Смачные изречения "предводительницы еврейства"
Лилиана БЛУШТЕЙН
Родная тетя моего отца Эсфирь Моисеевна в нашей родне считается средоточием житейской мудрости. Она была своеобразным Беней Криком в юбке. Нет, Боже упаси, к криминалу бабушка Фира никакого отношения не имела. Она, как и бабелевский Беня, говорила мало, но смачно. Правда, в отличие от нескольких гомельских поклонников ее таланта, в моем родном Ленинграде родня была не в восторге от ее изречений. А посему, когда она приезжала к нам в гости, питерцы с тоской ожидали, чем еще порадует публику афористичная бабушка.
Некоторые гомельцы из уст в уста передавали ее первую из вошедших в семейную хронику эскапад. Тогда ее старший сын Юра, холостяковавший года три после развода с его стервозной Раей, привел в дом матери субтильное и нежное существо по имени Таня. Бабушка Фира, с подозрением оглядев ее с ног до головы, вынесла вердикт, обращаясь к Юре:
— Рожать будет тяжело. Может умрет при родах, а ребенка поднимать тебе придется одному. Зачем нам такая?
— Мама, как ты можешь! — возмутился Юра. — Мы любим друг друга.
— Ой, оставь майсы про любовь, — махнула рукой Эсфирь Моисеевна. — Главное рожать детей. Не годится, приводи другую.
Таня, как рассказывают, покраснела от пяток до затылка, и выскочила из дома родителей ее суженого. Следом за ней выбежал дядя Юра.
Они поженились без благословения бабушки Фиры. И хотя Таня родила ей троих внуков-крепышей, растолстела и заматерела, отношение к ней осталось все таким же пренебрежительным. Но они общаются на семейных мероприятиях и тетя Таня делает вид, что очень уважает свою свекровь и прислушивается к каждому ее слову.
Когда младший сын Яша познакомил мать (ее муж-подкаблучник тогда уже почил в бозе) со своей девушкой Юлей, Эсфирь Моисеевна, оценив светлые волосы и голубые глаза избранницы, поинтересовалась у нее:
— Ду бист а гойка?
Юля растерялась, из чего бабушка Фира сделала вывод, что не ошиблась, и переспросила девушку:
— Ты русская?
— Белоруска, — ответила Юля.
Пожевав губами, Эсфирь Моисеевна произнесла эпохальное:
— Хорошего мало. Но наша соседка Тоня вышла замуж за сифилитика — и ничего, не заразилась.
Я бы под землю от стыда от такого провалилась, а вот в родне эту фразу передают как нечто весьма остроумное. Тетя Юля обиду проглотила, а сейчас, когда она живет с бабушкой Фирой в одной квартире, ухаживает за старушкой как за самым близким человеком.
Читайте в тему:
В начале девяностых годов вся белорусская мишпуха во главе с предводительницей еврейства бабушкой Фирой переехала на историческую родину. Эсфирь Моисеевна целыми днями просиживала на скамейке возле дома, впитывая информацию от русскоязычных соседок и делая далеко идущие выводы о политическом устройстве и межэтнических отношениях в Израиле. Она составила свою градацию любви и нелюбви к соотечественникам в зависимости от страны исхода их самих либо предков. На высшей ступеньке неприятия оказались марокканские евреи.
Мало общаясь с бабушкой, ее внучка Женя понятия не имела о шкале ценностей боевой старушки. И когда привела в дом Коби, с гордостью познакомила его с "матриархом" семейства.
Внимательно изучив парня подслеповатыми глазами, Эсфирь Моисеевна поинтересовалась у внучки:
— А чего он такой черный как сапог?
— Почему черный? — надула губки Женя. — Просто смуглый.
— Я сказала "черный" — значит, черный, — топнула ножкой бабуля. — Откуда он?
— Из Холона.
— Нет, откуда приехал.
— Он сабра, родился в Израиле.
— А родители откуда?
— Из Марокко, — чистосердечно призналась девушка, а Коби, услышав знакомое название, радостно закивал.
— Марокканец, значит, — еще сильнее посуровела Эсфирь Моисеевна. — Порадовала, внученька…
— В чем дело, почему твоя бабушка сердится? — спросил Коби.
— Да подожди ты, — махнула на него рукой Женя. — Бабуля, мы любим друг друга. И ты со своими предрассудками нам не помешаешь.
— Ладно, не мне с ним спать, — кивнула старушка. — Твоя тетя Надя тоже привела в дом мишигинера, потом не знала, как от него избавиться. Твоя жизнь — твой сумасшедший.
Не испытывая почтения к сединам, Женя прошипела:
— Бабуля, посмотри на меня в последний раз. Больше ты ни меня, ни Коби не увидишь.
Потом на свадьбе произошло примирение сторон, Эсфирь Моисеевна даже поцеловала Коби, а тот пригласил божьего одуванчика на танец.
… Когда еще немного подрастет моя малышка Мари, я собираюсь приехать в Израиль, впервые прихватив с собой не только чадо, но и моего французского мужа Пьера. Мама настаивает на том, что я просто обязана буду представить его нашей "матриархине", которой в будущем году исполнится сто лет.
— Ты не волнуйся, она не в маразме, — успокоила меня мама. — Дяди Юра и Яша, а также тетя Надя советуются с ней по любому вопросу. Представляешь, она сохранила ясность ума и твердость речи!
— Вот это меня и пугает, — призналась я, вспоминая семейные предания о беспощадных диагнозах бабушки Фиры.
