Дороги, которые нас выбирают
Алиса ГРИН
Фрида опасалась неожиданных звонков в дверь. Она читала русскоязычную прессу, и знала о ворах и жуликах, готовых на любой обман, лишь бы обокрасть или обмануть доверчивых людей. А себя Фрида причисляла именно к таким, доверчивым. Потому, когда трель прозвучала в первый раз, она не обратила на нее никакого внимания — бывают ошибки, у них на площадке четыре квартиры. Затем дверной звонок побеспокоили во второй раз, в третий, четвертый. Стало понятно, что обращение "адресное".
Молчать было тоже нельзя. Фрида знала: иные воры ищут специально квартиры без хозяев, чтобы открыть их отмычкой. Она подошла к двери и громко спросила на иврите:
— Кто это?
— Почтальон, — раздался мужской голос. — Здесь живет Фрида Юткевич?
— Да, — осторожно ответила хозяйка и заглянула в дверной глазок.
— Тебе заказное письмо! Из Соединенных Штатов!
На площадке стоял паренек с большой сумкой. А кто их там разберет — почтальон он на самом деле или нет. Фамилию ведь можно прочесть на почтовом ящике. Правда, имени там нет…
Фрида отогнала последние сомнения и открыла дверь. Явно раздосадованный долгим ожиданием, парень сунул ей в руки листок с ручкой, где полагалось поставить подпись, и вручил странный длинный конверт с неизвестным почтовым символом в правом нижнем углу.
Вернувшись в спальню, Фрида села в кресло и распечатала послание. Текст был на русском языке, хотя чувствовалось, что писал его человек, давно уже не прибегавший к помощи эпистолярного жанра, как и самого языка (недаром она в свое время окончила филологический, и до сих пор интересовалась русским новоязом), посему письмо несло в себе некий старомодный оттенок.
"Уважаемая госпожа Фрида Юткевич!
Я, Алекс Заславский, сын Самуила Заславского, разбирая после смерти архив моего покойного отца, к удивлению своему и своих домочадцев обнаружил, что не являюсь его единственным сыном. Оказывается, у меня есть сводная сестра — Фрида Юткевич, то есть, вы.
Движимый интересом и надеясь узнать неизвестные мне подробности, я взял на себя труд посредством частного агентства разыскать вас. Нанятые мной люди, после некоторых поисков, обнаружили ваше пребывание в государстве Израиль. Сегодня я располагаю вашим адресом и номером домашнего телефона. Спустя два дня после получения данного письма, в восемь часов вечера по вашему местному времени, я позвоню на предоставленный мне номер. Если вы сочтете возможным говорить со мной, то поднимите в указанное время трубку. Если нет, то не подходите к телефонному аппарату. Никаких претензий на сей счет у меня не будет.
С наилучшими пожеланиями здоровья и благополучия, Алекс Заславский".
Нельзя сказать, что текст письма, как и само послание, удивили Фриду — они ее буквально огорошили. И тут же, неким смутным облаком, явилось давнее воспоминание из безвозвратного прошлого…
* * *
Рахель преподавала в начальных классах. Время было послевоенное, тяжелое, еще в ушах эхом продолжали звучать сводки Информбюро, произнесенные торжественным голосом Левитана (именно таким он сообщал о взятии вражеских городов и новых победах), но жизнь уже начинала налаживаться, несмотря на всеобщий дефицит, разруху и голод. А также полное смятение во многих умах.
В небольшом южном городке, где жили Рахель с мамой, по сравнению с разоренными мучительной войной западными областями страны, было относительно хорошо. Его напрямую не коснулись военные действия и многие бедствия, о которых не понаслышке знали бежавшие сюда люди, казались страшными сказками, которым не место в действительности.
Рахель считалась красавицей. Большие зеленые глаза, тяжелая русая коса, с трудом укладываемая на затылке, точеная фигурка. Несмотря на время, когда в самом большом дефиците были мужчины, парни на нее засматривались. Но девушка придерживалась строгих правил (мамино воспитание) и грезила об одном единственном. Именно он вскоре и возник на горизонте в виде улыбчивого паренька, электромонтера по специальности, блистательно владевшего гитарой. Звали его Сашей, хотя по паспорту он числился Самуилом. Последнее очень устраивало маму, не представлявшую себе, как ее дочь сможет выйти замуж за человека иной национальности.
Самуил Заславский поселился в двухкомнатной квартирке у жены и тещи (там скорее было полторы комнаты, чем две), а через девять месяцев родилась Фрида.
Нельзя сказать, что совместная жизнь Рахели и Саши-Самуила складывалась плохо. Наверное, они жили как все в те нелегкие времена, радуясь каким-то мелочам, и надеясь на лучшее будущее. Возможно, подобное течение жизни не изменилось бы в ближайшие годы, если бы не дотошная соседка Сима, муж которой пропал на фронте в конце сорок первого.
Как-то она остановила Рахель в подъезде и, издалека начав разговор (о безумных ценах на рынке, само собой), неожиданно спросила:
— А ты в курсе, что "твой" к Ирине захаживает?
— К какой Ирине? — не сразу поняла Рахель, хотя было ясно, что разговор может идти только об Ирине Скрябиной, соседке по лестничной площадке.
— К той, которая напротив, — усмехнулась Сима. — Я сама несколько раз видела, как он в ее дверь шмыгал. Сначала тихонько постучит пальчиком, будто сигналит, а потом и промелькнет. Имей в виду!
Ирина в доме пользовалась плохой репутацией, слыла гулящей женщиной, и от нее можно было ожидать чего угодно. От нее, но не от Саши!
В тот же вечер Рахель поделилась своими сомнениями с матерью.
— Ты же знаешь Симу! — ответила та. — Старая сплетница! Разве ее можно слушать, разве ей можно доверять?! Не бери в голову! Она все, что хочешь, способна насочинить, лишь бы твоему счастью помешать. Своего ведь уже не будет!
Доводы мамы казались разумными, но Рахель решила проверить собственные подозрения. Однажды она подкараулила возвращение мужа (обычно он приходил в семь часов, потому начала высматривать с пяти) и заметила, как Саша осторожно вошел в подъезд, поднялся по лестнице, и встал возле двери напротив. Спустя несколько секунд ее открыли и он туда "прошмыгнул". Рахель, недолго думая, подождала минут десять и сама позвонила в соседскую дверь, за которой располагалась коммуналка на несколько семей. Только нажала на кнопку звонка не Ирины, а ее соседки, Ольги Афанасьевны.
— Что-то случилось, Раечка? — поинтересовалась старушка.
— Одну вещь хочу проверить, — призналась Рахель. — Можно?
— Да проверяй сколько душе угодно, — махнула рукой Ольга Афанасьевна. — Это по поводу электричества или водоснабжения? Общественная нагрузка?
— По поводу своего мужа, — пояснила молодая женщина и, рывком открыв дверь Ирины, застала своего Сашу-Самуила прямо в постели, причем в позе, не оставляющей никаких сомнений… Не скажешь, что пришел починить проводку или по-дружески исправить утюг.
— Ага! — констатировала Рахель и вернулась к себе. А спустя пять минут на лестничной площадке появились два Сашиных чемодана и рюкзак, набитые его вещами. Заславский постоял возле них, повздыхал, и, взяв, ушел. Особых угрызений совести он не испытывал. Возможно, они ему были просто незнакомы.
Развелись "молодые" быстро и без особых проблем. Фрида, разумеется, осталась с мамой, а Самуил обязался аккуратно выплачивать на девочку алименты. Чем и ограничился до восьмилетнего возраста.
Но вот когда Фриде исполнилось восемь, неизвестно какая муха его укусила, и Заславского обуяло непреодолимое желание общаться со своей дочерью. Рахель и ее мама были категорически против. Так началась эта продолжительная и яростная борьба, оставившая тяжелый след в памяти девочки.
Самуил поджидал Фриду на переменках, пытался дарить подарки и конфеты, норовил встретить после уроков. В ответ Рахель и ее мама стерегли ребенка как зеницу ока, не подпуская к ней Заславского. Чего только не было предпринято с обоих сторон…
Мама и бабушка убеждали девочку, что этот дядя, пытавшийся представиться ее папой, на самом деле страшный и мерзкий тип, желающий Фриде только зла. Их страшилки, усиленные воображением ребенка, приводили к бессонным ночам и плохому аппетиту. Образ отца из-за подобных предубеждений казался смазанным и проступал лишь в каких-то смутных обрывках — высокий, смугловатый человек в смешной шляпе и широких брюках. Однажды, уловив момент, когда на переменке рядом с ней никого из "старших" не оказалось, Заславский подошел к Фриде и произнес странную фразу:
— Дело в том, девочка, что нам только кажется, что мы выбираем себе дороги. На самом деле, дороги выбирают нас!
Много позже, уже в студенческом возрасте, Фрида долго искала в классическом рассказе известного американского писателя эти строчки, но так их и не нашла. Очевидно, отец баловался на досуге творческими изысками, "улучшая" О.Генри.
Борьба за девочку закончилась судебным процессом (Заславский в законодательном порядке пытался осуществить свое право видеться с дочкой). Рахель представила свидетелей измены мужа, описала, какое впечатление он производит на девочку, и приложила справки от врачей. Судья, толстая женщина, от которой совсем недавно ушел муж, "вошла" в ее положение и не удовлетворила иск Заславского. А чтобы прервать с ним все связи окончательно, Рахель письменно отказалась и от полагающихся Фриде алиментов.
С тех пор об отце Фрида ничего не слышала. Да и не хотела слышать, откровенно говоря. Был — не был, какая разница? В то послевоенное лихолетье многие дети не могли похвастаться их наличием.
Много позже, уже умирая, Рахель прошептала дочери:
— Будешь смеяться, родная, но я ведь никого кроме Самуила и не любила… Никого и никогда. Потому, верно, и всем ухажерам отказывала — с какой бы стороны они ни подходили.
— А каким он был, Самуил? — отчего-то вдруг спросила Фрида.
— Веселый, заботливый, пел здорово, — ответила мама. — Вот только бабник ужасный, тут ничего не поделаешь… Потом, я случайно узнала, он многих женщин "навещал". Ирина — всего лишь один из напрашивающихся вариантов, удобно — далеко ходить не надо…
С этими словами Рахель и закрыла свои глаза. Насовсем. Странно, конечно, что напоследок они говорили именно о нем, о человеке, которого до того почти никогда не упоминали.
* * *
В тот же вечер Фрида позвонила сыну Лёне. Тот обещал подъехать завтра же.
Сын приехал вместе с внуком Гаем. Невестка Светлана давно была в "контрах" со свекровью и предпочитала ее избегать. Даже в таком, "экстремальном", случае. Вот и сегодня осталась дома, хотя Фрида знала, что в эти часы она не работает.
— Привет, ба! — сказал внук. — Выходит, у нас есть родственник в Америке! Классно!
— Я так и не понял, — заметил сын, пробежав взглядом письмо. — Какая у него цель, у этого Алекса?
— Не знаю, Лёня, — вздохнула Фрида. — Судя по всему, человек хочет что-то узнать, выяснить…
— А почему он свое "мыло" не приписал? — спросил внук. — Я бы с ним стал "перекидываться"!
— Значит, он хочет говорить с бабушкой, а не с тобой, — оборвал сына Леонид. — Вероятно, Алекс просто не знает о твоем существовании.
— Так и поверю! — усмехнулся Гай. — Знаем мы америкосов! Они дотошливы, как черти. И если он нанял людей для поисков бабушки, то, не сомневайтесь, они уже не только о ней все ему сообщили, но и о нашей семье тоже, включая годовой доход и подробности из больничной кассы. Подобные услуги у таких фирм идут "одним пакетом".
— Не думаю, что так далеко пролегло любопытство моего брата, — усмехнулась Фрида, отметив про себя, что впервые применила это, новое для нее, слово.
— А если он собирается перебраться в Израиль? — прикинул Леонид. — Сейчас в США стагнация, начинается экономический кризис, да и "Сохнут" вовсю агитацию там проводит… А здесь у него настоящие родственники, от которых можно ожидать реальной помощи!
— Ну, ты и сказал, па! — засмеялся Гай. — Он что, больной? У нас в семье раньше, вроде, психов не наблюдалось!
— Весьма сомнительная версия, Лёня, — поддержала внука Фрида.
— Ладно, — сдался сын. — Что ты собираешься делать? Поднимешь трубку?
— А почему нет? Ты сам как думаешь?
— Я бы тоже поднял, — пожал плечами Леонид. — Вдруг последует какое-нибудь интересное предложение?
— Точно! — покачал головой Гай. — Па, ты прыгаешь из одной крайности в другую! Нас всех перебрасывают на жительство в Нью-Йорк и тебе гарантируют место бизнес-менеджера в ведущей американской компании! Тебе бы компьютерные игрушки сочинять, а не над цифрами биться!
Фрида только улыбнулась. Зря она побеспокоила близких. Их мнение можно было предсказать заранее.
— Но если нужна будет какая-нибудь наша помощь, — на прощание заверил Леонид, — то мы всегда!..
— Всегда и везде! — махнул рукой внук. — Пока, ба!
* * *
Телефонный разговор с Алексом Заславским получился каким-то скомканным. Может, из-за того, что Фрида к нему специально не готовилась, или по какой-то иной причине. Трудно незнакомым, чужим по сути, людям найти некие общие ноты, способные пробудить живой диалог, насыщенный желаемыми эмоциями. В итоге — "чистая информативка", как точно сформулировал впоследствии Леонид. Алекс спрашивал, она отвечала. О том, о сем… Больше всего об отце, о котором ей мало что было известно.
В заключение Алекс Заславский попросил разрешения навестить ее. Мол, "имеется вакансия" и ему захотелось "посетить государство Израиль". Фрида сказала, что рада будет его видеть. Ответ был дежурный, скорее всего, формальный, но, как ни странно, спрашивающий ухватился за него и объявил, что собирается приехать в ближайшее время, точнее, в будущем месяце. О дате вылета сообщит дополнительно.
"Наверное, считает меня древней старухой, способной вот-вот отправиться к праотцам, — подумала Фрида. — Неужели сыщики ему мой возраст исказили? Или сам чего-то недопонял? А, может быть, решил, что я, после замужества жившая в Белоруссии, совсем рядом с Чернобыльской зоной, долго не протяну? У них ведь такое пишут — невольно фантазия и взыграет".
Трудно сказать, что Фрида была рада возможному визиту брата — он, сам визит, мог лишь доставить ей дополнительные хлопоты, которыми и так жизнь до предела насыщена. Хотя, любопытство и у нее имелось, и оно требовало удовлетворения.
* * *
В аэропорту Фрида встретила широкоплечего, чуть лысоватого уверенного в себе мужчину, не снявшего с себя пиджак и галстук под жарким августовским солнцем. Внешне он ничем не напоминал Самуила Заславского (по крайней мере, по тем крупинкам памяти, оставшимся от детства).
Леонид, приняв чемодан гостя, быстро ушел к машине, оставив их одних. Тактичность была одной из положительных качеств сына, которыми Фрида гордилась.
Алекс был выше ее, и она все время задирала голову, словно примериваясь. Такой моложавый, стройный, подтянутый…
— Я на двенадцать лет младше вас, — сказал гость, будто прочитав ее мысли и тут же, немного виновато, добавил. — Это был напрашивающийся ответ.
— Вы отлично владеете русским, хотя, чувствуется, давно им не пользовались, — неожиданно для себя выдала комплимент Фрида.
— Вы правы. Мы с родителями всегда старались говорить по-английски. Так легче адаптироваться к окружающему миру. С тех пор, как в семьдесят втором уехали в США. Но в последние недели, учитывая обстоятельства, я, как говорится, "поднахватался", и теперь полностью "в теме". Пришлось для обретения языковой практики несколько дней находиться в русскоязычной среде: собеседники, телевидение, газеты…
"А он не заносчивый, — с удовлетворением отметила Фрида. — Выходит, и у меня есть брат".
* * *
Дабы не стеснять родственников, Алекс остановился в гостинице (заранее забронировал номер), но из выделенных на поездку шести дней большую часть старался быть вместе с Фридой. Они много говорили о Самуиле Заславском.
Отец представал разным в их воспоминаниях. По словам Рахели (сама Фрида мало что помнила), Самуил был веселым, бойким, жизнелюбивым затейником. Алекс же помнил сдержанного и нудного педанта, ведшего очень скромный образ жизни. Жена Самуила, мать Алекса, умерла спустя семь лет после переезда в Америку, и они какое-то время жили вдвоем, откладывая каждый доллар. Из-за этого между отцом и сыном часто возникали конфликты, что, в конце концов, и привело к разрыву отношений на дюжину лет. Лишь когда Алекс женился, и у Самуила появились внуки, он пошел на "мировую" с сыном.
— За несколько дней до смерти, а отец лежал в клинике Санта-Роза, мы навестил его, — рассказывал Алекс. — Медицина у нас на высшем уровне даже в государственных больницах, не говоря уже о частных медицинских центрах, но они ничего не могли поделать… Отец был в сознании, но оно почему-то искривило его восприятие в каких-то деталях. Он узнал свою невестку Джейн, внуков Тима и Хенди, а меня принял за какого-то друга Петра, и все допытывался: как поживает сын, все ли с ним в порядке?.. И сколько я ни пытался объясниться с ним — ничего не получалось… Осталось очень неприятное ощущение.
— Сочувствую вам, — кивнула Фрида. — Всегда мучительно больно терять близких тебе людей.
Но вот они с Алексом "близкими" так и не стали. Не было того самого, "кровного восприятия", на которое, может быть, втайне Фрида надеялась. Все произошло примерно так, как прогнозировал любивший все заранее просчитывать Леонид: прилетит чужой человек, побродит по городу, задаст два десятка никому ненужных вопросов, покритикует Израиль, и уберется восвояси, оставив на память несколько дешевых сувениров.
Совпало почти все. Вплоть до фразы, брошенной им однажды вечером:
— Государство Израиль — лишняя головная боль для Штатов. Если бы не его существование и не страдания палестинского народа, мировой исламский терроризм никогда бы не смог получить глобальное развитие.
Правда тут же, виновато (у него имелась такая привычка), пояснил:
— Так считаю не я, а некоторые из наших ведущих политологов.
Словно переложил ответственность на кого-то иного. Фрида смолчала. Ничего с ними не поделаешь, с политкорректными американцами, голосующими за Демократическую партию, — зачем обижать гостя и "накалять страсти". Все равно, каждый останется при своем.
* * *
При своем и остались. И только в аэропорту, в последний миг, когда Алекс встал в очередь к входу в терминал, внутри у Фриды что-то кольнуло. Непонятное, тревожное, ранее неосознанное чувство. Связано оно было с ясным ощущением, что больше никогда в жизни она не увидит этого человека, да и вряд ли будет с ним перезваниваться-переписываться. Словно нечто обрывается, еще не успев расцвести и окрепнуть. Зеленоватым лепестком, невесть как прорезавшимся на старом, засохшем древе…
Возможно, Алекс почувствовал в тот момент схожий по силе позыв. Уже подходя к стойке сдачи багажа, он напоследок обернулся, но тут его закрутило-завертело оформление посадки, а потом он уже не смог разглядеть через толпу ту женщину, о существовании которой никогда даже не помышлял.
