помнить, что между отлучением и обожествлением всегда продолжала биться, не находя себе покоя, его поэзия, его, может быть, единственная истинная любовь. Поют его песни, ставят о нем спектакли, иногда на редкость примитивные: от первого до последнего кадра актер расхаживает исключительно с рюмкой или бутылкой, но ни разу не увидишь его героя за работой, откуда же эти сотни и тысячи страниц текстов, исписанных то ровным, то курсивным, будто напевным, но совсем не пьяным, почерком?
Раз в несколько лет возникает некий шумный фестиваль вокруг имени Пэнна, читаешь интервью с внуком поэта, ставшим офицером службы безопасности и… консервативным раввином… Постепенно все как будто готовы забыть революционные марши Пэнна, перепев с чужого голоса. Нам, прибывшим в Израиль с Балтийского, Каспийского, Черного и других морей, да и с берегов Ледовитого океана, и не в начале, а в конце ХХ века, поиски и смена идеологической платформы, перемены, переломы в мыслях и поступках Александра Пэнна более понятны, чем коренным израильтянам.
Счастливыми его жизнь и судьбу не назовешь, но он занимал особое место сначала в жизни "маленького Тель-Авива", а потом и во всей израильской культуре. Он физически был красивее и сильнее всех, а что и мучился, и страдал, то никто этих страданий не видел, внешне он оставался мужественным до конца. Со слов Шломо Тэнэ у меня записано: "У Пенна лет с тридцати был диабет, сначала ампутировали одну ногу, а после операции на второй ноге он произнес по-русски "хочу жить" и умер. Только его смерть не была легендой".
Остается добавить немного. Первый вариант моей радиопередачи о Пэнне вышел в эфир в 1993 году. Два телефонных звонка заставят меня сделать новый вариант передачи. Первый звонок: Лидия Гольденберг, из Иерусалима, в Израиле с 1969 года. Ее дедушка был родным братом бабушки Александра Пэнна. А потом позвонил Моисей Израилевич Заферман, из Реховота. Он прибыл в страну в 1973 году. Еще более близкое родство: его отец был родным братом Сарры Давидовны Заферман, матери Пэнна, то есть он — двоюродный брат Александра Пэнна.
По их свидетельствам, дед со стороны матери был никакой не швед и не граф, а был он меламед и стопроцентный еврей. А самого Александра Пэнна звали Абраша Пепликер (фамилия отца его была Штерн, но евреи часто меняли фамилию, чтобы избежать призыва в царскую армию, вот он и стал Пепликер), и родился он не на берегу Ледовитого океана, а недалеко от Мелитополя, в селе Акимовка, на Петровской улице… У матери было много сестер и много братьев. Дядя Григорий существовал! Григорий Давидович Заферман работал во Внешторге и был командирован в Берлин. Когда Гитлер пришел к власти, он переехал в Париж. По телеграмме Сталина все должны были вернуться в Москву. Он не вернулся. Его семья погибла. В 1969 году он приезжал в Израиль, виделся с Пэнном, приходил к нему в больницу. В 1973 году он снова был здесь. Пэнна уже не было в живых. Но он помогал его жене Рахели. Дядя Григорий познакомил и Моисея, тогда свежего репатрианта, и с вдовой поэта, Рахелью, и с его дочерью Синильгой. "Рахель была очень приятная милая женщина", — сказал Моисей. С Синильгой дружбы не получилось. Больше они не встречались. Почему раньше никто из близких не рассказывал о своем знаменитом родственнике?
Близким не хотелось разрушать легенды Александра Пэнна…
И мы — не будем. Его легенды ему подходили.
* Субботники — члены иудеохристианской секты, или иудействующие, не признающие официальную церковь, считающие Субботу, седьмой день недели, — днем отдыха.
"Еврейский камертон" (ежемесячное приложение к газете "Новости недели")
Страницы: 1 2 3 4 5
https://www.isrageo.com/2013/12/09/alexpan-2/
